Усмирение бизнеса
10. 1. Бюрократия и бизнес: симбиоз и конфликты
О взаимоотношениях бизнеса и власти в последнее время столько писалось и говорилось, что, кажется, что-то новое сказать невозможно. Тем не менее для полноты картины укрепления государства и свертывания демократии в путинскую эпоху обойти стороной этот вопрос нельзя. В то же время многое из сказанного стоит обобщить.
Демократия и бизнес
Эффективная работа политических партий и парламента как институтов общественного контроля за властью зависит от наличия в стране свободы слова, в свою очередь связанной со свободой экономической деятельности и защитой прав собственности. При отсутствии независимых от государства источников финансирования свободной прессы последняя перестает существовать. В конечном счете демократия имеет своим основанием открытую рыночную экономику и неприкосновенную частную собственность. Отсюда следует, что если вы хотите получить надежно управляемую демократию, то рано или поздно вам придется установить контроль не только над СМИ, но и над рыночными агентами, т. е. над бизнесом.
Все процессы трансформации начиная с 1988 года шли в направлении обособления и роста бизнеса как самостоятельной социальной силы. И при этом сокращался объем функций государства, сфера его контроля.
Мы видели, был период, когда рыночные реформы и развитие демократических институтов оказались в противоречии, которое разрешилось появлением управляемой демократии, причем в ее рождении и становлении важную роль сыграл крупный бизнес, так называемые олигархи, которым, вообще говоря, демократия как таковая не больно-то была нужна. Но крупный бизнес не хотел реставрации коммунизма, не хотел и авторитарного режима, неизбежно возникающего на почве государственных переворотов. Поэтому демократические формы, особенно управляемые капиталом, крупный бизнес несомненно устраивали. Скажем так: он не был против демократии.
Повышение эффективности рыночной экономики и завершение процесса распределения государственной собственности рано или поздно приводят к тому, что противоречие между реформами и экономикой снимается. Теперь у бизнеса возникает потребность в демократии и общественном контроле за деятельностью государства, в защите прав собственности и других гражданских свобод, соблюдение которых создает атмосферу доверия и солидарности – необходимое условие социальной стабильности в обществе. В условиях демократии бизнес в своих крайних негативных проявлениях – нарушении закона, прав трудящихся, уклонении от уплаты налогов, коррумпировании чиновников – наряду с бюрократией подвергается определенным ограничениям. Но в конечном счете они выгодны самому бизнесу. Наступает время, когда частная собственность и успешный бизнес становятся гарантией гражданской свободы, способности общества контролировать государство и бюрократию посредством демократических институтов.
Бюрократия и бизнес: созревание конфликта
По мере того как снимается противоречие между рыночными реформами и демократическими институтами, возникает и развивается конфликт бизнеса с бюрократией.
Век бюрократии в России весьма долог. Напомню приведенную выше мысль В. Ключевского: в XVII веке монархия управляла посредством дворянства, в XVIII веке уже дворянство пыталось управлять с помощью правительства, однако с XIX века в России господствует бюрократия. XX век не является в этом смысле исключением: советская власть представляла собой власть бюрократии, номенклатуры.
Бюрократия начала реформы. Не справляясь с социальными обязательствами и чувствуя нарастающую угрозу, она – в лице своих наиболее дальновидных представителей – захотела изменить и собственный статус. Полная зависимость от позиции в иерархии, необходимость держаться за кресло, невозможность передать должность по наследству тяготили бюрократию, и система «власть – собственность» ее уже не устраивала. Бюрократия стремилась завладеть собственностью.
Наиболее продвинутая часть номенклатуры решилась на перемены. Она рассчитывала, что допущенные с ограничениями рыночные отношения дополнят централизованное планирование, заполнят ниши, до которых оно не могло добраться. Тем самым допускалось возрождение предпринимательства – в расчете на то, что бизнес укрепит позиции бюрократии, выполняя за нее грязную работу. И бизнес, едва родившись, копошился у юбки бюрократии, питался от нее, а научившись самостоятельно зарабатывать, начал ее прикармливать, использовать в своих интересах. Бюрократия не только поддерживала «своих» предпринимателей, но и сама явно или неявно стала заниматься бизнесом. Сращивание, симбиоз бизнеса и власти до сих пор считается не просто фактом, но специфическим свойством нового русского капитализма. Советы западных специалистов, которые, исходя из своего опыта, говорили о недопустимости соединения государственных функций и бизнеса, о вредоносности такого конфликта интересов, пропускались властью мимо ушей, воспринимались как надоедливое, оторванное от нашей жизни «брюзжание». Новая российская власть логично мыслила в категориях поэтапного развития: всему свое время, каждый период диктует свои правила.
Потому и не приживались импортированные с Запада институты типа этики государственной службы, стандартов корпоративного управления или независимых судов, что они погружались в иную среду, в мутный бульон зарождающегося капитализма. В нем много чего можно было наловить, пользуясь как раз отсутствием закрепившихся правил игры, где противоположности еще не были разделены и до поры могли существовать только в сочлененном, сращенном виде. При этом бюрократия изначально господствовала, а бизнес был «прилипалой», – так первые кооперативы присасывались к ресурсам государственных предприятий. И относилась она к нему с налетом презрения. Замечу, что в Америке было иначе: на новых землях буржуазия была пионером и главным актором, она создавала и наемных рабочих, и чиновников, обязанных служить ей.
У нас же рыночные реформы нельзя было осуществить, не возродив частное предпринимательство и не подняв его социальную роль. И сделать это можно было только одним способом – потеснив бюрократию. Поэтому конфликт был неизбежен.
В поисках ренты
В 1990-е годы новая демократическая власть могла опереться поначалу только на крупный бизнес, посколько только он мог быстро сорганизоваться. Одновременно она оказалась вынуждена привлекать к участию в управлении государством бюрократию, включить в свой актив часть номенклатуры, инициировавшей реформы и готовой проводить их в своих интересах. Однако власть не смогла отказаться от услуг других звеньев прежней бюрократической системы, прежде всего силовых, которые для сохранения мирного характера революционных перемен следовало как минимум нейтрализовать.
