Но ножниц, шила или, на худой конец, простого ножа… ничего полезного не нашлось ни в одном из предметов интерьера. Всюду оказывались медицинские принадлежности, жидкости да спецодежда. И ничего, решительно ничего подходящего!
Щекочущий нос и горло горький комок вновь начинал формироваться где-то в районе гортани и вот-вот норовил выскочить изо рта. Теперь прятаться не хотелось. Хотелось бежать – и так далеко и быстро, как только возможно. Нестись куда глаза глядят, пока по-настоящему безопасное место не покажется на горизонте. Вот только что являлось для сироты безопасным местом? Родной дом, которого никогда не существовало? Давно ненавистная и хорошо знакомая ему гостиная в центре опеки и попечительства? Или крохотный домик мисс Мертон на окраине города, о котором он так много слышал, но который никогда не видел собственными глазами?
Самым болезненным фактом в сложившейся ситуации было то, что клетка, в которой мальчик был заперт с другими детьми, на самом деле не имела выхода. Потому как пространство за ней являло собой абсолютную пустоту.
Куда могли пойти те, кто был отвергнут жизнью на самом ее старте? Кто был готов встать на защиту таких детей? Кто поможет им, кроме них самих?
На секунду Боузи представил, что прямо сейчас находится на месте Тига, приклеенного к злополучной кушетке, и необъяснимая болезнь не дает ему даже закричать. Пришли ли бы девочки ему на помощь? Рискнули бы собой ради того, кто еще не успел избавиться от статуса новенького и отказывался верить в высшие силы, что служили поддержкой для воспитанников до происшествия с Самсоном?
Конечно, пришли бы! Иви была готова рискнуть собой ради каждого из названых братьев и сестер. Стерпеть наказание, преодолеть самые жуткие страхи, пойти против всего того, что когда-то было навеяно вынужденной верой. Она! Она бы точно пришла.
Нет, о том, чтобы пасовать, не могло идти и речи! Иви, Тина, Самсон, Ада и Тиг были его первыми настоящими друзьями. Несмотря ни на что, они приняли его в свой маленький семейный круг, многому научили и теперь имели для Боузи самое ключевое значение. Никого из них ни за какие мирские блага он не смог бы оставить в беде.
Сжав ладони в кулаки, мальчик поспешил вернуться к кушетке. Еще раз оглядев ослабевшего, не похожего на самого себя Тига, он коснулся его правой руки и твердо проговорил:
– Я сбегаю и позову девочек на помощь. Вместе мы сможем тебя отцепить. Только жди!
На мгновение Боузи показалось, что лицо названого брата просветлело, и тот еле заметно, но все же улыбнулся. Возможно, то было игрой воображения, однако все же придало мальчику сил.
Отпустив ладонь Тига, Боузи поспешил бесшумно выскользнуть в коридор.
За дверью никого не оказалось.
Свой короткий путь он преодолевал очень медленно, пытаясь двигаться только вдоль стен.
Когда Боузи, наконец, достиг главной лестницы, то увидел, что впереди, у массивных ступеней, где располагалось излюбленное местечко для детских развлечений, как ни в чем не бывало сидели Иви, Тина и Ада. И, как казалось издалека, собирали какой-то пазл. Лишь одно было странно: игра девочек проходила непривычно тихо.
Чуть завидев их, Боузи негромко позвал:
– Эй! Как вас впустили в дом?
Никто из названых сестер не поднял головы. Вот это уже выглядело по-настоящему неестественно.
– Эй, да вы что, не слышите меня?..
Уверенный в том, что ему следует просто подойти поближе, мальчик шагнул вперед.
Как вдруг вновь почувствовал знакомое прикосновение ладони к своему плечу:
«Остановись».
Родной взрослый голос звучал взволнованно и обжигал своей близостью ухо. Казалось, говорящий стоял прямо за его спиной и постоянно ждал нужного момента для того, чтобы появиться рядом.
– Но почему? – осмелился обратиться к незримому помощнику Боузи.
Ответа не последовало.
Посчитав, что в этот раз предупреждение можно было проигнорировать, так как ситуация с Тигом была критической, мальчишка поспешил вперед. Но стоило ему приблизиться к другим детям, на его плечи опустились колючие, совсем не похожие на теплые руки хранителя ладони.
А после его сознание поглотила тьма.
* * *
– Психологический эксперимент «Escape», мистер Дуглас, не был чем-то вроде инновационной идеи. Он уже существовал, как я тогда сумела выяснить, два столетия. С переменным успехом, конечно.
Миссис Оуэн хохотнула.
– …что неудивительно. В отличие от нашего дела, их методы не прогрессировали совершенно.
Только услышав заветное, хорошо знакомое мне слово, я начал теряться в догадках. О чем вообще говорила мать Джереми? В голове были лишь бредовые идеи, вызывающие нервный смех. Камерон и Флемминг хотели придумать квест на тему реинкарнации? Или собирались истязать людей с особенными воспоминаниями в подвалах, как Бодрийяры? Что вообще значило вот это «не прогрессировали»?
