Потом вдруг они исчезли, со своими звонками. Он несколько раз звонил им. «Оставайтесь на линии. Ваш звонок очень важен для нас». Плюнул, купил на оставшиеся обратный билет и куклу дочке. Жене ничего не стал, она уже была за другим, да, за тем бисквитным поклонником. Ждала его, чтобы оформить всё, как положено. Они останутся друзьями.
Его снова впустили в квартиру напротив кладбища, где обитали теперь только теща и раздобревшая кошка. «Совсем старик, – сказала теща, разглядывая его. – Заходи, что встал…» Он занес рюкзак с куклой и шумно лег на диван.
Так он прожил еще две недели.
Встретился с женой, дочку ему не показали, куклу забрали. Теща его пока не выгоняла, пытаясь приспособить к домашним делам. Она неприятно помолодела. «Ну что, поэт, иди хоть картошку почисть…»
Он устроился сторожем на кладбище.
Первое время ему нравилась тишина. Начал читать надписи, сперва в шутку, потом как-то нехорошо в это втянулся. «Здесь член лежит Писателей Союза, Его ночами Посещала муза». Муза, склоненная в плаче, была изображена тут же. «Воспеватель просторов – поэт Х. Егоров». На могиле Савелия Дроздова была выбита звезда Героя Труда и надпись: «Не умер я – стихи мои К вам прилетят, как соловьи».
Но слышалось только карканье ворон.
Были и более известные строки. Нет, весь я не умру. В этой жизни умереть не трудно. Времена не выбирают… От них тоже шла какая-то глупая и злая тоска, которую он чувствовал и раньше, сидя на подоконнике. Теперь почти слышал это бормотание мертвых стихов, и не только этих, но и других, которые они тянули за собой гирляндами…
«Опять уволился? – Теща стояла на пороге его, то есть уже не его, комнаты. – Что ж мне с тобой, Пушкин, делать? Замуж, что ли, за тебя выйти?»
И ушла, напевая под нос про чудное мгновенье.
Он взял телефон и безо всякой надежды набрал номер.
– Алло? Нет, «Сальери» здесь больше нет. Теперь фирма по продаже недвижимости. Да, закрылась, уже три месяца… М-м, стала нерентабельной, сократили штат, потом вообще. И так столько лет на одном энтузиазме, можно сказать… А вы кто у них были? Клиент? А фамилия? Тут для некоторых клиентов оставили… Не знаю, пакеты какие-то, написано «Творческих успехов!», а внутри не знаем что. Извините, уже спрашивал, как вас зовут? М-м. Ага, вот, и для вас… Нет, вам доставят, у нас с ними договоренность была, скажите адрес. Адрес, говорю. Недвижимостью, кстати, не интересуетесь? Алло?
Поздно вечером позвонили; он слышал топот тещи, мяуканье и скрип двери.
– Иди, поэт, тебя!
Парень, одетый в черное, вручил ему пакет и квитанцию. На пакете была знакомая эмблема, парик с косицей.
Запершись в комнате, долго и неловко его распаковывал.
Внутри оказался нож, тот самый его нож. И чистый блокнот. На блокноте было отпечатано «Реквием по поэзии. Поэма» и его имя.
Выпала записка. Продолжая сжимать нож, он наклонился за ней.
«Поздравляем, Вы успешно прошли весь путь к вашей славе. Осталось сделать последний шаг…»
Он еще раз посмотрел на нож и провел по нему губами.
Дождь полил сильнее; зонтик, выданный женой, не спасал. Прогулку можно считать успешно завершенной и идти домой. Вон уже ладошка какая холодная.
А эти всё стоят. Стихов уже не читают, курят, переговариваются.
Бесполезно, решение принято, кладбище из центра уберут. Нашему городу нужен еще один торговый комплекс (аплодисменты). Чем наш город хуже столицы (аплодисменты)? С союзом писателей договорились, эти просто из другого, у нас их несколько, союзов.
Кто-то заметил его, помахал, пришлось подрулить.
– А вы что не с нами?
– С дочкой гуляю.
– Безразлично, значит, где будете лежать?
– Земля везде квадратная… – Он зевнул.
Пикетчики снова занялись стихами; один только продолжал топтаться рядом:
– Жаль. На прошлом правлении вас вспоминали. Пишете что-то новенькое?
– Реквием по поэзии.
– В стихах?
– В прозе. – Он собрался уходить. – В свободное от занятия недвижимостью время.
Развернувшись, он пошел через дорогу, как раз дали зеленый свет.
– Ну давай, пошли…
Дочка крепко сжимала его руку, то и дело оглядываясь назад, на странных людей под дождем.
Суннат
Группа приехала после обеда – уставшая и пыльная.
Суннат вышел к ним в серых трико и новой футболке, которую мать заранее приготовила на кровати. Чтобы выглядеть красиво, быстро намочил волосы водой.
Он увидел их машину из окна, когда она спускалась с холма. Там место такое есть, со второго этажа хорошо видно, с крыши еще лучше, но на крыше Суннат бывал редко.
Мужчины выходили из машины, кто-то разминался, кто-то тихо интересовался, где туалет. Суннат объяснил, даже проводил немного, приглаживая влажные волосы.
Другие набросились на воду, своя в машине была, но слишком теплая, не то.
Их было четверо – трое и водитель.
– Старшие где?
