Я по-русски не красива,
По-турецки в самый раз!»
Пел отец, специально меняя «по-татарски» на «по-турецки», чтобы подзадорить дочь.
«Когда дождик моросил,
Я у милки попросил,
Когда дождик перестал,
Она давала, я не стал».
А Эрин искренне недоумевал, почему все хохочут от этой незатейливой, визгливой песенки и кто у кого, что просил?
«Мне мой милый подарил
Золотые часики,
Вот за эти часики
Живу я на матрасике!»
Поначалу тесть вытирал из глаз брызнувшие от смеха слёзы и пытался объяснить суть матрасиков и часиков, а потом махнул рукой от того, что турок оказался безнадёжным и непроходимым в смысле юмора. Он вообще никогда не слышал, чтобы зятёк искренне, громко, до слёз над чем-то смеялся, никогда не замечал слёзы от грусти и печали. Наверное, у турков не принято, открыто и ярко выражать свои чувства. Но родители уважали выбор дочери и дальше семейных стен, разговоры не выходили. Для всех родственников, соседей и друзей, когда приезжал зять, то появлялся знатный гость и лучший друг, только отец про себя добавлял: «лучший» – после Гитлера!
Но Наташа не собиралась так быстро сворачивать свои планы. Отель они оплатили ещё на три дня вперёд, поэтому женщина намеревалась вовсю насладиться городом, а уж потом, на пару дней к родителям. Она сообщила об этом мужу, а тот был, как тот Вася – на всё согласен.
А Эрин мысленно благодарил русских, что так ловко всё разрешилось. Он с удовольствием займётся интересным делом. Окунётся в привычную, национальную атмосферу. Он любил Стамбул с тех самых пор, когда учился в Полицейской Академии. Ему нравились узкие улочки старого города и широкие проспекты новых кварталов. В этом городе непостижимым образом соединились две культуры европейская – благообразная, деловая, и азиатская – с бесконечными торговыми рядами, кальянами, ароматами кофе и корицы. У него сохранились телефоны и адреса друзей, с которыми он, благодаря случаю, и встретиться.
Глава 7
Шапошников дожевал пирожок, стоя у дверей телекомпании, вытер промасленной салфеткой рот с пальцами и выбросил смятый комок в урну, заваленную окурками. «Боятся пожарников, – подумал с усмешкой полицейский. Он помнил время, когда почти во всех организациях курили прямо в кабинетах, уткнувшись в форточку. Они-то в отсутствии посторонних, так и продолжают дымить в кабинете, несмотря на строгий запрет. – Правильно остерегаются, пожарники штрафами обкладывают по самую макушку за курение в неположенном месте».
В небольшом холле располагалась пустая будка охранника. Страж порядка, видно, особой дисциплиной не отличался, и Серёга засунул назад в карман корочки, которые приготовился предъявить. Оглядевшись, полицейский прошёл по длинному коридору к тем самым запасным дверям, за которыми вероятно и скрылся убийца. Навстречу попадались люди, кто-то выходил из дверей, кто-то говорил по телефону, кто-то торопился с бумагами в соседний кабинет. Странно, но на него, человека постороннего, совершенно никто не обращал внимание.
«В этой колготе можно грохнуть кого угодно, никто, ничего не заметит, – размышлял полицейский и вертел головой, читая таблички на дверях. – Какая разница с кого начинать, коллектив, по всей видимости, небольшой, все друг друга знают. Каждый скажет по слову и получится картинка. А вот директора компании я оставлю на десерт».
Серёга угадал – характеристика получилась, куда с добром. Коллеги Вельяминова оказались людьми эмоциональными и впечатлительными, собственно, как и все творческие люди. И если при жизни они не высказывали прямолинейного, личного отношения, то после смерти можно было сказать всё начистоту. И их не волновало утверждение, что про покойника или хорошо, или ничего. После убийства прошло уже три дня, всех уже допросили под протокол и страсти утихли. Вот тут, в непринуждённой обстановке выяснилось много интересных подробностей. Оказалось, что товарищи по работе не особенно жаловали Захара. То есть каждый занимался своим делом – кто рассказывал про новую стройку, кто о хищениях в госструктурах, кто про детские дома и сиротские приюты, кто-то снимал рекламу, кто-то кропал острые социальные расследования, а Вельяминов крутился в среде легкомысленной и даже развратной. Снимал репортажи из ночных клубов, ресторанов, банкетов, собирал сплетни, подглядывал, как ведут себя пьяные звёзды, что одевают и с кем спят. Называлось это всё «Звёздная пыль». И вот эту пыль, иногда на грани дозволенного, в виде сенсации демонстрировал канал «Питер ТВ». Звёздам зачастую было по барабану, что о них говорят и показывают, лишь бы мелькать на экране. Для шоу бизнеса это являлось рекламой, а каналу такие репортажи поднимали рейтинг. Но не у всех поголовно в этой тусовке в башке находилась мякина вместо мозгов и не всем импонировало такое внимание. Часто Захару доставалось, его били в морду, подавали в суд и даже разбивали дорогую аппаратуру. Но канал, как-то с этим справлялся, и Вельяминова держали и даже дорожили, потому что умел он договориться, открывал двери с самых закрытых вечеринок. А в последнее время журналисту просто фартило! Он сменил хрущёвку на элитное жильё, приезжал на работу на шикарной