Правда, происходит со всеми, кроме меня. Ну, и еще Тиффани, но у меня сложилось впечатление, что она вообще не хочет пару. А я? Пару и семью я хочу больше всего на свете. Больше, чем все чизбургеры и шоколад, оставшиеся на Земле.
— Еще ты его подкалываешь, — говорит Джорджи. Младенец в этот момент срыгивает прямо на ее одежду, и я чувствую легкий укол зависти от этого зрелища. Джорджи кривит лицо, но достает полотенце и вытирает тунику и округлое синее личико ребенка. — Я просто хочу сказать, что…
— Я знаю, знаю, — перебиваю я, не желая больше об этом слышать. Это повторение той же самой аккуратно сформулированной лекции, которую регулярно мне читает Кайра. — Но дело не только во мне. Я могу этому мужчине улыбнуться и сказать «с добрым утром тебя», а он изыщет способ дурно это истолковать. — Есть в нем что-то такое, что заставляет меня… нервничать и тревожится. Такое ощущение, будто моя кожа зудит, и я готова вот-вот сорваться. Меня это прям бесит, и он тоже, и, как правило, это выходит из меня в виде стервозности, направленной на него. — Я постараюсь.
Вранье. Я не выношу Хэйдена. Не пойму, почему всех так заботит, что мы не ладим. Можно подумать, что, чтобы ужиться вместе, мы должны держаться за руки, распевая религиозные псалмы. Нужно лишь научиться сосуществовать, не поубивая друг друга, а за последние полтора года мы отлично над этим поработали.
— Все же я рада, что ты здесь. — Она ослабляет обмотку на талии и снимает Тали со своих колен, кладет ее и быстрыми движениями меняет подгузник с наполнителем из пуха. — Как же здорово снова видеть тебя, а ты была такой храброй, придя сюда, чтобы всех предупредить. Значит, Таушен вернулся обратно в Южные пещеры?
— Ага, и Слава Богу, что он это сделал, потому что было очень тяжело все время бежать. Даже представить не могу, каково бежать целый день, чтобы вернуться в другую пещеру.
Мой маленький скаутский плавающий компас не раз спасал мою задницу. И я оказалась достаточно удачливой, чтобы найти протоптанную тропу, ведущую обратно в пещеры. Это очень помогло, хотя я никогда не признаюсь в этом вслух.
— А Тиффани с Салухом? — она поправляет одежду Тали и снова поднимает ребенка, улыбаясь и потершись носом о крошечный носик младенца, она переводит взгляд на меня. — Говоришь, в старом космическом корабле они были вместе с вами?
— Ага.
— И они остались?
— Тифф повредила лодыжку, а Салух остался, чтобы помочь ей, — я прикусываю губу. — Мне кажется, они встречаются.
Ее глаза округляются.
— Ооо… Но, кажется, с ней заигрывала целая толпа других парней? А что насчет Хассена с Вазой?
Мой чай остыл настолько, что, быстро допив его, я могу осушить остаток и ставлю чашку, прежде чем Джорджи попытается снова ее наполнить. Я протягиваю к ней руки, желая подержать этого извивающийся, счастливого синего неугомонного младенца, который у нее на руках. Как же сильно я хочу ребенка! Но пару я хочу еще сильнее.
Ну почему всем везет обзавестись семьей, кроме меня?
Джорджи передает мне дочку, и я пытаюсь скрыть, как сильно я удивлена, насколько она тяжелая. Она крупный ребенок — дочурка Кайры, Кай, поменьше, но ведь и сама Кайра меньше Джорджи, да и Кай гораздо моложе. Правда, мужчины ша-кхай огромны, поэтому вполне логично, что у них будут крупные дети. Бедная вагина Джорджи. Я беру Тали на руки, и она, потянувшись к моему рту, шлепает своей пухлой детской ладошкой. Какая лапочка.
— Любовная жизнь Тифф в некотором роде довольно сложная. Поначалу был только Хассен, а потом и Таушен. После этого Ваза, а ты ведь знаешь, в чем этот старый дурень нуждается больше всего и отчаянно. Ну а потом к ним присоединился еще и Бек, а происходящее стало ее ужасно пугать и подавлять, так что я ей помогла.
Она сводит брови.
— Ты помогла? Как?
Я подробно комментирую ей состязания, которые я организовала, игры, в которых я заставила их соревноваться. Она смеется над некоторыми деталями, и качает головой на их ответную реакцию.
— Аехако поступил мудро, вовремя вмешавшись. Ситуация могла обернуться в реально взрывоопасную.
— Ммм, — на мой взгляд это звучит как критика, но Джорджи всегда думает, как пара вождя, так что это не является неожиданностью.
Я бибикаю в крошечный носик Тали. Она чертовски хорошенькая с ее синей кожей, покрытой мягким пухом, беспорядком золотисто-коричневых кудряшек на голове и крошечными рожками. Перед возвращением обратно, оплакивая свое горе, я понянчу каждого ребенка в этой пещере.
— Так Харлоу с семьей здесь? Хирургический аппарат на том корабле не работает, и я хотела ее об этом расспросить.
Джорджи кивает головой, указывая в глубь пещеры.
— Мы открыли еще три пещеры, и она сканирует каждую стену, чтобы узнать, нет ли еще больше. Она считает, что камнереза хватит на еще одну-две пещеры, прежде чем он снова вырубится. Запчасти быстро перегорают.
Я очень надеюсь, что она не разобрала на запчасти хирургический аппарат, иначе я сорвусь с катушек. Если я не смогу избавиться от этой внутриматочной спирали — честное слово, я уже пыталась даже вручную, — то я просто свихнусь.
