Намочив под краном носовой платок, Павел Иванович прижал его к переносице.
«Ничего, ничего, – сказал он себе. – В конце концов, я прожил на этой проклятой станции достаточно, чтобы разобраться в своей жизни. Что было, то было и быльем поросло. Теперь все будет иначе. Теперь все снова завертится!»
Павел Иванович вздохнул и опять смочил платок ледяной водой.
Говоря по совести, чувствовал он себя на станции ужасно. Постоянные насмешки коллег выбивали его из колеи и заставляли злиться. Но что он мог противопоставить? И разве от них спрячешься? Здесь, на станции, даже уединиться по-человечески невозможно.
Особенно его раздражали программист Васильев и повар Круглов. Антон смотрел на Павла Ивановича презрительно, словно знал о нем какую-то страшную и неприятную тайну, а Круглов при встречах вечно ухмылялся и подмигивал ему, как ровне. Пустоголовый поваришка! Он даже в Бога своего верит как-то вульгарно и показушно. Таскает на груди золотой крестик размером с вентилятор, демонстративно крестится, если слышит о дурных новостях, и постоянно косится на коллег – видят ли…
Что ж, у каждого свой способ самоутвердиться. Каждому хочется стать личностью, чтобы вытянуть себя из пустоты ложного бытия. Но не у каждого для этого есть способности. Тогда и идут в ход всякие дурацкие атрибуты вроде золотых крестов или показушных увлечений.
Господи, вот бы поскорее убраться отсюда, с проклятой полярной станции! И не видеть больше этих тупых рож!
В Москве все завертится по-другому, точно. Будут статьи в научных и популярных журналах, многочисленные интервью, признание коллег-биологов. Может быть, даже премия. Да, скорее всего, и премия. Вот только какая?
Биолог усмехнулся – да вот, например, Нобелевская. Почему бы и нет? Нобелевская премия позволит одним махом покончить не только с бесславием, но и с нищетой. А он, Павел Иванович Тучков, заслужил это больше других. Безусловно.
В голове зазвучал отвратительный гнусавый голос одного из бывших приятелей, который, став членом-корреспондентом Академии в тридцать восемь лет, считал это величайшим и гениальнейшим достижением.
– Павел Иванович, что-то у вас давненько не было публикаций. Как продвигаются ваши исследования?
– Продвигаются.
– Не слишком ли медленно?
– Я занимаюсь фундаментальной наукой. В моем деле ничто не происходит быстро. От теории до практики – длинный и извилистый путь.
– Смотрите, чтобы этот путь не завел вас в дикие дебри.
– Будьте уверены – не заблужусь.
– Будьте уверены – не заблужусь! – повторил Павел Иванович вслух и усмехнулся.
Да, теперь он точно не заблудится.
Думая о будущих наградах и почестях, Тучков смотрел на свое отражение в зеркале. Лысоватая голова, мясистый нос. Все-таки жаль, что природа сделала его таким неказистым. Вон Беглову и доказывать ничего не приходится. И, наверное, никогда не приходилось. Люди уважают его за одну лишь внешность.
Беглов – сильный человек, что и говорить. А в нашем мире тот, кто сильнее, и заказывает музыку. К примеру, если у тебя есть пистолет, любой из важничающих умников и гордецов будет делать то, что ты ему прикажешь.
Павел Иванович на мгновение представил себе, с какой готовностью и торопливостью коллеги по кафедре, которые с такой радостью унижали его, расстилались бы перед ним, будь у него в руке пистолет. Маленький механизм, производящий смерть и делающий человека всемогущим как Бог.
– Жаль, что у меня нет пистолета, – сказал биолог вслух. – Вот если бы у меня был пистолет…
Он замолчал и поежился от неприятного ощущения – будто откуда-то повеяло холодком. Затем опустил взгляд на свою правую руку и слегка побледнел. Пальцы его правой руки сжимали рукоять пистолета. Однако как приятна тяжесть хорошо сбалансированного смертоносного оружия…
На мгновение Тучков подумал, что все это глупость и бред. Мало того, никакого пистолета не существует. Да и чертов пистолет не нужен ему вовсе. Но додумать мысль до конца Павел Иванович не успел. Он вдруг уловил краем глаза какое-то движение.
Повернув голову, Тучков оцепенел от ужаса. То, что увидел Павел Иванович, повергло его в настоящий шок. Он сглотнул слюну и стал поднимать руку, в которой был зажат пистолет.
Кисть его словно бы одеревенела, а пальцы дрожали настолько сильно, что пистолет норовил выпасть из них. Павел Иванович сцепил зубы, поднял пистолет до уровня глаз и дважды нажал на спусковой крючок.
6
Ветров вывернул из-за угла, остановился и, вытаращив глаза и указывая рукой в том направлении, откуда пришел, проговорил:
– Там… там…
– Что? – быстро и недовольно спросил Антон. – Что-то с Тучковым?
– Да!
– И что с ним?
– Кажется, его… убили.
На несколько мгновений коридор погрузился в тишину.
– Ну? – отчетливо прозвучал в напряженном безмолвии голос командора Беглова. – Может быть, ты развяжешь мне руки, Васильев?
Антон нахмурился. Потом нагнулся, перевернул командора на бок и, быстро ослабив стяжку, снял веревку с запястий Беглова.
