Мальчик почувствовал прикосновение руки на своем плече.
– Боузи! – вопила Иви, теперь захлебываясь слезами, как и Тина. – Не ходи! Вернись!
Подчинившись не крику названой сестры, а инстинкту, мальчик обернулся.
И всем, что он был способен увидеть, стали неморгающие золотые глаза.
Несмотря на то что мальчик, в отличие от взрослого, который оказался с детьми в подземном тоннеле, был способен закрыть глаза, он не мог сморгнуть наваждение. Этот взгляд казался бесконечно родным и знакомым, но причинял неведомую, пока что слишком взрослую и глубокую для понимания ребенка боль.
– Выведи нас, – только и смог произнести Боузи.
И образ подчинился.
Теперь они не ползли – бежали на четвереньках, боясь, что горящие половицы свалятся им прямо на головы. И доски обваливались – то тут, то там, но никогда перед детьми. Лишь позади, потому как их безымянный спаситель был ловок и быстр.
Он знал, как обыграть смерть.
Выход наружу оказался зеркальным тому, что скрывался в полу комнаты-кинотеатра. С одной большой разницей: тут была лестница.
Боузи поспешил подсадить первой инициативную Иви, а потом помог взобраться шокированной, полностью онемевшей Тине. Она больше не плакала и не разговаривала. Казалось, с преждевременными слезами из нее успела выйти вся горечь: оплакивать брата уже не было сил.
Встав на лестницу последним, мальчик смотрел, как названые сестры выбираются наружу. Сверху слышались сирены и гомон и занимался рассвет.
Экстренные службы были здесь.
Встав на первую ступеньку, Боузи обернулся.
Спаситель по-прежнему не выражал никаких эмоций. Его лицо напоминало маску, а маска не была способна ни моргать, ни улыбаться, ни плакать.
Каждый ли из нас обретает такую маску после смерти?
Едва ли.
Бабушка Самсона плакала, рыдала навзрыд.
– Спасибо, – из последних сил шепнул мальчик. – Ты еще придешь?
«Я никогда не уходил».
Это было последним, что следовало помнить о той ужасной ночи.
Глава 6
Я обнаружил себя на полу. У двери в ту комнату в доме мисс Мертон, что сам выбрал для изучения.
Чуть приоткрыв глаза, я столкнулся с тем самым золотым взглядом и, клянусь, был готов заорать, если бы Оуэн тут же не заморгал.
Но его веки шевелились, он разговаривал – нет, скорее ругался, – а значит, все было в порядке.
– Давай без суеты и паники, я прошу тебя, – устало успокаивал дядю я. – Обмороки в заброшках – это мой профиль. Не веришь – спроси у старика Сэма. Он видел меня таким.
Дождавшись, пока мистер Буква психанет на мою безобидную шутку, но при этом придет в себя и, наконец, отойдет от меня, – я сел.
Исследуя историю Бодрийяров, я мечтал о том, чтобы в одном из не показанных мне тайных мест Джереми была такая комната, от и до доверху наполненная кучей бумаг, которые могли заставить меня увидеть. Коснуться правды на практике, понять, осознать и уложить ее в голове. Но все интересующее меня находилось у Оуэна в сознании. И я постоянно стоял перед выбором: верить ему или нет.
Здесь и сейчас, в скудно оформленной комнате миссис Мертон, передо мной зияли физические подтверждения. Их можно было коснуться. Но, даже имея все это в своем распоряжении, убеждаться в том, что собранные крупицы информации о моем детстве были правдой, я просто не хотел.
Решено было разделиться. Я, наконец, включил фонарик на своем гаджете и взял на себя ту часть комнаты, что наглядно демонстрировала материал – рабочий стол и доску. Дяде же досталось недюжинное количество неразобранных архивных коробок – на кровати, на полу и на подоконнике.
У кипы бумаг не было ни начала, ни конца. Не зная, с чего стартовать, я пытался ухватиться за самый свежий вопрос, что преследовал меня, как уродливая тень.
Что же случилось с Тиной?
Я думал, что после выяснения причины смерти девушки подробности о кончине мисс Мертон последуют за этим фактом, как смысловая цепь. В конце концов, они жили вместе. И ближе друг друга, как мне казалось, у них не могло быть никого. И, несмотря на то что я не знал реальной причины, по которой Тина решила переехать к социальной работнице после того, как закончила свое пребывание в центре опеки, я догадывался о ней. Они обе были ужасно одиноки. Девочка, которая не смогла пережить смерть брата-близнеца и отдалилась от нас с Иви как от страшного воспоминания о его кончине. И женщина, никогда не имевшая семьи, но испытывающая несуществующую вину за то, что с нами всеми произошло.
В чем-то они были похожи на нас с Джереми.
Семья без прямого родства, созданная на обломках трагедии.
В первую очередь на мои глаза попадалось множество давних документов, которые я предпочитал оставлять на потом. Я все откладывал папки и откладывал, пока не дорылся до альбома с фотографиями. Он выглядел как исключительно новая, личная вещь, едва ли связанная с теми ужасами проекта «Escape», в которых копалась женщина.
