Но мне не приходится выбирать. Один из многих, многих недостатков Школы Колдер – это то, что мы мало что можем выбирать. Кажется, Моцарт думает, что последние двадцать четыре часа это изменят, но сам я настроен менее оптимистично.
Как будто, подумав о директрисе нашей школы, я тем самым призвал ее, на пляже, недалеко от нас, мерцая, открывается портал.
Похоже, прибыла кавалерия.
Клементина напрягается, и я прижимаю ее к себе еще крепче. Если бы я мог избавить ее от этого, я бы это сделал. Я избавил бы ее от всего, что причиняет ей боль.
Но – кто бы мог подумать – из портала выходит не мать Клементины, а Каспиан, нагруженный аптечками для оказания первой помощи и едой. За ним следуют несколько учителей Школы Колдер, и вместе они поднимаются, увязая в песке, в верхнюю часть пляжа, меж тем как портал закрывается.
Как и все в этой школе, это кавалерия второго сорта.
– Клементина! Джуд! – кричит Каспиан, заметив нас. Он пытается ускорить шаг и падает ничком, уткнувшись лицом в большой пакет картофельных чипсов с маринованным чесноком. – Мы пришли, чтобы спасти вас!
– О, ты так это называешь? – тихо бормочу я.
Клементина тыкает меня локтем в ребра.
– Веди себя прилично, ведь он старается помочь.
Я в ответ закатываю глаза, но оставляю свой сарказм при себе, как она и просила. К тому же не Каспиан виноват в том, что последние двадцать четыре часа прошли именно так, а не иначе. Если ему хочется думать, что он спасает нас, то я далек от того, чтобы разубеждать его.
Мы смотрим, как он встает, делает два шага и опять падает.
– Пошли, – говорю я, помогая Клементине встать. – Давай спасать этих горе-спасателей.
Боюсь, если мы предоставим его самому себе, то он, чего доброго, расшибется – не говоря уже о том, что мы застрянем здесь до следующего урагана. Мы спускаемся по пляжу к ее кузену, и пока я помогаю ему встать на ноги, Клементина подбирает все припасы, которые он на своем пути уронил на песок.
– Я так рад, что вы все здесь! – восторженно восклицает он, когда мы доходим до остатков стены. – Я знаю, это было ужасно, когда вы сидели здесь без электричества, но не беспокойтесь. Скоро сюда прибудут все остальные, и мы все приведем в норму.
Если под приведением всего в норму он имеет в виду возвращение к тем паскудным порядкам, которые царили здесь прежде, то пусть лучше все остается как есть. Мы бы совершенно точно предпочли этот вариант.
– Кто такие эти остальные? И где моя… – голос Клементины срывается, но я знаю, что она собиралась сказать.
Как, ясен пень, и Каспиан.
– Твоя мать в полном порядке, честное слово, – заверяет он Клементину. – Она собиралась явиться, но некоторые проблемы, возникшие в последнюю минуту, задержали ее и моего отца на складе. Но скоро ты ее увидишь. Нам только надо всех собрать и…
На этот раз замолкает уже он сам.
– Мы нашли всех, кого смогли, – говорит ему Клементина, и голос ее звучит хрипло. – Мы перенесли все тела, которые смогли, в спортзал. Местоположение всех остальных останков отмечено. Полный их перечень есть у Дэнсона.
Она дрожит, и я знаю, что сейчас она думает об Эмбер и обо всех остальных, которым мы не смогли помочь.
– Нам надо отправить нескольких учителей на поиски Жанов-Болванов, – говорю я, успокаивающе потирая спину Клементины. – Они где-то прячутся, но многие из этих смертей – это их вина.
– Многие? – У Каспиана округляются глаза. – А сколько всего было смертей? И что именно они сделали?
Я даже не знаю, что на это ответить, так что просто качаю головой. Я знаю, что в конечном итоге мне придется рассказать об этом, но только не сейчас, когда я все еще ясно вижу то гребаное чудовище, сжавшее зубами Эмбер.
Клементина переминается с ноги на ногу, словно собирается ответить на вопрос, на который тяжело дать ответ, но прежде чем она успевает это сделать, до нас доносится голос Анри.
– О-о-о, завтрак! – Я поворачиваюсь и вижу, как Анри и двое других мужчин в бархатных домашних куртках и тапочках с монограммами неуклюже пробираются между обломками стены, направляясь на пляж. В одной руке каждый из них держит бокал с «кровавой Мэри», а в другой старомодный бумажный веер. – Мой милый мальчик, ты случайно не принес французских булочек с шоколадом? – спрашивает он Каспиана. – Я немного проголодался после всех этих партий в оракульский вист. Когда ты столько раз побеждаешь, это пробуждает аппетит.
На лицах остальных двух мужчин написано немалое раздражение, и тот, который одет в домашнюю куртку рвотного зеленого цвета, сердито ворчит:
– Я уже начинаю жалеть, что мы так усердно тебя искали.
– Усердно? А мне кажется, что вы совсем не торопились, – фыркает Анри.
– В самом деле? – огрызается второй мужчина, цвет домашней куртки которого напоминает цвет мочи. – В следующий раз мы так и оставим тебя запертым в этом коврике. И сделаем так, чтобы он оказался в таком доме, где держат несколько собак, имеющих склонность мочиться на что ни попадя.
