нтазии.
– Хм.
Тем временем лифт продолжал стремительно падать куда-то вниз.
Вместе с ним исчезала и моя надежда на то, что Джереми просто играет.
В конце концов, он всегда проявлял ко мне нездоровый интерес. Был готов практически усыновить меня, хотя совершеннолетним это не требовалось. Я жил у него бесплатно, попал на должность в его клубе без всякого собеседования, а для того, чтобы дотянуться до меня, он предпочел потратить чертову кучу денег! Последнее время же мы – от и до – убили на то, чтобы спасти девушку, которую он знал лишь поверхностно. Иви не имела для него никакого значения.
Но как же быть с теми искренними эмоциями, что он выражал, открывая мне свое тяжелое прошлое? С чувствами Германа и Реймонда? Откуда взялись сопереживающие Шон и Лола? Тоже были частью великого плана по присоединению Оуэна к психологическому эксперименту?
Мог ли я ошибаться в нем настолько беспросветно?
Врач посмотрел на часы на своем запястье.
– Раз так, то вот мера предосторожности. Отдайте мне свой телефон. И телефон мальчика, пожалуйста.
Практически не задумываясь, Джереми вытащил из своего нагрудного кармана гаджет. А затем беспардонно наклонился ко мне и выудил еще один смартфон из переднего кармана моих джинсов. Его лицо было на расстоянии нескольких сантиметров от моего уха! Я ждал, что он меня успокоит. Прошепчет, что все идет по плану. Сделает что угодно, лишь бы дать понять, что все это только игра.
Но телефоны уже оказались в руках у Бланшарда, а дядя молчал.
– Я думаю, учитывая ваш доход, вы с лихвой сможете позволить себе новый. А мальчику он если и понадобится, то не скоро.
С этими словами врач убрал гаджеты к себе.
– Что вас интересует, мистер Бодрийяр?
– Оуэн. Прошу, называйте меня по текущему имени. Я не люблю бравировать именем, которое довело меня до шизофрении.
– Главное, что вы ее победили. А вы можете звать меня Робби, мистер Оуэн. Все же вы значительно старше.
– Хорошо, Робби. Я бы хотел понять, как доктор Грэм угодил к вам.
Лифт, наконец, остановился.
Бланшард потянул за металлическую решетку и открыл двери. Мы оказались в помещении, больше похожем на подполье.
Если Джереми и был подставной уткой, то сейчас он находился в своей стихии. У меня не было и шанса на спасение.
Мужчины вывели меня в коридор с приглушенным освещением, и врач оповестил нас обоих:
– Выглядит, конечно, как катакомбы, но на деле это обычный склад. Здесь мы храним оборудование, расходные материалы и прочие полезные вещи. Лет десять назад тут был кабинет томографии. А еще – тут очень-очень тихо. Клининг посещает эту секцию лишь в последнюю пятницу месяца.
– Нечасто, – едко заметил очевидное Оуэн.
– И это на руку, – очаровательно улыбнулся Бланшард.
Я рассматривал серые стены казенного помещения, казавшиеся в скудном свете практически черными. Окон нигде не было видно. А где-то вдалеке журчала вода. Унылые интерьеры намекали на то, что выбраться отсюда самостоятельно будет практически невозможно.
Тревога сходила на нет. Даже если тот Джереми Оуэн, которого я знал, мой Джереми Оуэн, и был настоящим, у него больше не было шансов. Только если его не отпустят добровольно, рассчитывая на его подтвержденную бесполезность. А может, на это он и надеялся?
– Доктор Грэм практикует частно всего три года, – наконец, начал свою исповедь врач. – Он никогда не был выдающимся в наших рядах и не спешил выходить в самостоятельное плавание. Ну, знаете, происхождение накладывает свой отпечаток.
– Происхождение? – переспросил Джереми.
– Бедная семья, неблагополучная, – Бланшард пожал плечами. – Как я понял, он потому и пошел в психиатрию. Научился вычитывать реакции отца во время родительских запоев и поверил в то, что он – прирожденный гуру! Ну, и деньги, конечно. Ясное дело, он хотел получить достойную профессию, которая вытянет его из болота. Мы проходили интернатуру вместе, прямо здесь, и стали близкими товарищами. Так что я был свободными ушами, в которые систематически вливались жалобы на его тяжелую, обделенную жизнь.
Оставаться наедине со своими мыслями больше не хотелось. Какого-либо способа эскапировать я теперь был лишен. Что остается пленнику, когда его ждет неминуемая участь?
Я предпочел закрыть глаза и слушать.
– …Конечно, сначала я ему не доверял. Не подумайте лишнего, просто Грэм правда был бездарен. Но после своего тридцать второго дня рождения он все-таки принял решение развиваться профессионально. Мы тогда с парнями немного посмеялись, не поверили. Очень зря! Деньги меняют людей, мистер Оуэн… Изменили и Константина.
Отработав частником первый месяц, он преобразился! Стал хорошо одеваться. И вести себя соответственно тому достатку, что теперь у него был. Тут его зауважали. Вы же знаете, как важен образ, правда? Пусть он и был новичком в такой практике, поведение он выработал себе на пять с плюсом. Но в его эмоциях был отнюдь не только восторг от материального достатка, нет… Было что-то еще.