– Мама, ты правда находишь смешными методы Бодрийяров из «Фармации Б.»? – без тени улыбки вмешался в разговор Джереми.
– Нет, Джерри, а что я должна делать? Лечь и плакать навзрыд, потому как твой ненаглядный Герман был преступником по отцовской воле? Какие времена, такие нравы, дорогуша!
– Теперь ты понимаешь, почему ей не надо было звонить? – тихо рыкнул в моей адрес Оуэн.
– Стойте! – я вдруг решил показать себя как самый «взрослый и осознанный» из присутствующих. – Я понимаю, это ваши семейные травмы и разногласия. Но давайте мы хотя бы на десять минут оставим в покое давно усопших Бодрийяров и немного поболтаем о реально существующих людях, которые могут быть в беде?!
Джереми втянул воздух носом и поехал быстрее. Его мать молчала.
– Миссис Оуэн, я вас внимательно слушаю.
– …В общем-то, их цели нельзя было назвать благими ни в какое из времен. Это был чистый заработок на скуке. И человеческой глупости, если изволите, мистер Дуглас.
– Что вы имеете в виду?
– В девятнадцатом столетии очень остро ощущалась разница между социальными классами…
– А сейчас что-то изменилось, что ли, мам? – снова не выдержал Джереми. Я посмотрел на него так злобно и устрашающе, как только мог.
– Ох, Джерри…
– Пожалуйста, не обращайте внимания, миссис Оуэн.
– Так вот, эта разница, мистер Дуглас… – женщина закашлялась, – главным образом выражалась в том, что богачи, в отличие от класса трудящегося, испытывали вечную скуку. Их человеческие потребности были заткнуты деньгами, однако обилие балов и праздных встреч ничуть не пробуждало интереса к жизни. Отсюда пошло вот это стремление придумать себе занятие не от мира сего. Про спиритизм[15] и эктоплазму[16] я, пожалуй, упоминать не стану. Но это – очень яркий пример того, чем пытались разнообразить быт те, у кого все было условно хорошо.
– Способы эскапизма ушедших лет… – пространно отметил я.
– Верно-верно, – согласилась со мной миссис Оуэн. – Так вот, смышленые дельцы в период бума на фармацевтику придумали, как могут продать новый «интерес» к жизни. Эдакое усовершенствованное семейное древо, но с примесью, полюбившейся людям того времени, – примесью мистики.
– Вы сейчас о реинкарнации? – учтиво поинтересовался я.
– А то! – старушка снова рассмеялась. – «Познайте истинное наследие!», «Вы – намного больше, чем изволите предполагать!». Такие лозунги были. Предложение на грани преступления.
В моей голове все еще ничего не укладывалось.
– В том, чтобы просто вспомнить или узнать, вроде бы нет ничего плохого…
– Кто же спорит? Но я же не сказала, как именно они предлагали вспоминать. Вы довольно сообразительный парень, мистер Дуглас. Есть догадки?
Воспоминания о морфиновой зависимости Германа Бодрийяра активизировались против моей воли.
– Какой-то наркотик?
– Ну, почти. Сейчас мы бы назвали такую смесь галлюциногенной. Опий, морфин, героин… Тогда все их использовали, и в фармацевтике в том числе. Черт разберет, что там было у них намешано, Бодрийяры этого дела не касались, насколько мне известно… Поэтому я не знаю. Но главный грех тех дельцов был даже не в этом… Ведь, зная о том, что морфин считался спорным, но все же лекарством, можем ли мы записать их в преступники по меркам тех времен?
– Так в чем же грех?
– Что является главным двигателем бизнеса, мистер Дуглас? – с некоторой долей ехидства уточнила у меня миссис Оуэн. – Если это не услуги первой необходимости, конечно.
Я задумался. Будучи рядовым менеджером, я предпочитал не вникать в вопросы «о высоком». Был линейным сотрудником, и этого мне хватало вполне. Заметив, что я впервые за разговор потерялся в собственных мыслях, Джереми ответил матери сам:
– Маркетинг.
– Точно, сынок, – согласилась женщина. – Реклама у них была специфической и строилась наподобие анатомических театров. Такой эффект нельзя было пересказать и перенести на бумагу. Его нужно было демонстрировать, мистер Дуглас. Показывать в реальном времени.
До меня, наконец, дошло.
– Вы говорите о том, что люди использовались как объекты демонстрации такого явления?..
– Именно так, – тон миссис Оуэн сменился на ледяной. Те же ноты я слышал в тот момент, когда женщина посвящала меня в историю Бодрийяров. – Поэтому, когда этот скользкий тип Давернас обратился ко мне с идеей возрождения проекта, я пришла в ужас!
– Подождите, – я нахмурился. – Он прямым текстом предложил вам использовать вашего сына в качестве подопытного?
– Он преподнес это иначе! – почти воскликнула миссис Оуэн. – И эта… историческая сводка звучала совершенно по-другому. Я рассказала вам, как услышала, мистер Дуглас. Критическое мышление. Оно есть у каждого взрослого человека! И позволяет нам читать между строк.
– Только лишь оно, миссис Оуэн? Вы знаете очень много!