– Ты говоришь, Стефферсон умер пятнадцать лет назад, – пространно начал я. – Но кто-то продолжает изучение вопроса. И по общей воле или же по индивидуальной, но превращает все это в мясорубку на базе существующих наработок. Однако, даже если главный штаб находится в универе, туда мы просто так не проберемся. Приюта и Александры больше не существует. Получается, что кроме клиники у нас ничего и нет.
– У нас есть адрес кабинета доктора Константина, – хрустнул кулаком Джереми.
– Ага, – я закатил глаза. – И ампулы с ДМТ он хранит в ящике рабочего стола. Ты что, «Ганнибала»[25] не смотрел?
– Какого? – дядя нахмурился.
– Неважно, – я отмахнулся. – Короче, должно быть какое-то место для всех этих процедур. Очень уединенное, без лишних ушей и глаз. Кабинет он снимает по часам. И наша квартира с Иви не подходит. Значит, все снова упирается в дурку.
– Убедил, – ехидно согласился со мной Джереми и двинулся быстрым шагом через двор. – Все-таки юные мозги порой полезны. Твоя решительность рваться туда, не знаю куда, ради правды уже скоро год как вызывает у меня восхищение.
– Стой, – я поднялся, но не двинулся с места. – Есть еще одна навязчивая идея в юных мозгах.
* * *
Мы стояли у порога дома того старика, что стал для нас трагичным вестником в ушедшей ночи. Попытка получить ответы на последние предметные вопросы, что колко тревожили мое сознание, была последней задачей, которую я собирался выполнить перед отъездом из глухой деревушки.
Я постучал уже дважды и точно слышал, что хозяин был внутри, вот только двигался к двери очень неохотно и медленно. Выжидая его на маленьком, но ухоженном крылечке, я оглядывался на не роскошный, но все же вполне цветущий садик с овощными посадками и небольшими цветочными клумбами. Больше всего внимания на себя обращали высокие маковые головки, играющие на солнце своей загадочной, внутренней червоточинкой. Цветы словно подглядывали и подслушивали за нами, но оставались при этом очаровательно безмолвными свидетелями.
– Ну, што? – услышал я шуршащее обращение и повернулся. – Денег не верну.
Дед явно обращался к Джереми.
– Я и не собирался их забирать. – Оуэн закатил глаза. – Молодой человек хочет задать вам несколько вопросов. Уж разрешите.
– Ну, пацан, давай это… – старик тревожно оглядывался на свое внутреннее убранство. – Быстро давай. Пока бабка не встала. Сразу поймет: городские были, значит, денег дали.
Я постарался улыбнуться и завел руки за спину:
– Ваша соседка меня… Участвовала в моем воспитании. Мы приезжали к ней для того, чтобы навестить. Я знал и ее, и девушку, которая с ней жила. Но, так как вы сообщили нам очень скорбные новости, я бы очень хотел узнать, как это случилось.
– Ты сирота, штоль? – старик продемонстрировал практически полностью беззубую улыбку. – Так бы и сказал. Да знаем мы, што любила твоя эта несчастных деток, знаем, где работала раньше. Знакомила нас с девочкой, как же. Она пока тут жила, всем помогала. Девочка хорошая.
– Тогда что же произошло? – еще раз попытался перейти к сути я.
– Да што! Незнамо што, – дед пожал плечами. – Вроде все нормально было. А потом приехала из города соседка. Поздно было! Вот как вы приезжали. И нашла девчонку, ну это…
Старик взял себя рукой за шею, выкатил глаза и продемонстрировал нам свой язык.
– А потом што? – продолжал старик так, будто тема нашего разговора была какой-то простой и будничной. – А потом с тоски померла сама соседка. Ну, надо думать, такая картинка. Приснится же потом!
Он загоготал.
– Спасибо… – я опустил голову. – Хорошего вам дня.
– У нас еще одна просьба, – тихо сказал Джереми на вежливой улыбке и протянул деду еще одну купюру.
Мы шли через залитое солнцем поле, сжимая по две охапки свежесрезанных маков в наших руках. Еще одно вознаграждение для старика убедило его в том, что он вполне может и стерпеть «казнь от бабки» за проданные цветы.
Оуэн водрузил на нос темные очки и держался позади меня. Я хорошо запомнил дорогу к деревенскому кладбищу, рассказанную нам стариком, но совсем не понимал, куда иду. Природа словно была против моей скорби – высокая трава приятно пахла и приятно щекотала ноги, невидимые мушки задорно жужжали со всех сторон, а синее небо наливалось красками с каждой минутой. От нарастающей жары моя толстовка начинала прилипать к спине, а кудрявая голова под шапкой – ужасно чесалась.
Мы дошли до маленького, укрытого в сени леса пятачка довольно быстро. Под шуршащей листвой, что своим обилием заставляла ветви деревьев учтиво склоняться скрывалась последнее людское пристанище.
Я нашел двойное захоронение даже быстрее, чем хотел бы. Оно было самым свежим. Вместо крестов или привычных плит в изголовье располагались деревянные конструкции с аккуратно вырезанными именами.
– Ее звали Марго, – потерянно сказал я почти шепотом. – Я так и не додумался спросить за все это время. Для меня она была просто «мисс Мертон». Всегда мисс Мертон.