Крупный бизнес готов был поддержать реформаторов, но, разумеется, не бесплатно. Он стремился занять командные высоты и на какое-то время их получил: возник так называемый олигархический капитализм. Параллельно государство слабело, страна оказалась в экономическом кризисе, который в общественном сознании связывался с олигархами, «разграбившими страну». Даже весьма серьезные ученые полагали, что не революция, не глубокий трансформационный кризис, а рентоориентированное поведение немногих олигархов и высокопоставленных чиновников были причиной падения производства и жизненного уровня в России (Хеллман 2002; Полтерович 2002: 78—94, 95–103; Polterovich 2001: 38; Olson 1993). Я готов признать, что этот фактор являлся значимым и способствовал углублению кризиса. В то же время, как я полагаю, действовали и другие факторы, гораздо более существенные. В их числе назову прежде всего структурные диспропорции, сложившиеся в сильно милитаризованной советской экономике и обнаружившиеся, как только она подверглась либерализации и была открыта для свободной внешней торговли. Во-вторых, следует упомянуть упадок неконкурентоспособных производств, составлявших значительную часть хозяйства страны. Возможно, падение спроса в период высокой инфляции было чрезмерным и, не будь его, часть этих производств могла бы выжить, однако это, в свою очередь, только создало бы трудности для последующего развития: модернизация или ликвидация многих предприятий являлись необходимым условием движения вперед. Лишь в третью или четвертую очередь можно говорить об экономических потерях от рентоориентированного характера молодого российского бизнеса.
Поиск ренты – наиболее естественная, рациональная линия поведения для бизнеса, едва получившего свободу экономической деятельности. Позднее, когда возможности поиска ренты окажутся исчерпаны, контроль со стороны конкурентных рыночных механизмов и государства станет более жестким и будет накоплен минимальный капитал, наступит время менее доходных инвестиций в производство. Таков закон убывающей производительности капитала в действии. В начале 1990-х годов обращаться к бизнесу с моральными призывами проявить патриотизм, не обирать плохо лежащие советские предприятия и не ускорять любыми способами накопление собственного капитала означало уподобиться крыловскому повару, увещевавшему кота: «Кот Васька плут, кот Васька вор». «А Васька слушает, да ест»…
Не мы одни: как это было в США:
Г. Сатаров: «В начале 60-х годов ХIХ века очередной государственный тендер на строительство железной дороги из Сан-Франциско на восток выиграли два почтенных джентльмена – Коллис Хантингтон и Лиланд Стэнфорд. Это принесло их только образованной фирме 24 млн. долларов государственных субсидий и 9 млн. акров земли. В результате дальнейших махинаций с выпущенными акциями произошло следующее: 50 млн. долларов были потрачены на строительство дороги, 30 млн. долларов прикарманили друзья. Один из них – тот самый Стэнфорд, который, выигрывая тендер, не оставлял поста губернатора штата и впоследствии на часть украденных народных денег учредил один из знаменитых университетов мира, носящий теперь его имя.
Пути Господни неисповедимы, но часто они протоптаны, и по известной колее первоначального накопления капитала двигаются все. Везде и всегда. Сначала стремительное обогащение, нередко далеко за гранью закона. Затем резкий поворот, и вот дорога уже поднимается в гору, на вершине которой сияет нечто величественное – Знание, Добродетель, Свобода и т. п.» (Еженедельный журнал. 2004. № 41. С. 8).
Конечно, закономерно возражение: следовало не увещевать бизнес-элиту, а с максимальной жесткостью подавлять опасные для общества процессы или же не форсировать экономическое развитие, даже остановить его.
На вопрос о том, стоит ли давать бизнесу свободу, если известно, что первым делом он займется поиском ренты, по-моему, следует ответить: «Давать несомненно!» Но потом, при подъеме производства и инвестициях за счет капиталов, созданных в том числе посредством накопления ренты, когда уже будет «что делить», неизбежно появляется соблазн вернуться к обсуждению оправданности такой политики, неправедности нажитых капиталов и обусловленности кризиса именно поиском ренты. Я уверен, что подобное обсуждение с точки зрения развития экономики, деловой активности, да и интересов простых граждан крайне непродуктивно. Рентоориентированное поведение порой связывают с ослаблением государства, со снижением роли бюрократии, преданно служившей интересам власти. Действительно, в то время бюрократия отступала, собиралась с силами и готовилась к реваншу.
Бюрократия в России
Стоит сказать, чтó я понимаю под бюрократией. Ясно, речь идет не о кучке чиновников в ситцевых нарукавниках. Это иерархическая структура, пронизывающая все уровни власти, в которой все ячейки (позиции) связаны отношениями субординации и дисциплины. На вершине пирамиды находится высший чиновник, в руках которого сходятся все нити иерархии власти. Таким высшим чиновником может быть и политик, однако только в том случае, если существует разделение властей и другие демократические институты, если, кроме бюрократической иерархии, в обществе имеются другие структуры, способные уравновешивать ее влияние. Если же ситуация в стране прямо противоположная, то во внешней среде высший чиновник играет роль политика, при этом изнутри бюрократия навязывает ему те правила поведения, которые способствуют поддержанию ее жизнедеятельности. Даже будучи уверенным в собственном всевластии, такой политик реализует интересы поддерживающей его пирамиды.
Разумеется, бюрократия – необходимый элемент государственного и корпоративного управления. Она становится опасной при отсутствии общественного политического контроля, в этом случае бюрократия будет считать собственные интересы интересами государства и всего общества. Государство есть единственный политический институт, обладающий правом на насилие в целях безопасности и поддержания законности, а силовые структуры, выполняющие эти функции, – армия, полиция, суд и прокуратура – являются первостепенными звеньями бюрократической иерархии. Силовые ведомства в России традиционно ориентированы не на защиту законных прав и свобод граждан, но на исполнение приказов, поступающих с верхних ступеней иерархии.
Событиям последнего времени, серьезно изменившим картину российской экономической и общественной жизни, – разгрому НТВ и ЮКОСа, отставкам А. Волошина и М. Касьянова, путинским инициативам, озвученным 13 сентября 2004 года, и многому другому – даются разные объяснения. Например, существует мнение, что истинная их подоплека – схватка различных олигархических группировок, в которой власть, подобно некоему районному УБЭП, играет роль «крыши», служит орудием конкурентной борьбы. Вероятно, в этом есть доля истины.
