– Он занимает почти пол-лифта! – тряс головой самый воинственный из «бабочек». – А еще мешок со всей этой…
А сам-то, заметила Айко, тоже не пустой едет. Несмотря на ранний час, руки «бабочки» еле удерживали коробки и пакеты… На некоторых Айко не без зависти прочла «Мицукощи. Товар со скидкой». Судя по настроению старичка, скидка оказалась не такая сказочная.
– Везде – реклама! Какой пример для нашей молодежи! И так она – вот такая… Смотреть на эти зеленые волосы не могу!
Изумрудные затылки недружелюбно повернулись к оратору и перестали жевать. «Сейчас они что-то сделают», – сжалась Айко.
Но тут Сатощи прошептал, словно подсказывая:
– Китагава, Китагава-сан…
– А? – выпучился один из зеленых.
– Ну, Китагава-сан же, ха-ха-ха…
– А… Точно: ха-ха-ха!
«Ха-ха-ха», – расслабилась молодежь. И снова зажевала.
– Джингл беллз, джингл беллз! – пел Санта.
– Он не может здесь стоять! – шипела уже другая «бабочка», старушка в голубых линзах. – Он – реклама. В лифтах запрещено рекламу. Это нарушение Канона Лифтеров!
– Неужели вы думаете, что Лифтеры не знают об этом? – заскрипел еще один старческий голос. – Они знают всё.
Айко испугалась – она всегда немного пугалась, когда речь заходила о Лифтерах.
– Может, они не сочли это рекламой… – подала голос. – Может, они хотели просто поздравить с приближающимся Рождеством?
На этот раз возмутились все «бабочки».
– С Рождеством поздравляют в универмагах, а лифты созданы для транспорта! Не сочли рекламой? Интересно, какую взятку им дали, чтобы они не сочли!
– Да зачем им взятка? Их Совет и так прибрал к рукам все роскошные магазины…
Айко похолодела: таких страшных разговоров она еще не слышала. Даже по телевизору. Там часто показывали неприглядные стороны Башни, очень часто. Но потом об этих сторонах узнавали Лифтеры, спускались на своем суперскоростном лифте и…
– Э! – снова подал голос кто-то из зеленых. – Кто там против Лифтеров?
Сатощи, возвышавшийся благодаря своему росту и над зелеными, и над седыми затылками, подал знак к тишине. Затылки недоуменно замерли.
– Смотрите. – И показал на лицо рождественского робота.
Нет, его губы всё так же выдували джингл-беллзы. Но румянец на щеках посерел; и – глаза… Рекламная голубизна вылиняла, взгляд стал металлическим.
– Что это? – пробормотал пассажир с пакетами «Мицукощи». – Он живой?
И посмотрел на Сатощи.
– Хуже. Он с начинкой.
Кто-то из «бабочек» выронил сумку; по полу покатились свертки.
– Зачем, для чего? – не унимался «Мицукощи». – Все знают, что и так в лифтах всегда было записывающее оборудование…
– А теперь появилось еще и подписывающее, – предположил Сатощи.
– Что подписывающее? Решение? Приговор… Что?
Лифт стал сбавлять скорость.
– Кто-то заказывал остановку на этом этаже?
Молодежь? Нет, они не заказывали.
Сатощи с Айко тоже пожали плечами: до Парка было еще минут семь.
Согласно табло, никто также не оплачивал посадку. Странный этаж, символ – пирамидка, надпись – не успела прочесть…
Двери распахнулись, ударил оглушительный запах пота.
Этот запах был как бы визитной карточкой Лифтеров. Запах, который они культивировали: признак тяжелой работы, печать редких. Остальным полагалось пахнуть чужими, утонченно-безликими запахами.
Двое стояли на пороге и благоухали. Кто-то из юнцов закашлялся, у «бабочек» заслезились глаза, Сатощи отвернулся.
– С наступающим Рождеством! – первым подал голос Санта.
– Спасибо, – усмехнулись Лифтеры.
– Санта рекомендует…
В руках Лифтеров щелкнул пульт, Санта замер, склонившись над мешком.
Айко показалось, что сейчас они еще раз нажмут пульт и то же самое произойдет с ней. Замрет, и всё.
– Да, действительно, с наступающим праздником. Просим прощения. Небольшое объявление. Господин Танака, не так ли?
«Мицукощи» уткнулся в свои пакеты, заскрипела бумага.
– Танака-сама, мы беспокоим вас, чтобы напомнить: торжество по случаю вашего вступления в Церковь Стариков намечено на сегодня.
Пакеты задрожали и опустились. Открылось лицо. Не возмущенное, не испуганное: никакое. Только губы еще пытались возражать:
– Это ошибка. Я ведь Козерог! Козерог – а сейчас только… Год Дракона, я вторая группа крови… сейчас покажу мою карточку…
– Не волнуйтесь, пожалуйста… Карточка была изготовлена неточно, виновники оставлены без премии. Ваш день рожденья сегодня… Вашим друзьям уже отправлены повестки на торжество, – правый Лифтер скосил глаза на застывшего Санту, – они уже в пути… И главное: вас уже ожидают ваши дети…
– У меня никогда не было детей!
– И тем не менее они вас ждут. Идемте, иначе из-за вас произойдет задержка лифта… А, госпожа Камэи! госпожа Камэи, не так ли?
– Извините! Умоляю, извините!