Джереми положил мне руку на плечо.
– Наши имена не имеют никакого значения, – проникновенно сказал он. – Важен только тот образ, что мы оставляем в чужом сердце.
Оуэн положил свой букет на могилу Тины. Я зеркально повторил его движения, оставляя свой прощальный подарок для женщины, которая никогда не была мне родной, но старалась отдать частичку себя всем обездоленным детям.
– Я сделаю все, чтобы все это закончилось навсегда, мисс Мертон.
* * *
Джереми крайне сосредоточенно натягивал медицинский халат на свою кремовую рубашку с бордовым галстуком. Пафосный клетчатый пиджак был небрежно отброшен на заднее сидение. Альтернативного плана у меня не было, но и то, что сейчас происходило в салоне машины Оуэна, доверия не вызывало.
– Ты не можешь просто зайти и заявиться как врач. Даже у твоих перевоплощений есть предел.
– Предел – там, где ты его себе ставишь, мой мальчик, – будучи крайне довольным собой, дядя подмигнул мне. – Прекрати ворчать и надень уже футболку с тапочками.
Мастер-план заключался в том, чтобы пробраться в Психиатрическую клинику Святого Иоанна в качестве сотрудника лечебницы и сбежавшего неведомым образом горе-пациента. Почему Джереми считал, что сотрудники заведения настолько безнадежно слепы, абсолютно глухи и невероятно тупы и точно нас не заподозрят, я понять не мог.
– Трудно выразить, как долго я ждал этого дня! – ликовал Оуэн как ребенок. – Знаешь, когда проводишь в этой отвратительной палате с грязными стенами больше суток… Неизбежно мечтаешь о том, чтобы устроить настоящий погром.
Я посмотрел на него с сомнением.
– На Хэллоуин советую тебе нарядиться Джокером.
– Что?
– Знаешь, если мы отсюда с тобой не выберемся, я не удивлюсь ни капли.
– Хватит бояться, – фыркнул Джереми. – Ты знаешь, сколько там этих врачей и помогаек? А как часто меняются администраторы на ресепшене? Никто не поверит, что я не Константин Грэм. Вот увидишь.
Он вытащил из бардачка какую-то коробочку и сунул в карман халата. Я тем временем распаковал пакет из магазина «Все по одной цене», в который мы заехали по пути сюда, и выудил голубые резиновые тапочки. Самое то для затаптывания больничной плитки.
Прямо под этим бездарным исполнением простейшей обуви скрывался кусочек хлопковой ткани. Слишком уж белой выглядела эта футболка для того, кто безвылазно сидит в стационаре.
Недолго думая, я вытер ей свои кроссовки.
– Честное слово, мы буквально доказываем им, что они были правы на наш счет… – пробормотал я.
– Какой ужас! – картинно оскалился Джереми.
– Что вообще мы должны найти вот таким вот способом? – продолжал искать сотни причин «почему нет» я. – И как это поможет вытащить Иви?
– Я что-то не понимаю, ты ведь сам настаивал на том, что последним пунктом назначения должен стать диспансер?
– Да! – чувствуя противоречие, я ругнулся. – Но я не знал, что ты предложишь такой способ! Я думал, ты найдешь ресурсы, чтобы сделать официальный запрос, мы придем сюда законно… Да что угодно!
– Как ты абсолютно верно предположил, – интонацией лектора успокаивал меня Оуэн, – причастность Константина к эксперименту и вообще доказательства того, что адская машина до сих пор работает, могут скрываться где-то в стенах этого здания. Мы обязательно найдем что-то, сделаем фотографии и, таким образом, поможем полиции получить разрешение на обыски. Если ты об этом не задумывался, то объясняю: начнем ломать дверь в вашу с Иви замечательную квартирку – нарушим закон. И всем будет глубоко все равно на то, что мы хотели помочь девочке, а не ограбить ее владения. А учитывая состояние твоей подруги, в том, что она немедленно позвонит своему «чудовищу» и нажалуется, а тот – тут же обратится в органы, сомневаться не приходится. От предложения просто пойти в полицию и дать взятку, напомню еще раз, ты отказался. Играешь в доблестность и честность с опцией предоставления непоколебимой доказательной базы – играй до конца, Боузи!
– Вот как будто бы сейчас мы не нарушаем закон!
– Нет, мы показываем небольшой спектакль. Ты готов?
Ругнувшись еще раз, я сменил свою толстовку на теперь почти правдоподобно грязную футболку. Любимую шапку пришлось оставить в салоне.
– Идем, – Оуэн поворошил мои кудри и покинул машину первым.
Мы припарковались в квартале от клиники, спрятав автомобиль дяди за углом – так, чтобы никто точно не заметил, откуда мы появились. Приближаясь к главному входу, мы, следуя заранее оговоренному плану, перешли на бег.
Все должно было выглядеть так, словно «доктор Грэм» догонял меня как злостного заключенного. Я предполагал, что от сюрреалистичности происходящего мне совсем скоро захочется смеяться – но нет. Честно говоря, мне хотелось плакать.
Психиатрическая клиника Святого Иоанна была облагороженным внешним фасадом городского ПНД. Фактически, и клиника, и диспансер были единым целым.