Другая версия – передел собственности: новые люди, пришедшие с Путиным и не участвовавшие в первичном разделе, хотят использовать близость к власти и компенсировать финансовые потери. Отчасти, видимо, верен и этот тезис. Нельзя, впрочем, не заметить, что в изложенных выше интерпретациях ни разу не упоминается бюрократия – как важная социальная сила. Даже если приведенные версии в целом и не вызывают сомнений, остается неясным, в чем состоит тогда серьезная угроза для жизни государства: стычки между разными группировками бизнеса, сопровождающиеся нарушениями закона, коррумпированием чиновников, а то и стрельбой, в конечном счете неизбежно войдут в цивилизованные рамки – в этом прежде всего заинтересован сам бизнес. Постепенно возрастет спрос на защиту прав собственности, на дисциплину контрактов, на доверие и репутацию, и государственные институты, выполняющие эти функции, смогут опереться на общественную поддержку и укрепить свои позиции.
Но, на мой взгляд, доминирующим фактором современного развития России является конфликт между бюрократией и бизнесом, причем пока бюрократия берет реванш. Об этом, кстати, свидетельствуют и идеологемы официальной власти: равноудаление олигархов с апелляцией к равенству всех, включая самых богатых, перед законом, призывы заставить всех без исключения платить налоги, СМИ, которые не должны выражать взгляды отдельных медиамагнатов. Власть выступает за укрепление государства, добивается уважения к нему со стороны других стран. Опасность состоит в том, что за этими вполне благовидными установками просматривается тенденция к возобновлению извечной российской традиции распоряжения властью, единоличной и неделимой. Деньги дают независимость, бизнес может подерживать конкурентов власти – а с этим она мириться не может.
10. 2. Российский бизнес: жизнь в тени и наяву
Обстоятельства рождения и родовые травмы
Российский бизнес был создан буквально на пустом месте немногими советскими людьми, решившимися на риск самостоятельной деловой активности, использовавшими предоставившиеся возможности:
• экономической свободы: «можно все, что не запрещено»;
• слабого государства: установленные запреты редко соблюдались;
• распространенных повсеместно навыков теневой деятельности, в обход правил и запретов, продажности чиновников, резко возросшей от желания принять участие в дележе.
Бизнес рекрутировал вчерашних советских торговцев, цеховиков, научных работников и инженеров, которых, как правило, ожидала лишь однообразная нищая жизнь; руководителей госпредприятий разного ранга, чиновников; партийных, советских и комсомольских деятелей, лишившихся теплых мест, но зато получивших возможность испытать себя на новом поприще. Каждая из категорий обладала своим опытом, который, впрочем, не особенно пригодился в новой ситуации. Жажда быстрого успеха у этих людей сопровождалась ожиданием скорого исчезновения неожиданно появившихся свобод.
Как я уже отмечал, сначала новоявленные бизнесмены искали легких путей, ориентировались на поиск и присвоение ренты, тем более что обстоятельства делать это явно позволяли. Впрочем, странно было бы ожидать, что предприниматели, оказавшиеся в подобных условиях, начинали бы свою карьеру с высокотехнологичного и капиталоемкого производства. Тот, кто пытался это сделать, либо быстро разорялся, либо менял сферу деятельности.
Бизнес вырастал на почве советской экономики, где только небольшое количество отраслей производило конкурентоспособную на мировых рынках продукцию, в условиях преобладания крупных предприятий, существовавших за государственный счет и большей частью неспособных к гибкой адаптации в меняющихся рыночных реалиях. Конкурентоспособные предприятия стали особым предметом охоты новой российской бизнес-элиты. В конечном счете именно на них основал свое богатство крупный бизнес – нефть, газ, металлургия, химия. Заполучивший легендарный «Уралмаш» К. Бендукидзе так и не смог на равных соперничать с владельцами нефтяных или металлургических компаний. В ответ на мое беспокойство по поводу перехода государственной собственности в руки трудовых коллективов по второй модели приватизации он мне как-то сказал: «Не волнуйтесь, все стóящее уже присмотрено».
Процветали торговля, особенно внешняя, банки, зачастую не удовлетворявшие минимальным стандартам качества. Торговля и финансовые компании заполняли лакуны, которые в плановой экономике были заняты бюрократией.
В ходу был и откровенный рэкет, и так называемое «силовое предпринимательство», бравшее на себя функции правоохранительных органов по защите собственности (или захвату ее), поддержанию дисциплины контрактов и платежей. Жизнь велась не по закону, а по «понятиям».
Сегодняшний день
Самый хаотичный период становления российского бизнеса завершился к 1998 году. С тех пор постепенно стал устанавливаться относительный порядок, усилия государства по его наведению все больше находили отклик.
В хозяйстве появились значительные денежные средства, что способствовало лучшему сбору налогов. РАО «ЕЭС» и «Газпром» стали более требовательны к должникам. Однако в целом налоговая дисциплина пока еще остается слабой.
Вот некоторые данные, относящиеся к крупным и средним предприятиям, которые с советских времен представляли статистическую отчетность. В 1992 году среди них убыточными были 15, 2%, в 1996 году – 50, 6%, в 1998 году – 53, 8%. С тех пор объем финансовых ресурсов предприятий вырос многократно, но доля убыточных снизилась всего до 40% и продолжает держаться на этом уровне. В январе–феврале 2004 года она составила 39, 5%, при том что даже в газовой промышленности убыточных предприятий всего 21, 6%. В рыночной экономике подобная ситуация невозможна: отсюда следует, что значительная доля прибыли укрывается от налогообложения.
Малый бизнес пока находится в тени. При небольшом числе официально зарегистрированных малых предприятий (882, 3 тыс. в 2002 году), на которых работают 8 млн. человек, и при общей численности занятых в 68 млн. в России насчитывалось около 5 млн. предпринимателей без образования юридического лица (ПБЮЛ) и около 20 млн. так называемых «самозанятых» – тех, кто не платил налоги и за которых никто не вносил взносы в социальные фонды. Стало быть, примерно до трети трудоспособного населения страны получает основные доходы от теневой деятельности.
Оценка теневого оборота малого бизнеса:
Таблица 10. 1. Доля неучтенной наличности в доходах и расходах малых предприятий, 1999—2002, %.
