Послышался стук. Освещение вернулось.
На месте проклятой старухи в углу прямо на полу лежало «сокровище» Самсона.
Бабушкина трубка.
Глава 7
Несмотря на то, что мы с доктором Константином занимали позиции по разные стороны баррикад, теперь, мысленно возвращаясь в свой давно преданный забвению детский опыт, я все чаще думал о его словах:
«Гоняясь за призраками, ты перестаешь замечать реальных людей вокруг себя. Однажды для осознания станет слишком поздно – даже живые присоединятся к рангу тех, кто тебя интересует больше всего».
Естественно, в тот момент времени он имел в виду себя и Джима.
Но сейчас, имея неплохую коллекцию уже разрешенных жизненных трудностей за плечами, я мог взглянуть на эту позицию шире. С той самой стороны, что категорически мне откликалась.
Я в действительности предпочитал копаться в прошлом давно ушедших и погружаться в ту боль, что успела хорошенько выветриться за последние двести лет. Полностью игнорируя то, что на самом деле могло являться львиной долей причин моих психологических трудностей. Ответ на вопрос «Почему?» был очевидным: так было легче.
Все это время история семейства Бодрийяров представляла из себя ярчайший образец той самой защитной копинг-стратегии.
Казалось, что в этом и состояла мирская суть.
Мы были готовы выслушивать посторонних, зарываться в чужие несущиеся потоки боли, анализировать их подетально и даже искать решения. Лишь до того момента, пока происходящее не становилось частью нас. Но стоило нам лишь на мгновение ощутить свою сопричастность – мы предпочитали избегание. Прятались, молчали или придумывали альтернативные объяснения. Все что угодно, лишь бы только не начинать свой путь выздоровления с того самого места, которое и представляет собой главную болевую точку.
Однако в моем случае без этого было не обойтись.
Все было связано. И даже если на данном этапе, встретившись и объединившись с Джереми, я начал разбирать свой внутренний пазл с конца, в начало так или иначе мне приходилось возвращаться.
Я проглотил эту травму. Съел эту боль, но не пережевал и не выплюнул. И только сейчас, навсегда поставив точку в «альтернативной реальности», я был готов добежать до старта. И, наконец, ответить себе на вопрос: «Почему все это всегда происходило именно со мной? Не с Риком, не с Джией, не с Гордоном? Почему никто из моего окружения самых нормальных людей (при всем уважении, дядю я в счет не брал) никогда не сталкивался ни с чем подобным? И почему же Иви оставалась рядом все эти годы, ни капли не считая меня странным?»
Банальная фраза о том, что «все родом из детства», здесь была как никогда кстати.
– Мря!
Лютер утомился от моего хождения из угла в угол и, забравшись на журнальный столик, удобно приставленный к дивану, громко и ржаво выразил свой протест.
– Я не специально, – тихо оправдывался я перед котом. – Мне правда плохо.
– Ого!
Гостиная и кухня в доме Оуэна были практически единым пространством. Небольшая декоративная полуарка в счет не шла. В проем все было хорошо видно. Вот и сейчас я мог наблюдать за тем, как Оуэн пытается приготовить для меня скрэмбл[6] и ничего не спалить. А также слышать его безосновательно восхищенные возгласы.
– Это звучало очень по-взрослому! – так же инициативно продолжил он. – То, что тебе плохо, – естественно. Мне плохо даже от одного словосочетания «доктор Константин», а ты уже через час к нему выезжаешь.
– Мне плохо не из-за этого. – Я с шумом выдохнул, взял Лютера на руки, давая питомцу возможность удобно расположить передние лапы на моем плече, и прижал его к себе покрепче. – Ты же уже все понял из моих ломаных диалогов с Лолой, давай не играть в Мистера Букву.
– Понял, конечно. – На кухне запищала плита. – Просто пытаюсь решить, стоит ли поднимать эту тему или же, в рамках ситуации с Иви, это будет лишним.
– Это все одно и то же.
Я проследовал на кухню и устроился за столом. Завтрак был подан. Оуэн разложил блюдо на тарелке так, что подгоревшую сторону было почти не видно.
Но я чувствовал адский голод и съел бы все, будь оно хоть полностью черного цвета.
– Отпусти кота только, – улыбнулся мне дядя, присаживаясь напротив. – И приятного аппетита.
– Спасибо.
Я аккуратно спустил Лютера с рук и тот устроился в моих ногах, принявшись охотиться на домашние носки.
– Ты хочешь об этом поговорить или все же нет?
– Ну, записывать все свои всплывающие воспоминания на кассеты для того, чтобы передать их тебе, я не буду, так что…
Джереми закатил глаза.
– Боузи, что ты имел в виду под фразой «одно и то же»?
– Твой опыт научил меня тому, что все, что с нами происходит, чаще всего связано между собой. Одно как бы вытекает из другого.
– Это верно. – Оуэн сдвинул брови. Очевидно, то, что я не говорил прямо, его не устраивало.
– Собственно… – снова шумно выдохнув, я взял вилку в руки. – В моем детстве все было не так уж и просто. Но до ситуации с Иви я как бы старался… об этом не помнить. Я и сейчас могу восстановить события лишь частично. Я хочу сказать, я только начал этим заниматься. И пока что мне доступно совсем немного.