– Вы не посмеете! – говорит Анри, выглядя глубоко оскорбленным.
– Посмотри в свой хрустальный шар, – говорит тип в рвотно-зеленом. – Он покажет тебе, что мы посмеем сделать, а что нет.
Каспиан широко раскрыл глаза, глядя то на одного из этих троих, то на другого. И я должен сказать, что если это и есть те, на предсказания которых полагается наш мир, то неудивительно, что дела в нем идут так погано.
– Что здесь происходит? – спрашивает Каспиан, глядя то на одного из них, то на другого. – Кто вы такие? Как вы попали сюда? И с какой стати мне приносить вам какие-то французские булочки?
Похоже, Анри задет этими вопросами, но прежде чем он успевает придумать колкий ответ, в нескольких футах от нас открывается еще один портал. Пару секунд спустя из него вырывается клуб мерцающего дыма, осыпав Каспиана блестками.
Тип в рвотно-зеленом удивленно отшатывается.
– Черт побери, это еще что?
– Наш самый главный спонсор, кто же еще, – фыркает Каспиан. – Она настояла на том, чтобы осмотреть кампус после шторма. Думаю, она хочет осмотреть здания и сооружения, чтобы определить, насколько большим должен быть ее взнос.
– С каких это пор у нас появились спонсоры? – в недоумении спрашивает Клементина.
– А как иначе нам, по-твоему, удалось бы так быстро вырастить обитателей нашего великолепного зверинца? – задает вопрос Каспиан. – Мадам Z не терпится его увидеть.
Клементина искоса смотрит на меня, словно спрашивая: кто ему скажет, ты или я?
Я киваю ей в знак того, что предоставляю ей сообщить эту новость, но прежде чем она успевает сказать, что зверинец накрылся медным тазом, из портала вылетает град имеющих форму буквы «Z» крупинок этого гребаного блестящего сухого корма, которым мы кормили чудовищ.
– Идите к мадам, мои золотые! – произносит низкий звучный голос. – Мадам так рада видеть вас!
И откуда ни возьмись три оставшихся Жана-Болвана подбегают к порталу и ныряют в него.
Я не уверен, их ли она звала или каких-то своих давно потерявшихся собак, но в любом случае меня так и подмывает последовать за ними, чтобы надрать им задницы раз и навсегда.
Я не делаю этого только потому, что знаю, какой ад их ждет. Посмотрим, что от них останется – и останется ли что-то вообще, когда она разберется с ними.
– Значит ли это, что чтобы найти их, нам достаточно было бросить на землю этот сухой корм? – в недоумении спрашивает Клементина.
– Это были Жаны-Болваны? – говорит Саймон, подошедший к нам со спины вместе с остальными нашими друзьями. – Может, нам последовать за ними?
– Что-то подсказывает мне, что очень скоро они снова окажутся здесь, – отвечаю я.
– Что тут происходит? – спрашивает Моцарт.
– Наконец-то на этот остров прибыл человек, обладающий хоть каким-то аристократизмом, – замечает тип в куртке цвета мочи, выпрямившись и проведя рукой по своей блестящей лысой голове.
– Может быть у нее есть профитроли, – с надеждой в голосе предполагает Анри, но я отлично знаю, что это не так.
Потому что этот голос не спутаешь ни с каким другим, я знаю, кому он принадлежит, и она не из тех, кому нравятся профитроли.
Я поворачиваюсь к Клементине.
– Мне очень жаль.
На ее лице отражается растерянность.
– О чем ты? – Но она сжимает мою руку жестом, ясно говорящим: Я-всегда-с-тобой.
Я не успеваю ответить, потому что в это мгновение из портала выходит высокая женщина в брючном костюме, расшитом серебряными блестками.
Стало быть, теперь она известна как мадам Z. Но я знал ее под другим именем. Зельда, она же мама, она же моя мать.
Та самая мать, которую я ни разу не видел и которая ни разу не связывалась со мной с тех самых пор, как десять лет назад она высадила меня на этом острове с гобеленом и наставлением больше никого не убивать. Именно так это произошло, именно так конфузно – и так ужасно.
Не могу сказать, что мне ее недоставало.
Я смотрю на нее, пока она приближается ко мне. Если не считать того, что ее светлые волосы стали совершенно седыми, она выглядит точно так же, как и прежде, вплоть до блесток на одежде и явной зацикленности на самой себе.
Она останавливается в нескольких шагах от нас, чтобы оценить ситуацию. Ее взгляд перемещается с меня на Клементину, затем на Анри. И первое, что она говорит мне за все эти десять лет, это очень язвительное:
– А я и не знала, что пришло время знакомиться родителям.
Поначалу я не понимаю, о чем она, черт побери, толкует. Но затем Анри вздыхает и говорит:
– Что ж, похоже, это больше не секрет. – Он раскрывает объятия. – Иди к папе, моя милая Клементина.
Клементина напрягается, крутя головой и глядя то на Анри, то на мою мать, как будто перед ней идет игра в пинг-понг.
– О чем вы говорите? – наконец выкрикивает она. Она хватает меня за руку и сжимает ее так сильно, что, наверное, перекрывает кровообращение, но я ее не виню. Мы думали, что все дерьмо закончилось вместе со штормом, но похоже, нам надо приготовиться к новому раунду. Но тут в ее глазах вдруг вспыхивает понимание. – Погодите…