Источник: Малое предпринимательство 2004.
Мы видим, что теневые платежи в 1999—2002 годах медленно сокращались. Неформальные платежи органам контроля (надзора) и криминальным «крышам» в 1999—2000 годах составляли 13—14% среднемесячной выручки, а в Москве – до 40% (Малое предпринимательство 2004: 124). Опрос 2002 года показал, что доля теневого оборота, т. е. платежей неучтенной наличностью или «черным налом», должна составлять как минимум 26% и уйдет на покрытие расходов на взятки, «откаты», возврат партнерского (небанковского и неформального коммерческого) кредита и на теневую зарплату сотрудникам. По факту же она составила 31—42%. Это значит, что в теневом обороте только малого бизнеса находилось примерно 1, 0–1, 4 трлн. рублей, или 36, 5–49 млрд. долларов (Там же, 140).
Несмотря на некоторые улучшения, особенно после введения подоходного налога с «плоской шкалой» и снижения налогов на малый бизнес, институциональные реформы пока не набрали критической массы. Взаимоотношения между бизнесом и государством до середины 2003 года имели позитивную динамику, хотя в целом обстановка взаимного недоверия сохранялась. Формальное налоговое бремя снижалось, но неформальное давление государства на бизнес оставалось весьма ощутимым. По оценкам Фонда «ИНДЕМ», «оборот» деловой коррупции превосходил 33 млрд. долларов в год, издержки на преодоление административных барьеров – до 8 млрд. долларов; расходы, связанные с тем, что В. Тамбовцев назвал «вымогательством участия», – требованиями властей разных уровней давать деньги на различные общественные нужды в дополнение к налогам (вроде фондов поддержки правоохранительных органов или ЖКХ) – как минимум 4 млрд. долларов. Моя собственная оценка неформального бремени государства в 2002 году составляла около 40 млрд. долларов, или 11, 6% внутреннего валового продукта в долларовом эквиваленте (345, 7 млрд. долларов, по оценке МЭРТ; см.: Экономика России 2004: 214) и 69, 3% доходов федерального бюджета. Стремление бизнеса по мере возможности снижать это бремя и приуменьшать объемы своей деятельности и доходы вполне понятно. У каждого свои методы: малый бизнес прибегает к платежам «черным налом», крупный бизнес использует схемы оптимизации налогов и операции через оффшоры, в том числе и в силу неуверенности в неприкосновенности прав собственности в России.
Получается такая картина: малый бизнес в тени на 30—40%, средние и крупные предприятия по официальной отчетности находятся под контролем, но при этом часть своих операций проводят нелегально. Более всех оказывается на виду крупный бизнес – в основном крупные частные компании и холдинги, а также естественные монополии. Вспомним ВЧК 1997 года (Временную чрезвычайную комиссию при Президенте РФ по укреплению налоговой и бюджетной дисциплины) под руководством А. Чубайса, которая занималась лишь крупнейшими налогоплательщиками, которым не удалось укрыться от «государева ока», по крайней мере по основной части бизнеса. Может быть, именно поэтому доля крупных налогоплательщиков в российской экономике по сей день явно преувеличивается.
Эволюция отношений бизнеса и власти
Весной 2004 года журнал «Эксперт» проводил «круглый стол» на животрепещущую тему «Бизнес и власть», на котором попросил экспертов определить, какая из трех моделей развития в большей степени подходит для России: 1) олигархический капитализм, 2) государственный капитализм или 3) конкурентный капитализм. Я тогда предложил рассматривать эти модели не с точки зрения их предпочтительности, а как этапы развития рыночной экономики в России, взаимоотношений государства и бизнеса.
И. Бунин предложил пятиэтапную схему:
I этап (1990—1996) – ведущая роль государства, бизнес только набирает силу. Государство способствует развитию деловой активности;
II этап (1996—1998) – доминирование крупного бизнеса, олигархический капитализм;
III этап (1998—2000) – кризис олигархической модели, неолигархические правительства Кириенко и Примакова;
IV этап (2000—2003) – компромисс между властью и олигархией или крупным бизнесом. Олигархи вытесняются государством из сферы массмедиа, но при этом сохраняют влияние в экономической жизни России;
V этап (2003 – настоящее время) – государственный капитализм, доминирование государства – установление политического контроля над бизнесом под угрозой отъема собственности и лишения свободы (пример ЮКОСа), однако без национализации частного сектора (Бунин 2004: 1–6).
В принципе эта схема приемлема, я бы только уточнил ее, объединив II и III этапы (1995—2000) в фазу олигархического капитализма. Наступит ли VI этап, когда доминирующая роль в экономике будет принадлежать рыночной конкуренции и демократии, а государство станет подконтрольным обществу институтом? Это вопрос, который нам предстоит обсудить ниже.
Этап IV: компромисс и сотрудничество
Конфликт между государством и олигархами впервые проявился уже в 1997 году, в ходе информационных войн против младореформаторов. Поначалу казалось, что в борьбе за влияние столкнулись олигархические группы (Потанин против Березовского и Гусинского), однако на самом деле речь шла именно о противостоянии системы олигархического капитализма и набиравшей силу бюрократии. Впрочем, Е. Примаков, санкционировавший расследование экономической деятельности некоторых олигархов, явно поторопился: вторую попытку власти (после попытки Чубайса и Немцова) освободиться от влияния олигархов нельзя назвать успешной.
В 1999 году Примаков был реальным оппонентом Путина на ближайших президентских выборах: не следует забывать, что последний оказался у власти благодаря ельцинскому окружению, «семье», представлявшей интересы олигархов. Став президентом, Путин не мог не предпринять шаги, которые обозначили бы его независимость от одиозных фигур прошлого правления. Тезис о «равноудалении» олигархов одобрительно восприняла бóльшая часть россиян: в то время Путин вызывал симпатию почти у всех групп населения. Совершенно разные политические и социальные силы связывали с ним свои надежды, и новый лидер не торопился разочаровывать своих избирателей. Усилия Путина по укреплению государственных институтов, преодолению сепаратизма и своеволия губернаторов большинство воспринимало как необходимые шаги к политической стабилизации. Первой акцией, положившей начало конфронтации с бизнесом, оказался разгром медиаимперии В. Гусинского, вторым шагом – борьба с Б. Березовским.