– …торжество по случаю…
– Умоляю вас, прошу! Я должна подготовиться…
– …друзья и родственники уже накупили сладостей и с нетерпением…
– …посоветоваться! Прошу! Я сейчас не могу!
Старуха мелко кланялась; Лифтеры улыбались; за их спинами ковылял в сторону ожидавшего его прощального торжества Танака-сан.
– Я не смогу без повязок… прошу вас… – Закрыв лицо руками, выбежала из лифта.
Лифтеры синхронно вздохнули:
– Усиленно извиняемся за небольшую задержку! С наступающим Рождеством, счастливых покупок! Вам, господа молодые люди, успешно сдать подготовительный экзамен!
Это – зеленым.
– А вам, господа супружеская пара, веселых французских развлечений!
Айко попробовала улыбнуться.
– Оревуар, – Лифтеры исчезли в закрывающихся дверях.
Что-то щелкнуло, и Санта воскрес:
– …по старинному американскому рецепту! Только в нашем магазине!
Лифт тронулся. Звените, колокольчики, звените.
Айко показалось, что в глазах одного из зеленых мальчиков блеснули слезы. Она тоже разволновалась. Как приедут в Парк, надо будет сменить намокшую, отяжелевшую повязку. И перекусить по сэндвичу. «Ничто так быстро не возбуждает аппетит, как сострадание».
– А Рождество – оно какого числа? – спросил Сатощи-сан.
– Рождество? – Айко задумалась. – Оно, мм… числа… Когда кончаются распродажи! Снимают гирлянды с витрин и эти цветы, как их, с красными листочками. Меняют музыку…
Да, она никогда не думала о числе. Просто ходила и покупала.
На табло зажглась двулепестковая роза.
Как и обещал буклет, Парк встретил их «нежным запахом секретов французской парфюмерии». Сатощи наморщил нос.
За спиной закрывался лифт. В дымчатом стекле поплыло вниз красное пятно Санты, серые пятна «бабочек», зеленые – студентов. Лифт уплывал наверх, в прошлое, и Айко зажмурилась, чтобы дать этому прошлому скорее уйти.
«Вас выйдут приветствовать опытные хранители Парка». Да, вот они вышли, девушки в форменных шапочках с вуалью. Выстроившись грациозной шеренгой, они приветствовали супружескую пару на каком-то странном языке. «Это – французский, язык этого Парка», – думала Айко.
– Какая прекрасная погода, – говорила Айко, сидя с мужем в уютной мраморной кабинке с колоннами.
Ее руки ловко выкладывали из рюкзака сэндвичи, а глаза наслаждались изображением лужаек, прудов и далеких холмов. Всё как настоящее.
– Как я счастлива, – Айко склонила голову набок.
Мужу следовало ответить: я тоже.
– Интересно, те двое… – сказал вместо этого Сатощи. – Они уже в Церкви Стариков или им всё еще запихивают в рот сладости и…
– Почему вас это интересует?
– Мне показалось, они были не прочь забрать и меня.
– Почему? Вы еще не стары.
Сатощи промолчал.
Они ели сэндвичи.
– Я ведь занимаюсь стеклом, а это очень хрупкая материя, – объяснял он, кусая. – И те, кто ухаживает за стеклом, тоже как-то ломки, легко бьются, стареют.
– Однако стекло, – сказала Айко, – это красиво.
– Да, это особенность нашей Башни, – кивнул Сатощи. – В американских башнях давно отказались от стекол, там в окна вмонтированы видеоэкраны. Можно развлекаться круглые сутки.
– Там нет телевизоров, не так ли?
– Нет.
– Неудивительно, – рассуждала Айко. – Телевизор – это наши японские традиции, часть нашей древней культуры… Ой!
На них упала тень.
Человек стоял на пороге, с белыми накладными волосами и белым лицом. Перед собой он держал поднос – бутылка с вином и две пустые чаши, всё из чистого стекла.
– Sous le pont Mirabeau coule la Seine et nos amours![9] Милостивые государи, не желаете ли вина?
Пейзаж померк.
Земля поехала, стекло в руках белого человека зазвенело, а щеки стали совсем белые – как искусственный мрамор беседки, покрывающийся на глазах трещинами…
Землетрясение!
Человека с вином катапультировало первым – Айко успела заметить, как взлетели вверх костлявые ноги в шелковых чулках.
– …и бояться не нужно. Возможно, это было плановое землетрясение…
– Я плановые еще больше боюсь, – говорила Айко, – потому что неясно, для чего их планируют.
Они лежали валетом, неудобно – как упали, так и лежали.
– Говорят, для того чтобы подготовиться к неплановым…
Сатощи потянулся, нащупал в листве сэндвич, откусил.
– Трясут для того, чтобы доказать свою власть. Если исчезнут землетрясения, Башня развалится. От хаоса.
– Сатощи-сан!
Опять она должна выслушивать опасные разговоры: что за день!
– А Сатощи-сан верит в легенду, что основой Башни стала гора Фуджи?
Сама соображала, как сменить повязку – рюкзаки с запаской пропали вместе с мраморной беседкой и разносчиком вина.
– Основой башни служит Церковь Стариков.
– Сатощи-сан… – Айко приподнялась на локте. – Почему вы постоянно говорите про эту Церковь? Мужчины не должны так ее бояться.
– Я ведь был там уже – не с визитом, по работе.
– Были – там?
– За день до нашего знакомства. Там у них треснуло стекло. Нужно было заменить.