Открыв рот, он протянул руку к ассистентке, намереваясь дать слово, тем самым соблюдая необходимые скучные формальности, но определенный им регламент нарушил потерпевший.
— Я протестую! Нет, я опупеваю, дорогое мое правосудие! Перед вами лежит телесвенное, ой, извиняюсь, вещественное доказательство, улика, а вы — с головы! Я требую самого сурового наказания! Гильотинировать именно с ног, по пять, нет — по три сантиметра. И если не двух, то хотя бы одного из подлецов-самозванцев, вон того, с хвостом.
— Вам слово не давалось, — сухо произнес главный. — Итак, свидетельница, прошу.
Ассистентка выжала мокрый платок.
— Я его люблю! Он ни в чем не виноват, он — князь! Разрешите взять на поруки? Пощадите наших детей!
Профессор удивленно посмотрел на свою помощницу.
— У вас есть дети? Первый раз слышу…
— Пока нет… Но обязательно будут! Пятеро! — Ассистентка оценивающе окинула взглядом скрученную фигуру «мужа» и добавила. — А может быть и семеро! Семь метисиков сиротами оставите! Ва-уу-ва! Освободите супруга! У-у-у, ва-а! — Кристально чистые, огромные слезы текли из глаз девы, омывая первую и, вероятно, последнюю любовь.
— Говорите, князь? — Хрипло кашлянув, каркнул один из тройки. — Князь — это хорошо! Это усугубляет и без того тяжкую вину. Успокойтесь, свидетельница. Суд слезам не верит. Лучше достаньте-ка из их карманов документы, если таковые имеются…
— Есть документы, есть, сам видел! — Опять запрыгал, в предчувствии скорой расправы, профессор.
Главный осадил его жестким взглядом.
— Займитесь делом, свидетельница, — поддержал он обвинителя. — А мы пока посовещаемся. А затем послушаем, что скажут подсудимые на прощание.
Ассистентка, которой выпало счастье вновь прикоснуться к благоверному, с радостью бросилась выполнять поручение.
— Тебя обязательно оправдают, милый! — С бабьей логикой, нежно шептала она, выворачивая дрожащими руками многочисленные карманы черта в поисках документов.
Документов у князя Загробштейна оказалось в избытке. Денег и золотых побрякушек — тоже. Карманы же Ахенэева еще не успели захламиться и хранили в себе: удостоверение спецкора «Прейзподнеш пресс», два не совсем свежих носовых платка, Эльвирочкину фотографию, ложку клуба «Встреча», прижившуюся непонятно каким образом, и смятую бумажку.
Девица сгребла в кучу причиндалы страдальцев и высыпала на стол к инквизиторам.
Один из судейских, защитник, безразлично расшуровал по столешнице ненужный хлам и — глаза троицы полезли из орбит. Перед ними лежала страшная Мета с печатью самого Сатаны и обязывала беспрекословно повиноваться предъявившему ее! Побелевшие губы главного сломала судорога.
— Р-развяжите их! — Холодея от тоски промямлил он. Побелевшие до синевы судейские вытянули шеи.
— Немедленно развязать! — Нечеловеческий крик главного застудил кровь в жилах.
Профессор, не понявший причины столь разительного перевоплощения тройки, все истолковал по-своему.
— Щас-щас! Доставлю в лучшем виде! Нечего по лаборатории разгуливать… Ну да, я их… и в таком виде выволоку… — И, уцепившись за Яшины копыта он поднатужился и попер черта к гильотине.
— Пр-ре-кратить безобразие! — На тошнотворной плаксивой ноте взвыли судейские, чуть ли не в унисон.
— Насилие над личностью! Не потер-плю! — Главный попытался загладить произошедший по их вине ляпсус, устранить возникший конфликт. — Это противоречит нормам законодательства и правосудия. Развязать! — Ожесточившись, вновь приказал он.
Ассистентка прытко исполнила приказание.
Растревоженный черт выполнил несколько вольных гимнастических упражнений, разминая затекшие конечности и восстанавливая их функции. Владимир Иванович перевел рвавшееся из груди дыхание и последовал примеру Якова.
Члены тройки немного опомнились и, угнув головы, озирались на недавних подсудимых — как поступить дальше. Требовалось срочно разворачивать оглобли и гнать телегу правосудия по другой, более накатанной дороге. Владимир Иванович их понимал. И очень хорошо понимал…
Конечно, проще было бы привести извинения и отпустить Ахенэева и Якова на все четыре стороны. Но!! Необходимо выказать себя в свете ревностными хранителями традиции Фемиды, справедливыми судьями.
Главный потер ладонью зашеину, забросил взгляд на обладателя контрамарки и прокуренным голосом оповестил.
— Суд ознакомился с материалами дела и пришел к выводу, что необходимо провести доследование.
Униженно улыбаясь, он попросил Владимира Ивановича и черта:
— Если вас не затруднит, предоставьте, пожалуйста, характеристику с последнего места работы и личное ходатайство.
Яков сразу раскусил хитрый ход судейских и решил пока подыграть. Он со вкусом рассмеялся и свистом, как блудливую шавку, подозвал к себе профессора.
— Ну ты, бородавчатое! Строчи характеристику. Что уставился? Работал у тебя или нет? Вон она подтвердит…
До ученого мужа дошло: раз тройка пошла на попятную, ему, у кого рыльце в пушку, сам бог велит…
— Д-д-да! В-в-вроде бы работали. В экс-перименте участвовали…
— Вот и пиши. На двоих. Положительные! Ясно?