Изначально действия власти в отношении Гусинского и Березовского не считались атаками на бизнес как таковой. Казалось, Кремль стремится только установить контроль над СМИ, для чего и понадобилось отобрать у олигархов принадлежавшие им каналы телевидения. Бóльшая часть общества, в том числе элита, воспринимала происходящее скорее спокойно, хотя момент расставания с профессиональным НТВ для многих был горьким.
Ожидали, что власть в своих притязаниях ограничится лишь захватом СМИ. Однако практически сразу Генеральная прокуратура предъявила претензии В. Потанину – якобы за нарушение закона во время приватизации «Норильского никеля». Потери, понесенные государством по вине Потанина, оценивались в 170 млн. долларов, т. е. в сумму, однажды уже выплаченную им по итогам залогового аукциона.
Первая попытка пересмотра итогов приватизации, точнее, второго ее этапа – залоговых аукционов, не удалась. Начавшаяся общественная дискуссия показала, что население, мало симпатизирующее олигархам, все же не жаждет полного их разорения. В то время еще была сильна так называемая «семья», М. Касьянов и А. Волошин по-прежнему занимали высокие должности при президенте. Путин ограничился тем, что пожурил инициаторов судебного разбирательства, конфликт был улажен, по слухам, за существенно меньшую цену.
Именно в этот момент стало понятно, что методам, применявшимся властью в ходе упомянутых операций, бизнес ничего противопоставить не в состоянии. Указания, идущие в силовые структуры с самого верха иерархии, ни оспорить, ни перекупить было невозможно. Прежде олигархи могли с успехом лоббировать свои интересы на самом высоком уровне. Теперь ситуация изменилась.
Чтобы как-то компенсировать утрату прямого влияния, крупный бизнес, до того предпочитавший «индивидуальные» отношения с Кремлем, решил объединиться в Российском союзе промышленников и предпринимателей (РСПП), где прежде преобладали «красные директора». Бюро правления РСПП стало своего рода элитным клубом, за вступление в который необходимо было заплатить большие деньги. Члены Союза получили возможность встречаться с президентом и премьер-министром, в публичной форме вносить свои предложения по текущим экономическим и политическим вопросам. Многие инициативы Бюро правления РСПП реально повлияли на решения власти, в том числе предложения по банковской реформе (А. Маму т и П. Авен), по налогам и валютному регулированию (К. Бендукидзе), по реформе электроэнергетики (А. Чубайс), по вопросам вступления в ВТО (А. Мордашов).
Беды М. Ходорковского начались с того, что, выступая перед президентом от имени Бюро правления РСПП с докладом о коррупции, он упомянул о «некрасивой» сделке по покупке государственной «Роснефтью» компании «Северная нефть». Подробности истории были хорошо известны. Ходорковский в принципе президенту ничего нового не сказал, однако в ответ Путин недовольно заметил, что Ходорковскому следовало бы подумать о том, что и у него можно многое раскопать. Визиты в Кремль не казались уже особой привилегией и таили в себе определенную опасность.
Тем не менее взаимоотношения бизнеса и власти с 2000 до середины 2003 года можно назвать периодом взаимопонимания и сотрудничества. В это время российский бизнес продемонстрировал заметное повышение активности, стал выходить из тени и поднимать уровень корпоративного управления. В моду вошли законопослушность, финансовая отчетность по US GAAP или МСФО, хорошая деловая репутация. Российские компании начали заявлять о себе на мировых финансовых рынках. Пионерами в этой области стали «Вымпелком», МТС, «Вимм-Билль-Данн». Индексы российского фондового рынка также резко пошли вверх.
Если бы этот этап сотрудничества между бизнесом и властью продолжался и далее, подъем российской экономики оказался бы еще более выразительным. Во всяком случае в 2003—2007 годах при вероятном сохранении высоких цен на нефть (25 долларов за баррель и выше) мотором экономики была бы трансформация экспортных доходов сырьевых компаний в рост спроса на внутреннем рынке, в увеличение накоплений, активов банков и иных финансовых институтов, кредитов, займов и инвестиций компаний из собственных средств. Монетизация экономики за 1998—2003 годы выросла с 14 до 25%. Если брать в расчет доллары – до 35%. Резерв роста составляет по меньшей мере 80–100%, т. е. 45—65 процентных пунктов, что есть норма для рыночной экономики. При годовой инфляции 6–10% этого резерва хватило бы на стимулирование роста экономики как минимум еще на 3–4 года (с темпом 7–10% в год). По истечении указанного срока в действие вступили бы иные, более долгосрочные факторы роста, основанные на частной инициативе и повышении радиуса доверия, что привело бы страну к конкурентной рыночной демократии. Государство в этом случае способствовало бы развитию правовых институтов и обеспечивало бы равные условия конкуренции, гражданские права и свободы. Однако к середине 2003 года стало ясно, что власть выбрала другой политический курс.
10. 3. Перелом: дело ЮКОСа
Дело ЮКОСа обозначило переход страны к государственному капитализму, при котором сотрудничество с бизнесом оказалось заменено полным его подчинением государству.
Самое главное – методы
Безусловно, перед Путиным стояли задачи политической стабилизации, укрепления государства и искоренения недостатков переходной адаптационной модели экономики. Именно эти обстоятельства вынесены в официальное обоснование атаки на ЮКОС: следует преодолеть теневую экономику, поставить как богатых, так и бедных в равные условия перед законом, положить конец коррумпированию бизнесом чиновников и депутатов. Начинать борьбу с коррупцией следовало с того, кто больше всех выделялся, более других демонстрировал собственную независимость. Напомню, что на тот момент контроль над СМИ был уже установлен, послушность парламента и губернаторов обеспечена. Накануне новых выборов власти было необходимо предпринять меры, которые встретили бы поддержку избирателей, например, ударить по тем, к кому население относилось враждебно. «Спецоперация», казалось, была продуманной, риск вполне оправданным. Другое дело, что реализация плана не всегда приводит к поставленным целям, последствия зачастую оказываются непредсказуемыми, смысл акции меняется, тщательно скрываемые мотивы обнаруживают себя. В данном случае выяснилось, что истинные цели борьбы с ЮКОСом состоят в подчинении бизнеса бюрократии, в усилении уже не столько государства, сколько власти бюрократии над бизнесом и обществом, в переделе собственности в пользу послушных власти компаний и олигархов.