тачке, а на вопросы коллег, откуда бабло, только улыбался и снисходительно отвечал, что, мол, бабка- миллионерша в Америке крякнула, наследство оставила. Ему не особенно верили, потому что на заре своей телевизионной карьеры на одной гулянке с коллегами сам же и проболтался, что рос с матерью и отчимом, который бил его периодически смертным боем. Парень жаловался, что мать всю жизнь работала на трикотажной фабрике, а из-за нового отца пришлось отчий дом покинуть с полупустым чемоданчиком. Поэтому похвальба про богатых американских родственников вызывала большие сомнения у товарищей. Хотя, кто знает, может, у родного отца что-то такое и было, но о нём никогда Захар не рассказывал. Парень был женат, правда, недолго. Жена его работает здесь недалеко в туристическом агентстве менеджером. Девушка красивая, яркая, но невероятно скандальная. Как на ней мог жениться Вельяминов, никто понятия не имел. Уж чем она его обольстила одному чёрту известно. Окрутить окрутила, но ненадолго. У Захара работа начиналась ближе к вечеру, он ходил по ресторанам, клубам, концертам, возвращался ближе к утру и зачастую навеселе. Жена же закатывала истерики и жуткие сцены ревности с битьём посуды, с угрозами покончить жизнь самоубийством. В общем, Вельяминов избавился от неё кое-как. Хорошо, что у них не случилось детей, иначе эта экзальтированная дама шантажировала журналиста до конца его дней. Шапошников выяснил, что экс-супругу зовут Анжела и работает в туристическом агентстве «Роза ветров» буквально через три дома от студии. И напоследок, полицейский решил поговорить с директором телестудии. Полицейский негромко постучал костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. За столом сидел высокий, абсолютно седой мужчина средних лет и разговаривал по телефону. Шапошников показал корочки, а мужик часто закивал и жестом указал на стул напротив, не прерывая диалог с невидимым собеседником. Через минуту директор повернулся к полицейскому, выражая услужливую готовность ответить на все вопросы. Беседовали они недолго и не особенно плодотворно.
– Я не хочу лукавить, – директор смотрел на полицейского внимательными глазами поверх висевших на носу очков, – и рассусоливать, какую потерю понесла наша телекомпания. Нет, это конечно, ужасная трагедия, то, что случилось здесь. Да и Вельяминов умудрялся делать очень горячие репортажи, иногда наши рейтинги зашкаливали. Но, скажу вам честно, не в этом я в первую очередь видел политику нашего канала. Остро, злободневно, предельно честно, но не о том, что певица «С» переспала с бизнесменом «К» или показывать всему миру распухшую от пьянки морду некогда знаменитой певицы, да ещё и брать у неё интервью. Иногда было стыдно включать в программу такие сюжеты. Мы живём в красивейшем городе мира, и хочется бороться с несправедливостью, побеждать зло, подниматься к высотам, а не копаться в говне, и не вытаскивать эту вонючую жижу на всеобщее обозрение.
Директор снял и протёр очки.
– Но это лишь моё мнение. Я идеалист. Но наших акционеров интересует в первую очередь прибыль. Поэтому на месте Вельяминова вскоре появится другой персонаж.
– Скажите, у Захара были враги?
– В коллективе его недолюбливали, это правда, но чтобы ненавидеть до такой степени, чтобы убить, это навряд ли.
– Может его профессиональная деятельность кому-то помешала? Ведь из кабинета вынесли процессор, а из дома утащили ноутбук и все диски.
– Я думал над этим. Вы знаете, в штате есть несколько журналистов, которые работают над очень горячими материалами. Например, расследование убийства депутата законодательного собрания, которое произошло на прошлой неделе. Его подозревают в связях с мафией. Или растраты огромных средств, при строительстве стадиона. Вот расследуя такие темы можно нарваться на большие неприятности и даже подвергнуть риску свою жизнь. А что Вельяминов? Перетряхивал чужие трусы перед экраном? Я думаю, что причину надо искать за пределами студии.
– Я бы хотел посмотреть последний репортаж Вельяминова из ресторана «Приют странников».
– Дело в том, что полицейские, которые приехали в тот вечер, когда был убит Захар, изъяли все записи. Кабинет до сих пор стоит опечатанный.
– В изъятых материалах этого сюжета нет.
– Понимаете, у каждого журналиста свой архив, кроме, конечно, самых важных. Вельяминов зачастую сам монтировал материал. И в этот раз, принёс уже готовый, и мы пустили в эфир. Копии никто не хранил, знали, если понадобиться, то в компьютере или на дисках есть сохранённые файлы, – директор снова напялил на нос очки, как бы подтверждая всем своим видом, что разговор окончен. И вдруг спохватился. – Да, а что делать с кабинетом? Туда все боятся заходить. Там даже ночами свет горит, – Шапошников глянул на него удивлённо. – Да, да, – горячо продолжал руководитель канала, – полицейские закончили осмотр места преступления глубокой ночью, и когда уходили, забыли выключить настольную лампу. Вельяминов тоже работал ночами, и коллеги шутят, что его призрак возвращается, чтобы найти своего убийцу. Чушь, конечно, но как-то неприятно. Да и скоро новый журналист придёт, а там столько крови!