— С тобой все… в порядке? — спрашивает Джорджи, обеспокоенно глядя на меня.
— Ага! Просто хотела кое-что проверить в девчачьей части.
Понимание появляется на ее лице, когда я снова прижимаю Тали к своей груди.
— Все произойдет, Джоси. Просто потерпи.
Но я устала быть терпеливой. Все советуют мне запастись терпением, когда самим в этом нет необходимости. Но я улыбаюсь ей, потому что хандра не приведет ни к чему хорошему.
— Ты ведь не заберешь эту прелестную кроху обратно, пока я не уйду отсюда.
Она взрывается смехом.
— Хочешь несколько часов побыть нянечкой? Я согласна и с огромным удовольствием. Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется спокойно поспать.
Вряд ли так же сильно, как мне хочется ребенка.
ТИФФАНИ
Здесь так тихо, когда на этом старом космическом корабле, который ша-кхаи называют Пещерой старейшин, остались лишь мы с Салухом.
По-моему, мы все еще привыкаем к мысли, что вокруг ни души. Каждый раз, когда я украдкой бросаю взгляд на Салуха, он постоянно что-то делает: точит копья, разжигает огонь, проверяет припасы или растапливает снег. Из-за больной лодыжки я практически прикована к этому креслу, и у меня нет ничего для выполнения моей обычной работы. Мои инструменты для свежевания, скребки, костяные вязальные спицы и веретено для прядения пряжи — все это осталось в той пещере. Мне в буквальном смысле совершенно нечем заняться.
Поначалу это здорово. Я дремлю в кресле, устроившись поудобнее, стараясь не беспокоить ногу. Однако спустя какое-то время мне становится скучно. В одной из задних комнат устроено некое подобие ванной комнаты, но я не позволяю Салуху помочь мне дойти до нее. Я задерживаюсь там дольше, чем следовало бы, чтобы, используя немного талой воды, привести себя в порядок, смыв дорожную грязь, и вытереть свое тело. Как только я с этим заканчиваю, я начинаю нервничать и мне совершенно не хочется возвращаться в свое кресло, поэтому, прихрамывая, я отправляюсь к одной из дверей и отдаю команду компьютеру ее открыть, чтобы я могла посмотреть, какая снаружи погода.
Как только скользящая дверь открывается, мне хочется снова ее закрыть. Порыв ветра настолько сильный, что меня чуть не сбивает с ног, а воздух, который врывается внутрь, настолько леденящий, что пронизывает до костей. Вокруг везде снег, а снаружи настолько серо, что вообще ничего не вижу. От увиденного у меня перехватывает дыхание. Джоси прямо посреди всего этого, если не успела вовремя добраться до пещеры. Если ее компас не сработал, то сейчас она наверно блуждает в эту бурю, отчаянно пытаясь найти укрытие…. а в главной пещере никто не знает, что она идет к ним.
Я подавляю панику и отступаю от двери.
— Закрой, пожалуйста.
Дверь начинает медленно закрываться, а я наблюдаю, как образовывается лед там, где в открытую дверь занесенный снежный покров растаял на более теплой поверхности металла. Он, заполнив каждую трещинку, немедленно затвердевает, а меня пробирает озноб.
«Будь в безопасности, Джоси. Будь в безопасности».
— С ней все будет хорошо, — тихо говорит Салух. Он встает рядом со мной, и когда я оглядываюсь на него, он обнимает меня за плечи. — Она сообразительная и отважная. У нее все получится. Наверняка она уже дошла до пещер, и над ней уже хлопочут и суетятся.
Он, скорее всего, прав.
— Но я волнуюсь. — Его руки большие, теплые и успокаивающие. Приятно ощущать его прикосновения, и я прислоняюсь к нему спиной. — Я была бы плохой подругой, если б не волновалась.
— Ты для нее замечательная подруга, — уверяет он меня.
— А то, что я ни капельки не беспокоюсь за Таушена, ужасно? — я корчу гримасу.
Он посмеивается, и при этом низком звуке мою кожу начинает покалывать.
— Это объясняется тем, что он отличный охотник. Он точно будет в порядке, даже если попадет в бурю. Это гораздо опаснее для человека, чем для охотника ша-кхай.
Похоже, на этой планете это оправдание всему. Кивнув головой, я, прихрамывая, отправляюсь обратно к своему креслу. Моя лодыжка отчаянно пульсирует болью, протестуя против того, что я сейчас на ногах. Однако, не успела я пройти и пару шагов, он подхватывает меня на руки и уносит обратно к костру.
Я не возражаю — зачем? И потом, так приятно быть балованной, когда мне самой хочется такого внимания, а мне его не навязывают. Салух очень осторожно усаживает меня в кресло, и я благодарно ему улыбаюсь. Когда он распрямляется во весь рост, его длинные, густые волосы касаются моей руки, а я не могу сдержаться и пропускаю сквозь них пальцы, и они, шелестя, проскальзывают сквозь мою руку. Он такой… сексуальный. Наверное, мне не следует помышлять о том, насколько Салух сексуален, когда он тут обо мне заботится, да? Но я ничего не могу с собой поделать. Я смотрю, как поигрывают мышцами его ягодицы, когда он пересекает комнату, чтобы взять еще один кусок топлива для костра, и смотрю, как он приседает, чтобы отправить его огонь. Он двигается словно танцор — танцор размером с баскетболиста вперемешку с полузащитником. Неужели мужчины его размеров могут быть настолько гибкими и потряс