О деле ЮКОСа столько говорили и писали, что кажется излишним восстанавливать здесь хронику событий. Важнее сделать выводы и извлечь надлежащие уроки. Негативная сторона рассматриваемого процесса, на мой взгляд, состоит не столько в том, что инициаторы атаки имели корыстные цели, уничтожили одну из самых преуспевающих российских компаний, что российское правосудие оказалось избирательным: выдернуть одного, чтобы нагнать страху на всех, – в конце концов с кого-то начинать надо.
Самое главное – методы. Силовы методы, откровенно беззастенчивые, незаконные, едва прикрытые юридическим флером, нацеленные на устрашение, на демонстрацию всесилия власти.
Обвинения
Предъявленные обвинения, на мой взгляд, большей частью абсолютно несостоятельны. Сначала я высказывался осторожно, полгая, что Генпрокуратура не все козыри выложила сразу. Надо сказать, что и она до поры вела себя иначе: еще в апреле 2003 года в письме Путину В. Устинов сообщал, что «оснований для реагирования Генеральной прокуратуры не имеется» (Московский комсомолец. 2003. 31 июля). Но затем ее позиция круто изменилась, и уже Путин утверждал, что он был против этой кампании, но генпрокурор настоял: «Либо Ходорковский, либо я».
Обвинения против М. Ходорковского и П. Лебедева выдвинуты по факту присвоения акций компании «Апатит» и невыполнения обязательств по инвестиционному конкурсу 1994 года. Как экономист, я могу сказать, что эти обвинения не выдерживают никакой критики. Даже если учесть, что компания вовремя не погасила платежи по инвестиционным обязательствам, эффективность работы предприятия не вызывает ни малейших сомнений: «Апатит» и сейчас производит 80% апатитового концентрата в стране. Аргументы обвинению предложил В. Кантор, хозяин ОАО «Акрон», крупнейшего производителя минеральных удобрений, стремившийся дешевле покупать сырье и потребовавший наказать «Апатит» за монополизм. Разбирательство в суде не подтвердило это обвинение, хотя замечу: предприятие вряд ли могло стать успешным монополистом, если бы его «обокрали». Вариант не прошел. Тогда и возникла идея отобрать у компании ее собственность. Руководитель «Апатита», привлеченный в качестве свидетеля обвинения против Ходорковского и Лебедева, на суде, по сути, свидетельствовал в их пользу, как и бывший в то время губернатором Мурманской области В. Комаров. Кстати, ни один из победителей 261-го инвестиционного конкурса, в рамках которого «Апатит» достался Ходорковскому, своих обязательств так и не выполнил. Между тем обвинения предъявлены были только ему.
Вообще изъятие собственности, изгнание менеджеров вооруженными людьми в масках, применение искусственных банкротств в постсоветской России – явление обычное. Зачастую в этих стычках принимают участие правоохранительные органы. Однако даже на этом фоне ситуация с ЮКОСом кажется уникальной: думается, господин Кантор может гордиться своим успехом. Однако и он, полагаю, понимает, что его роль в произошедшем куда менее значительна, чем кажется на первый взгляд: Кантор был лишь использован властью в ее собственных целях. Добавлю, что, согласно законодательству того времени, акции «Апатита», проданные на конкурсе и оплаченные по определенной цене, переходили в полную собственность покупателя немедленно, независимо от выполнения инвестиционных условий. Стало быть, приобретатель имел право перепродать акции кому угодно, однако последний продал их компании «Росагро», которая хотя и с опозданием, но выполнила инвестиционные условия.
Обвинения в неуплате налогов, выдвинутые уже против ЮКОСа, также, на мой взгляд, смехотворны. Недоимок насчитали 3, 4 млрд. долларов за один год по операциям, позволяющим оптимизировать уплату налогов только за счет льгот по региональным и местным налогам. Следует учесть, что ЮКОС – крупнейшая российская компания, годовые продажи которой в сумме составляли 15—16 млрд. долларов, а максимальная прибыль – 3, 0–3, 5 млрд., вносившая налоги на сумму около 5% федерального бюджета. Очевидно, сторона обвинения не рассчитывала на тщательную проверку выстроенных ею аргументов. Действительно, суд вынес обвинительный приговор весьма оперативно. Всего к концу 2004 года ЮКОСу были выставлены налоговые претензии на 27, 5 млрд. долларов за три года работы компании. Доказывать обоснованность претензий никто не собирался: в руках обвинителей уже находилась санкция суда.
«Победоносный» позор: «Юганскнефтегаз»
Все попытки менеджмента ЮКОСа найти решение, которое позволило бы сохранить компанию, о необходимости чего, кстати, не раз заявлял и сам президент, не нашли отклика у власти. Более того, усилия, направленные на погашение долга, например, по купленным незадолго до ареста хозяев ЮКОСа акциям «Сибнефти», оказались блокированы, и Министерство юстиции выставило на продажу самый «лакомый кусок» ЮКОСа – компанию «Юганскнефтегаз». Вслед за этим последовало постыдное промедление с оценкой актива «Юганскнефтегаза» и наконец долго скрываемое решение о том, что «Газпром» намерен этот актив купить. Остальное – дело техники: собственность будет захвачена, независимые бизнесмены отправятся либо в тюрьму, либо в эмиграцию; возможность поддержки с их стороны институтов гражданского общества, оппозиционных партий, независимой прессы поставлена под удар. Общество в целом кажется довольным: власть показала свою силу, а олигархи поставлены на место. Красивая комбинация, позволяющая убить одним выстрелом множество «зайцев», – во всяком случае в этом уверены ее авторы и исполнители. Присутствуют, впрочем, издержки и неудобства: иностранные партнеры не проявили особенного энтузиазма к рвению российской власти искоренить экономические пороки, правозащитные организации заявляют о серьезной угрозе демократическим свободам в России. Думается, власть уверена в том, что протесты – дело временное, и скоро российская и мировая общественность смирятся с новой реальностью.