Командор поднялся на ноги, повернулся к программисту и хлестко ударил его кулаком в челюсть. Антон, не ожидавший нападения, рухнул на пол.
Беглов нагнулся, вынул у него из-за пояса свой пистолет и сунул себе за ремень.
– Вот так, – сказал он. – Теперь мы в расчете.
Антон сел на полу, выплюнул кровь и, морщась от боли, потрогал пальцами ушибленную челюсть.
– Вряд ли я это заслужил, – пробормотал он.
– Я не собираюсь вступать с тобой в дискуссии, – жестко произнес командор. – Но если бы не твои идиотские действия, Тучков был бы сейчас жив.
– Может быть, он и сейчас еще жив, – проворчал Васильев.
Беглов обвел всех угрюмым взглядом и объявил:
– С этой секунды все слушаются меня. Альберт, где ты видел Тучкова?
– На кухне, – выпалил Ветров. – Перед морозильной камерой.
– Идемте!
Он шагнул к кухне, но приостановился и обронил через плечо:
– «Идемте» – относится ко всем. Теперь мы будем держаться вместе.
Врач, метеоролог и оператор двинулись за ним. Подождав, пока они отойдут на несколько шагов, Антон посмотрел на Ульяну и спросил:
– Вы тоже считаете, что я был не прав?
– У вас не было никаких оснований нападать на командора, – ответила она. – И уж тем более связывать его. Таково мое личное мнение.
– Даже если он не убивал, то все равно был неподалеку от комнаты Лелика и должен был что-то слышать. – Антон потрогал пальцами опухшую челюсть и снова поморщился.
– Он был пьян. И мог просто задремать.
– Не отставать! – рявкнул из коридора Беглов.
Антон поправил свитер и, больше не глядя на Ульяну, последовал за остальными.
– Приборы по-прежнему не работают? – осведомился на ходу командор.
Метеоролог вздохнул:
– Да. Ума не приложу, что с ними могло случиться. А как дела со связью?
– Так же. У меня ощущение, будто кто-то сознательно испортил нам аппаратуру.
– Я тоже так думаю, – подхватил догнавший их Антон. – Снаружи аппаратура цела, но я разобрал спутниковый телефон, и внутри – черт-те что. Микросхемы прогорели, спайки расплавлены. То же самое и с другими приборами.
– Что, на твой взгляд, могло случиться?
– Да что угодно. Например, локализованное высокочастотное излучение. Я слышал, подобные приборчики уже в ходу у спецорганов.
– Да, я тоже о таком слышал, – угрюмо кивнул Беглов. – Знать бы, кто это сделал, башку бы ему оторвал.
– Подождите… – Ульяна нагнала Беглова. – Вы хотите сказать, что мы не можем связаться с Большой землей? Я не ослышалась?
– Нет, не ослышались, – сухо отозвался командор. – Минувшей ночью кто-то лишил нас связи.
– И вы думаете, что это сделал…
– Да. Мы считаем, что это сделал Дмитрий Буров.
Беглов остановился перед дверью, ведущей на кухню, резко распахнул ее и вошел внутрь.
Биолог Тучков лежал на полу, раскинув руки и глядя невидящими глазами в потолок. Рубашка его задралась, обнажив белый рыхлый живот. Очки валялись в стороне. Челюсти биолога были крепко сжаты, а его глаза налились кровью.
Ульяна остановилась в дверях, взглянула на Тучкова и тут же отвернулась. Иван поднял видеокамеру и стал снимать. Похоже, чувствительный верзила начал привыкать к ужасным зрелищам.
– Крупный план, Медвед, – тихо сказала ему Ульяна. – Постарайся взять крупный план. Потом сделай «отъезд» и обведи всю кухню.
– Да, – отозвался оператор. – Я делаю.
Доктор Кон быстро прошел к Тучкову и присел рядом с ним. Подождав, пока врач сделает все, что нужно делать в подобных случаях, Беглов сухо осведомился:
– Ну что там?
Секунду медик колебался, а затем сказал:
– Он откусил свой собственный язык.
7
В комнате воцарилась жуткая тишина.
– Вы ничего не путаете, док? – хрипло спросил Беглов.
Доктор Кон посмотрел на командора и проговорил:
– Хотите посмотреть? Я открою ему рот пошире, чтобы вы смогли убедиться.
– Спасибо, но я верю вам на слово. Как такое могло случиться? И какова причина смерти?
Доктор Кон поднялся на ноги.
– Я где-то читал, что пленные японские ниндзя, чтобы избежать пыток, откусывали себе язык и умирали от болевого шока, – проговорил он ровным, размеренным голосом. – Я всегда думал, что это чушь. Но теперь… – Доктор замолчал, оставив фразу незаконченной.
– Так он умер от болевого шока? – недоверчиво уточнил Беглов.
– Тучков был гипертоником. Болевой шок вызвал катастрофический выброс адреналина в кровь. Спазм сосудов, давление подскочило, кровь ударила в голову – и вот результат. Взгляните на его глаза. Очевидная геморрагия.
Командор скользнул взглядом по мертвому лицу биолога и нахмурился еще больше.
– Болевой шок… – повторил он. – Значит, Тучкова не убили?
Доктор Кон задумчиво наморщил лоб:
– Сложный вопрос.
– Но он мог погибнуть сам?