— Ясно, ясно. Как на этот раз писать-то? В обычной или в конспиративной форме? — Круглые совиные глаза профессора метались от тройки к Якову и обратно.
Яков с оттяжкой огладил вдоль хребта охнувшего ученого.
— В обычной…
Косматый бросился за бумагой. Ассистентке же повторять не понадобилось. Дева кокетливо щурилась на избранника и вырисовывала медоточивые словеса.
У ученого мужа с характеристикой не ладилось. Яков, усмотрев, что «бородавчатое» шарит глазами по сторонам и рвет лист за листом, подошел к столу и порадел сам: экспромтом накатал дифирамб на князя Загробштейна и личного порученца Сатаны, писателя-фантаста Ахенэева. Профессору ничего не оставалось, как скрепить подписью готовые характеристики.
Тройка судейских тоже не бездействовала: переписывала набело словесный эквилибр необходимых документов.
Наконец, суд продолжил заседание. Главный зачитал поданную ассистенткой характеристику.
— Князь Загробштейн является активным участником проводимой в лаборатории экспериментальной работы. Даже в экстремальных условиях взрывоопасной атмосферы он полностью отдался самоотверженной исследовательской деятельности. Я, как опытный научный сотрудник, могу утверждать, что князь Загробштейн обладает такими исключительно выдающимися качествами, с которыми мне ни с кем, из ранее встречавшихся участников, не приходилось близко сталкиваться.
В быту князь Загробштейн примерный семьянин, будущий отец восьмерых детей.
Второй участник эксперимента, по-видимому, теоретик, тоже неплохой…
— Суду все ясно. — Главный прервал словесный водоворот.
Посовещавшись на этот раз, тройка пришла к единодушному мнению: оправдать князя Загробштейна и спецкора «Прейзподнеш пресс» Ахенэева В. И. за отсутствием состава преступления.
— Вы свободны! — Собрав остатный запас самообладания, торжественно провозгласил главный. — Извините за небольшую задержку в разборе дела… Можете забрать вещи и документы. Будут ли какие претензии к суду?
Яков протянул тройке по-быстрому написанное заявление.
— Что это? — Тихо поинтересовался у черта Владимир Иванович. — Пойдем отсюда, ну их к ядрене фене. Упаси бог — передумают…
— Босс! При твоем-то положении! Эти головотяпы — стоит пальцем поманить, засудят. Тьфу, черт! И как я раньше про контрамарку не вспомнил. Да-а, окумарились лихо!
Главный ознакомился с предъявленной суду бумагой и, наученный горьким опытом, произнес.
— Ничего не попишешь. Встречное заявление считаю вполне соответствующим действительности. — Он неприязненно окатил мрачным взглядом профессора и продолжил.
— Заявление. Прошу возбудить уголовное дело против преднамеренно оклеветавшего меня и Ахенэева В. И. профессора, злоупотребившего служебным положением.
Князь Загробштейн.
— Коллеги! — Обратился главный к своим помощникам. — Вы согласны принять к разбирательству данный документ? — Те усиленно закивали.
26
— Вот теперь все, босс. Можно и уходить. Они из этого пресноводного отбивную сделают. Не рой другому яму…
Ассистентка, заметив, что «отец ее будущих детей» засобирался, сбросила халат и, прихорашивалась перед висевшим на стене зеркалом, наводила тени на пожелтевшем от кислотных испарений лице.
— Я готова, милый, — подпорхнула к Якову девица, о существовании которой черт стал подзабывать. Куда мы сейчас пойдем? К тебе во дворец, а потом в ЗАГС, или сначала в ЗАГС, а потом во дворец? А может, начнем с твоих родителей?
Яков критически оглядел «невесту», которая до такой степени вошла в роль, что не сомневалась в искренности чувств избранника и капризно ныла.
— Хочу французские ду-ухи, милый! От лабораторного воздуха мне пле-охо! Ты меня по-прежнему любишь? — Рука девы защемила лапу Якова ничуть не хуже пут.
— Р-м-м! Обож-жаю! — «Отцу-герою» не удалось уклониться от прицельно направленного, испепеляюще страстного засоса, длившегося минуты три.
С трудом отцепившись от претендующей на княжеский титул пиявки, Яков с трудом отдышался.
Покушение на свободу было налицо. И кто покушался?!
Калейдоскоп мыслей зароился в голове черта. Выставить себя на посмешище? Нет и еще раз — нет! Надо что-то предпринимать. Срочно!
— Любовь моя! К сожалению, служебный долг обязывает вновь отправляться в длительную командировку. Сейчас. Немедленно. Сию минуту. Но, всеми фибрами души, я — с тобой!.. Предприятие намечается рискованное: опасность на каждом шагу, за каждым поворотом. — Яков выдержал драматическую паузу. — Родная! Я могу не вернуться! Гм-да… Даже вероятнее всего — не вернусь!.. Так будь достойна своего супруга!
Черт понял, что немного переборщил и поправился.
— Пардон, — отца своих детей. Имена малюткам дай на свое усмотрение, но одного — обязательно назови Яшенькой…
Ассистентка поняла. Вместо безоблачного семейного счастья открывалась пропасть вдовьего одиночества, нелегкая доля матери-одиночки.