Наконец, мы подошли к «блестящему» завершению операции. Когда Хьюстонский суд по иску менеджеров ЮКОСа приостановил продажу «Юганскнефтегаза» на аукционе, такие мировые финансовые акулы, как Deutsche Bank и Дж. П. Морган, подрядившиеся собрать «Газпрому» деньги на покупку активов, отказались от выгодного заказа, дабы избежать конфликта с американским правосудием. На следующий день аукцион за 9, 36 млрд. долларов выиграла никому не известная «Байкалфинансгрупп», название которой российский президент долго не мог выговорить на пресс-конференции. Вскоре оказалось, что накануне «Газпром» продал свою долю в компании «Газпромнефть», специально созданной для поглощения «Роснефти», якобы в целях либерализации рынка собственных акций. Затем последовала «чисто рыночная операция» – «Роснефть» купила 100% акций «Байкалфинансгрупп». Откуда появились деньги у компании, которую незадолго перед рассматриваемыми событиями оценили в сумму от 5, 5 до 7 млрд. долларов? В России такие деньги есть только у Министерства финансов или Центробанка. Как «филигранно» все исполнено, какие изящные ходы – не то что прямолинейная экспроприация чужой собственности! Да и какая она чужая: в 90-х умыкнули по дешевке у государства, подняли капитализацию, а государство захотело вернуть – и вернуло. Все! Сечин и Богданчиков одержали победу, осуществили задуманное еще более полутора лет назад. Какое терпение, какая настойчивость! А уж чего это стоило стране, как это повлияло на ее престиж – какие мелочи, право. Теперь-то все знают, как «защищены» права собственности в России. И кто в лесу хозяин.
Фронтальная атака
Я не являюсь сторонником крупного капитала или олигархии. Более того, не раз выступал против их растущего влияния, против их потенциально негативного воздействия на развитие российской экономики (Ясин 2003: 236—240; Ясин 2004б). Однако в сложившейся ситуации, когда речь идет о политическом конфликте между бюрократией и бизнесом, мы должны понять: только крупный бизнес способен противостоять бюрократии. Между тем стоило власти подать сигнал к атаке, число желающих помочь государству резко увеличилось.
Невольно кампании против крупного бизнеса поспособствовал и Всемирный банк, который в своем меморандуме об экономическом положении Российской Федерации за 2004 год опубликовал так называемый «расстрельный список» из 23 крупных частных собственников. В него вошли бизнес-группы с объемом продаж более 12 млрд. рублей и числом работников более 19 тыс. человек. Суммарно на их долю в промышленности приходился объем продаж в 1, 7 трлн. рублей, или 35% общего объема, а также 1, 4 млн. рабочих мест – 16, 4%. В список были включены Дерипаска, Абрамович, Каданников, Мордашов, Потанин, Прохоров, Алекперов, Абрамов («Евразхолдинг»), Мельниченко, Попов, Пумпянский, Махмудов и Козицын (УГМК), Богданов, Ходорковский, Лисин, Рашников (Магнитогорск), Вексельберг, Блаватник, Бендукидзе, Фридман, Евтушенков и даже Якобашвили («Вимм-Билль-Данн»). За списком оказались упомянуты Лебедев, Цветков, Елена Батурина (Всемирный банк 2004а: 126—127). В докладе был сделан следующий вывод: «Нет никаких данных, свидетельствующих о том, что предприятия, контролируемые крупнейшими собственниками, работают намного эффективнее, чем остальная экономика» (Там же, 138).
Думаю, доклад Всемирного банка составлялся без злого умысла, возможно, лишь с некоторым уклонением от истины в связи с недооценкой доли теневых операций в компаниях разного калибра. Авторы, судя по всему, руководствовались принятыми на Западе тезисами о минусах чрезмерной концентрации и монополизации экономики и достоинствах малого и среднего бизнеса. Нельзя одновременно не отметить, что в контексте российских политических событий доклад сыграл на руку Генеральной прокуратуре.
Следом в свет вышел номер журнала Forbs с еще одним списком русских долларовых миллиардеров, включавшим Елену Батурину. М. Ходорковскому было приписано состояние в 15 млрд. долларов, хотя он в тот момент уже сидел в тюрьме, а его компания теряла собственность под атаками властей.
После приобретения Р. Абрамовичем футбольного клуба Chelsea, Счетная палата стала проявлять настойчивый интерес к компании «Сибнефть». Следует признать, что ведомство С. Степашина и прежде изучало уплату налогов нефтяными компаниями и пришло к выводу, что они, пользуясь оптимизационными схемами, недоплачивают крупные суммы в бюджет. Неплательщики пользуются несовершенством российского законодательства и лоббированием собственных интересов в правительстве. Так, «Сибнефть» использовала оффшоры в Калмыкии и на Чукотке. Аффилированная с ней компания имела 10 сотрудников, из них более 50% – инвалиды, что позволяло наполовину снижать налог на прибыль.
Было также обнаружено, что государственная компания «Роснефть» занизила налоги на пользование недрами и на воспроизводство минерально-сырьевой базы – за счет применения внутрикорпоративных трансфертных цен, на основе которых и исчислялись эти налоги (Время новостей. 2003. 13 мая). Такая практика была хорошо известна: власти действительно сталкивались с трудностями как при сборе налогов, в том числе с нефтяников, так и при проведении в Думе законов по совершенствованию законодательства.
Не только олигархи, но и прочие предприниматели всерьез задумались над тем, ждет ли их самих судьба Ходорковского или же дело ЮКОСа так и останется исключением. Слухи распространяются мгновенно: например, говорили, что Потанина вызвали в Генеральную прокуратуру, после чего он якобы уехал за рубеж; что Вексельберг может подвергнуться допросу на предмет средств, на которые были куплены яйца Фаберже.
«Вымпелком»
В то время «Известия» напечатали мои слова: «Волк, задрав овцу и насытившись, всегда говорит, что он больше не будет. Пока сыт. Но, проголодавшись, он снова будет искать жертву». Впрочем, я так до конца и не верил, что власть будет целенаправленно подрывать экономику, роста которой сама так страстно желает. Мою правоту подтвердили события осени 2004 года, когда в годовщину ареста Ходорковского налоговым проверкам подверглись все нефтяные компании, причем также по платежам 2000—2003 годов. Мне известно, что проверки распространились не только на эти компании, о чем пресса пока не пишет.