– Еще не вернулись, – сказал Суннат. – Потом вернутся… через час, наверное.
Мужчины молчали, переглядываясь.
– А пообедать здесь где-то можно? – спросил один, с рыжей бородой. – Чайхана там…
Суннат стал объяснять.
– Не, ребята, без меня, – сказал толстый мужчина в джинсовой куртке.
– Да ладно, Никита, – похлопал его рыжебородый. – Фесталом угостить?
– Не, просто есть не хочется. Укачало немного.
И остался. А те уехали.
Никита не просто уснул – он провалился в сон, как в детстве один раз провалился в яму рядом с домом. Яма была неглубокая, мягкая и заполненная водой. Но вылезти было все равно тяжело.
Он поднял голову и увидел солнце, успевшее стать вечерним. Увидел себя лежащим на каком-то матрасе; под головой была свернутая куртка. На всякий случай ощупал внутренний карман.
Матрас был веселой расцветки, и он еще с минуту разглядывал ее. Он слегка озяб и накинул куртку. Подумав, сунул руки в рукава. Он стоял на веранде, было тихо и солнечно.
Суннат прошел через двор с красным пластиковым ведром. В ведре светилась вода.
– А что, здесь не ловит? – спросил Никита.
Суннат остановился и качнул светом в ведре.
– Нет связи? – Никита помотал смартфоном.
Суннат махнул рукой куда-то вверх:
– С кладбища ловит. Это там выше надо пойти.
– Наши не возвращались? – Никита сошел с веранды. Сейчас бы, наверное, и пообедал.
Суннат помотал головой.
– А старшие?
Суннат снова помотал головой.
Солнце успело еще спуститься.
– Тут раньше помойка была, – объяснял Суннат.
Они стояли перед неглубоким оврагом, Никита фотографировал.
Он попросил привести его сюда заранее, пока группа моталась неизвестно где. «Можно было уже целого барана за это время съесть», – сердито думал Никита. Думал, пока шли сюда, а здесь мысли исчезли, остались только тишина и зрение. Сделал еще пару кадров.
На дне оврага, в кустарнике, темнела дыра.
– Там?
Он собирался спуститься, но Суннат сказал, лучше не сейчас.
– Почему?.. А, блин, камера разрядилась!
Можно было просто спуститься, без камеры. Ладно… Завтра придет.
Они шли назад. Никита шумно дышал, на футболке выступили темные пятна. В такие минуты он стыдился своего тяжелого тела, своих неудачных попыток похудеть. Хотя бы бегать по утрам, как призывала первая жена.
Суннат предложил сделать остановку под вон тем боярышником.
– А вы правда из России?
– Да.
– А там всё, как по телевизору, или по-другому?
Никита усмехнулся.
– Когда как. – Провел ладонью по траве, сорвал несколько стеблей, понюхал ладонь. – Ну и где твои старшие?
Они нагнали их почти у дома, в сумерках. Двое мужчин, в масках, как при последней пандемии. Оба тащили по мешку, Никита разглядел в них пластиковые бутылки.
– Рахим, – представился высокий.
Он нес самый большой мешок.
Второй был пониже, помоложе, без пальца на руке.
– Меня Сурат. Можно и Сергей.
– «Сурат» я запомню, – пообещал Никита.
– Он у вас в Подмосковье работал, – сказал Рахим.
Мужчины подняли мешки и двинулись.
– Да, встретили твоих, – обернулся Рахим к Никите. – Говорят, еще поездят, поснимают.
– Скоро же темно будет… – Никита снова понюхал ладонь, пахшую травой.
Тишина засасывала его. Только далекое пение какой-то птицы и поскрипывание бутылок в мешках.
– Красиво у вас.
– Не жалуемся.
На Рахиме уже не было маски, и теперь всё удлиненное и уставшее лицо его было видно полностью. Они вошли в ворота.
– Телевизор, – говорил Суннат, показывая комнату. – Кондиционер, если ночью холодно будет.
Никита сидел на ковре и разглядывал сделанные снимки:
– Блин, не то… как будто другое место. Завтра надо там снова поснимать, у входа.
Суннат глянул, проходя с постельным бельем, на мелькавшие кадры и вышел. И вернулся… Нет, не он – в дверях стоял Рахим.
– Женщины там пока остались, – сказал, заходя.
Никита кивнул.
Рахим включил кондиционер.
– Там праздник у них был, попросили, чтобы остались, помогли.
Никита отложил камеру:
– Праздник?
– Ну, тарелки помыть…
– А как они вообще выглядят?
– Кто? А… Как мы. Фотографии видел?
– На них нечетко. И вообще, знаю, как сейчас фотографии делают.
– Выглядят как мы, – повторил Рахим. – А как в действительности… Главное, что между нами мир. Видел, сколько они нам с праздника с собой надавали? Три мешка.
– Бутылки, что ли?
– Это сейчас бутылки, – сказал Рахим.
Никита кивнул. Теплая струя из кондиционера щекотала лицо.
Рахим печально глядел на него.
– Штаны снять можешь?
– Зачем?
– Потом поймешь. Сними.
Никита дернул плечами. Глупость, конечно… Стал снимать.
– Трусы тоже.
– Медосмотр? – кашлянул Никита.
Неохотно подцепил резинку и потянул вниз.
– Необрезанный, – вздохнул Рахим.
– Можно было русским языком спросить, – сказал Никита, застегиваясь.