Цветочное оформление, неизбежно отсылающее к паршивым обоям в доме господина Камерона, скрывало под собой полчище фотографий взрослеющей Тины. Вот она совершеннолетняя и первый год живет с мисс Мертон. Вот они вместе куда-то едут… Вот ее поступление в университет и выпуск. Простая одежда и уже знакомые бедные интерьеры этого дома. Но на фотографиях скудность не выглядела трагично. Даже за отсутствием некоторых предметов уюта пространство воспринималось как теплое и домашнее. Женщина делала все для того, чтобы Тина чувствовала себя комфортно.
Последнее фото было копией того, что я обнаружил в рамке. А затем следовали пустые, слегка бугристые страницы. Мисс Мертон плакала над этим альбомом. И хоть этой доброй, милой женщины уже не было в живых – ее боль оставалась на этих страницах. В испорченной бумаге отражались последние месяцы ее жизни, и все это казалось мне невероятно трагичным.
– Я нашел что-то, – вдруг прервал мои размышления корпящий в другом углу комнаты Оуэн. – Посмотрим вместе?
Я отложил фотоальбом и присоединился к дяде. Спустив коробки на пол, он ощупывал подозрительную щель на подоконнике и пытался вдавить ее пальцами. Я нахмурился:
– Ты зачем доламываешь?
Джереми закатил глаза.
– Засунь туда пальцы и поймешь, Боузи.
Меня передернуло, но я подчинился. Неуверенно коснувшись подозрительно ровной трещины, я почувствовал, как моя ладонь проваливается внутрь. Это был импровизированный тайник!
– Мне кажется, я могу разломать его.
– И покалечишь пальцы! – возмутился дядя. – Нет уж.
Он вновь достал свою тоненькую отмычку и принялся с видимым усилием распиливать ею щель.
– Да как они его туда положили… – тихо буркнул я.
– Скорее всего, он разбирается… Но я ума не приложу как. Так быстрее.
– Вандал.
Не менее чем через десять минут под обломками пластика нами был обнаружен миниатюрный, пыльный нетбук с зарядкой. Впрочем, мы не могли найти даже способ включить здесь свет, а потому о розетках мечтать было бесполезно. Мы уповали на то, что гаджет включится без подсоединения к питанию.
И нам повезло.
Тяжеленький, изрядно поцарапанный черный Lenovo модели десятилетней давности был не запаролен. На заставке красовалась картинка с замком, что уходил своим могучим основанием в пляжные пески.
– Это Тины… – с сомнением предположил я. – Думаю, ее.
Браузер неохотно предложил нам страницу с ошибкой. Если в доме и был Wi-Fi, то сейчас эта сеть не обнаруживалась.
Я обреченно принялся рыскать по рабочему столу в поисках хоть какой-то полезной информации. В самом углу главного экрана был сохранен один файл формата Word с неказистым заголовком. Просто имя – и больше ничего.
– Тина Гудман, – прочитал Джереми. – Эту фамилию ей что, тоже дали в центре?
– А откуда, по-твоему, ей взяться? – несдержанно отозвался я. – Читаем.
Документ открылся не сразу. Загрузка заняла дольше нужного, и я всерьез переживал, что тормозящее колесико свидетельствует о том, что гаджет скоро разрядится.
Когда перед моими глазами появился текст, я принялся читать вслух. Так быстро, как только мог.
«Согласно паспорту, меня зовут Тина Гудман, но эти имя и фамилию своими я не считаю. Настоящие данные я не узнаю никогда, и значения они не имеют.
Для меня теперь важно только одно – преступление прошлого. Это не просто детская травма, нет, это – преступление против человечества, это – самая настоящая секта.
И этой секте не суждено было исчезнуть в современном мире, даже после сбора последней кровавой жатвы – в виде моего брата-близнеца Тига и других детей-сирот. Машина для убийств продолжает работать, а я доживаю свои последние дни, хотя мне исполнилось лишь двадцать пять два месяца назад.
Мне дали понять, что все будет кончено, но перед этим я выскажусь. Скажу, что все знаю, назову все знакомые мне фамилии и понадеюсь на то, что буду услышана теми, кто сможет предотвратить все это безумие».
– Ей угрожали, – читая мои мысли, прервал тишину Оуэн.
«…Пятнадцать лет назад я и еще пятеро детей примерно моего возраста прожили чудовищные полгода в особняке человека с фамилией Камерон, который когда-то был представлен нам как благодетель. С ним была воцерковленная женщина по имени Александра, чьей фамилии я не могу знать, но уверена в том, что к вере она не имела никакого отношения.
«Приют сестры Александры» не был зарегистрирован как какая-либо организация. Пользуясь тем, что на таких детей, как мы, всегда и всем было все равно, а религиозные организации вызывают безусловное доверие, отвратительный монстр в костюме человека собирал под своей крышей детей с особенностями. Тех, кто видел чуть больше, помнил о себе чуть больше. И, конечно, не просто так.
Она сбывала нас как скот «во благо» миссии психологического эксперимента, зажравшихся от своей безнаказанности, горе-специалистов. Они были помешаны на навязчивой идее, которая появилась еще два века назад.