– Значит, – прищурился Джереми, – с Иви в твоем приюте произошло что-то плохое?
– В том-то и дело, – я пожал плечами. – Ей повезло. Нам троим повезло. Мне, Иви и Тине.
– Сколько же вас было изначально?
– Шестеро.
– Ты хочешь сказать, что…
– Что с другими детьми случилось что-то необратимое. Все верно.
Мужчина отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула.
Тема насилия над младшими, как я знал, давалась ему тяжело даже в рамках диалога, по понятным причинам. В конце концов, дневник Реймонда он прочесть так и не рискнул.
– Так. – Оуэн откашлялся и сжал свою переносицу большим и указательным пальцами. – Это было сексуальное насилие?
– Нет! – я в страхе покачал головой. – По крайней мере, я не думаю, нет. Это была… религиозная организация. Называлась «Приют сестры Александры».
– Услышал. – Он не поднимал на меня глаз. – Адрес? Имена оставшихся троих детей? Может быть, еще какая-то осязаемая конкретика?
– Тиг – близнец Тины, Ада и Самсон. Адреса я не знаю и запомнить не мог. Мы жили в большом, старом доме. Что-то сравнимое с особняком Бодрийяров по масштабам, но ремонт был сильно вычурней… И везде эти… Обои с цветочками.
– Цветочки нам помогут вряд ли…
– Я понимаю, – я вдохнул, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, руки холодеют, а к лицу, напротив, стремится кровь. Прилив адреналина. – Про сестру Александру и так ясно из названия организации. Благодетелем, который предоставил дом для нашего проживания, был некий «господин Камерон».
– Как?
– Камерон.
Джереми нахмурился.
– Нет, пока ничего знакомого.
– Ну, еще бы. – Я сжал челюсть, пытаясь дышать через нос, и помолчал пару мгновений. – Извини, это дается мне непросто.
– Я понимаю. Но если тебе становится хуже, значит, мы подбираемся к сути. Что делал этот господин Камерон?
– Проводил послушания.
– «Послушания»?
– Индивидуальные занятия.
– И что на них, эм… Преподавали?
– Я не знаю. Я не успел посетить ни одно из них.
– Дьявол. Ну хоть что-то.
Мой дядя поднялся со стула и подошел к окну. Так он часто поступал во время наших с ним диалогов в кабинете на втором этаже клуба. Далее он собирался говорить со мной только из-за спины.
– Иви была каким-то образом травмирована этим Камероном?
– Не знаю… – я задумался. – Мы все были, в той или иной степени. Все началось с Самсона и потом… Знаешь, мы видели странные вещи. Все дети, кроме меня, были глубоко религиозны, а потому сводили все то к Божьей каре, то к Божьему чуду. Например, они утверждали, что Герман – мой ангел-хранитель. Или просто Хранитель. И что у них есть такие же. Родственники, которых они никогда не видели.
Вопреки моим ожиданиям, Джереми тревожно обернулся:
– Повтори, пожалуйста?
– Родственники, которых они никогда не видели.
– Нет, не это. То есть это тоже важно, но я хотел спросить о другом. Ты упомянул Германа.
– Да, – я кивнул. – Что тут странного?
– Ты никогда не говорил о том, что видел его в детстве.
– Сколько себя помню. Ну, – я сдвинул брови. – Я не знал, что это Герман, конечно. Но я отчетливо помню, что он меня защищал.
– Ты хочешь сказать, что вспомнил обо всем не в двадцать два года, как я?
– Нет, – я пожал плечами. – Он был со мной всегда. В виде тени. В виде, гхм, руки помощи, я не знаю. Но он был. И тогда я знал, что это – мой дядя.
– А потом?
– А потом…
Я закрыл глаза, пытаясь понять, что конкретно из внутренних позывов заставило меня замолчать. Секунда. Две. Три.
Ничего.
Темнота.
И осознание.
– Я забыл, – я испуганно посмотрел на Джереми. – Я забыл об этом! А когда стал ходить на терапию к Константину, то начал вспоминать, но он убедил меня, что это – мой внутренний режим.
– Внутренний… чего?
– Не важно, это… схемная терапия. Не имеет значения.
Заметив, что я слегка потерялся в собственных размышлениях и теперь начинал из-за этого нервничать, Оуэн увел тему в иное русло:
– Ты сказал, что другие дети тоже видели этих… Хранителей?
– Да, – в подтверждение я кивнул. – У Самсона была бабушка, у близнецов – сестра, у Ады – папа.
– А у Иви?
– Я… не помню.
– Боузи, ты уверен, что другие дети видели то же, что и ты? Это не было игрой?
– Я уверен. Бывали моменты, когда мы могли увидеть чужого ангела-хранителя, но всего лишь раз. И потом – больше никогда.
– Почему же?
Я промолчал. Пробелы в воспоминаниях не позволяли мне смириться с тем, что я уже смог восстановить в своей голове. Отказывались выдавать неосознанный ужас за реальную картину произошедшего.
– Боузи.