Во время интернатуры нас учат дистанцироваться от клиента. Воспринимать его как «человека за стеклом», за чьей жизнью мы лишь наблюдаем, но никоим образом в ней не участвуем. Казалось, что именно этот урок Грэм усвоил хуже всего. Нам не составило труда догадаться, что он обнаружил свой magnum opus. Правда, это подтвердилось не сразу – лишь через пару лет после работы с ним он явился на супервизию, когда осознал, что его практики теряют свою эффективность. То, с каким интересом он рассказывал о проблеме Боузи… О, мистер Оуэн, да я на своих женщин так не смотрю!
Я почувствовал, что идея о прогулке с закрытыми глазами в темном помещении не была такой уж удачной. Проклятый резиновый тапок практически сложился пополам под моей ногой, стоило мне оступиться. Я почувствовал, как сила падения выбивает мои локти из рук Бланшарда и Оуэна, и я лечу носом вниз.
Правда, врач оказался куда проворнее, чем я думал. Он успел поймать меня и теперь положил обе свои руки на мои плечи, полностью забирая меня у Джереми. Я вновь понадеялся прочесть в глазах дяди хотя бы намек на эмпатию, но тот сохранял абсолютное равнодушие.
Да уж, людей нельзя было судить по себе.
– …Тогда он попросил аудиенции со мной, а я решил, что Миллер и Уокер будут не лишними. У меня хорошая чуйка, мистер Оуэн. Я был уверен, что не ошибся. Так и оказалось. Несмотря на то, что мы не располагали документами из-за одного инцидента, я имел записи от руки, выполненные моим отцом. Дуглас явно принадлежал к приоритетным экземплярам из последнего потока.
– Простите, Робби, вы сказали – отца? – перебил его дядя. – И я не совсем понимаю, о каких документах идет речь.
– Значит, не обманули! – весело напел Бланшард. – Я говорю о личных делах испытуемых. Мой отец ими занимался.
– Доктор Бланшард-старший, должно быть?
– Нет. Камерон. Бланшард – мамина фамилия.
Я закашлялся.
– Ну, ну, Боузи. – Пользуясь тем, что я теперь весь был в его руках, Робби похлопал меня по щекам, как умалишенного в припадке. – Потерпи, мы почти пришли.
– На той супервизии вы и предложили Грэму присоединиться к проекту? – вернул его к теме Оуэн. – К вам, Миллеру и Уокеру.
– Нас многим больше, – махнул рукой Бланшард. – И будет еще больше, как только мы наберем нужное количество приоритетных экземпляров для первой демонстрации. Конечно, все случилось не сразу. Сначала Миллер сходил к отцу и рассказал о том, что один из его сотрудников случайно обнаружил золото. Мистер Давернас, естественно, был не против. Он вообще-то уже был в курсе эксперимента, как мы узнали, и помогал во всем этом моему отцу, много лет назад. Мы решили, что судьба! Ну, знаете, вести наследие родителей. Особенно после того, как мой папаша так бездарно провалил миссию, скончавшись от ожогов. Спасибо, что хоть додумался посвятить меня, старый козел.
Да что за привычка была у этих ублюдков прикрывать свое социальное положение фамилиями матерей?! Миллер, Бланшард… При чем тут вообще были эти женщины, если все зверства формировались и росли исключительно силами мужской коалиции папочек и сыночков?!
– Но мы все думали, как привлечь сердобольного Грэма? – теперь Робби окончательно развеселился и начал к тому же еще и гримасничать. – Может быть, убедить его в том, что идеально срабатывало у тех, кто вообще все это придумал? Скажем ему, что все это – разработка нового чудодейственного лекарства от эндогенных, казалось бы, неизлечимых недугов! И пообещаем много денег! Кусок значительно больший, чем мы на самом деле намеревались выделить рядовому участнику. Святое дело – помочь бедненькому Боузи перестать мучаться от шизоаффективного расстройства! И не ввести его в ремиссию, мистер Оуэн, уж простите, а изничтожить гадкие нарушения в нейронных связях на корню!
– И что же, он поверил?
– Конечно, поверил! – Бланшард захлопал ресницами. – С диким восторгом побежал отпаивать наш приоритетный экземпляр для подготовки к эксперименту. Ноотропы же безвредны! Никаких подозрений! Чистый синдром спасателя![27]
– Однако он все равно узнал правду, – мрачно заключил Джереми.
– Конечно, узнал, мистер Оуэн. – Робби покачал головой, изображая вселенскую жалость. – Когда Боузи стал циклиться на своих видениях, перестал нормально спать и есть. И побежал с вопросами не к нам, а к Давернасу, как не прискорбно. Шеф не был в курсе полной версии нашей легенды, ляпнул все как есть. Константин пришел разбираться к нам. Думали, дойдет до драки! Но Уокер был очень убедителен в своих аргументах. Знаете, мы вообще умеем внушать некоторые вещи, если захотим. Я бы сказал, это – часть нашей профессии.
– Что же, он согласился продолжать?
– Он был вынужден. Мы даже подписали кое-какие бумаги! И, вот незадача, когда наш приоритетный экземпляр, наконец, был готов к тому, чтобы интегрироваться в процесс, в дверях клиники появляется эта девчонка. А потом – вы в жизни Боузи. И все наши планы идут коту под хвост!