8 декабря 2004 года Федеральная налоговая служба предъявила налоговые требования к ОАО «Вымпелком» за 2001 год на сумму 4, 4 млрд. рублей (2, 5 млрд. рублей – задолженность, 1, 9 млрд. – штраф). Речь шла о вычете из налогооблагаемой прибыли тех расходов, которые «Вымпелком» понес в связи с агентскими отношениями со своей компанией КБ «Импульс», держателем лицензии на оказание услуг связи в стандарте GSM в Москве и Московской области. Ранее подобные обвинения выдвинул прокурор Северо-Западного округа Москвы, однако Генеральная прокуратура быстро прекратила дело. Замечу, что эти требования обращены к прозрачной современной компании с хорошей репутацией и крупным иностранным инвестором (норвежским Telenor’ом). Правда, 25% акций «Вымпелкома» принадлежат Михаилу Фридману, конкуренты которого имеют свои ходы во властных структурах. Реакция рынка на эту новость последовала незамедлительно: в первый день на ММВБ цены акций российских компаний упали в среднем на 5–6%, «Ростелекома» – на 8, 9, ГМК «Норильский никель» – на 7, РАО «ЕЭС России» – на 7, 45%. На Франкфуртской фондовой бирже ADR «Вымпелкома» упали в середине дня на 11, 56%.
Казалось, власти были заинтересованы в том, чтобы представить дело ЮКОСа изолированной, исключительной мерой. Впрочем, какое-то время ситуация такой и была. Случай с «Вымпелкомом» – второй публичный прецедент нападения власти на крупную компанию. Реакция на это событие со стороны деловых кругов была столь быстрой и единодушной, что Кремль решил не торопиться с разбирательством. Характерно, что в первое время руководители компании не могли встретиться ни с одним официальным лицом, которое могло бы повлиять на исход дела. Кроме того, чтобы показать, что «Вымпелком» не является исключительным объектом атаки конкурентов, имеющих доступ к административному ресурсу, буквально через два дня после предъявления первого пакета налоговые претензии были выдвинуты другому сетевому оператору, компании «Мегафон», конкуренту «Вымпелкома», в котором Фридман попытался приобрести блокирующий пакет акций. Однако теперь сумма претензий составила уже 21 млн. рублей. Вопрос, впрочем, состоит не в уместности подобных маневров, неизменно присутствующих на рынках. Беда в том, что в современной России один из конкурентов может привлечь на свою сторону налоговую службу.
Вокруг «Вымпелкома» началась борьба. В конечном счете давление на компанию уменьшилось: для сохранения репутации власть сократила налоговые претензии до размеров, «близких» к предъявленным «Мегафону». Однако нет никаких гарантий, что атака не повторится вновь.
Тот факт, что российский бизнес не является образцом законопослушания, сам по себе не является новым. Повлиять на ситуацию можно открыто, рассказывая общественности о теневой деятельности бизнесменов и подвергая их немедленным судебным преследованиям за разного рода нарушения закона, называя фамилии купленных депутатов, требуя их отчета перед избирателями.
Другой способ – можно избрать своей мишенью одну компанию и стараться извести ее любыми доступными способами, в том числе нарушая закон. С помощью подобного рода прецедентов власть лишь запугивает бизнес, заставить бизнес-элиту уважать закон такими методами невозможно.
Возврат к итогам приватизации
Весной 2003 года началась новая кампания по пересмотру итогов приватизации. Сам президент сказал о 5–7 «назначенных» миллиардерах, прозрачно намекая на тех, кто приобрел свою собственность на залоговых аукционах. Между тем таковых в России оставалось на тот момент лишь двое – Потанин и Фридман. Легенда о «равноудалении» могла быстро рассеяться. Народ, конечно, одобрил бы еще одну «экспроприацию», однако бизнес вряд ли поддержал бы президента.
В феврале 2004 года Счетная палата объявила о начале работы над докладом об итогах приватизации. Зашла речь о том, что героями доклада могут стать не только капиталисты, но и чиновники, проводившие приватизацию. Ажиотаж оказался настолько большим, что в июле 2004 года, когда первая редакция доклада была готова, дело решили временно отложить. Были сделаны выводы: а) что приватизация проведена с крайне низкой социально-экономической эффективностью, но б) в основном в рамках действовавшего в то время законодательства; в) обнаруженная недоплата в сделках приватизации составила 45 млрд. рублей и касалась около 150 предприятий. Становилось ясно, что продолжающееся наступление на бизнес приносит больше потерь, чем выгод. На одном из декабрьских заседаний Государственная дума решила перенести рассмотрение доклада Степашина на март будущего года.
Таким образом был сделан шаг к успокоению бизнеса. Выступая на съезде РСПП, Путин заявил, что чиновники должны относиться к частной собственности так же, как к государственной. Однако вслед за этим, когда в результате серии маневров власть отобрала у ЮКОСа «Юганскнефтегаз» и передала предприятие «Роснефти», президент на одной из пресс-конференций сказал буквально следующее: «Все вы прекрасно знаете, как у нас проходила приватизация в начале 90-х годов. И как, используя различные уловки, в том числе нарушающие даже тогда действующее законодательство, многие участники рынка получали многомиллиардную государственную собственность. Сегодня государство, используя абсолютно легальные рыночные механизмы, обеспечивает свои интересы. Считаю это вполне нормальным» (Ведомости. 2004. 28 декабря). Если до марта намерения президента вновь изменятся, то и выводы у Счетной палаты могут получиться иными.
В России приватизация означала разделение власти и собственности, т. е. ликвидацию застарелого феодально-азиатского института. Конфликт между бюрократией и бизнесом прямо свидетельствует в пользу этой версии. Одновременно победа бюрократии вновь возвращает страну к «власти-собственности», пусть и в осовремененных формах.
10. 4. Идеологическое наступление бюрократии
Если быть точными, первый удар бюрократия нанесла бизнесу еще в мае 2003 года, когда появился доклад С. Белковского и его коллег по Совету национальной стратегии (СНС) «Государство и олигархия». Именно в этом тексте Ходорковский был обвинен в заговоре против президента, в подкупе большинства депутатов в Думе, в стремлении ограничить полномочия президента, перейти к парламентской республике и стать премьер-министром уже в 2004 году.
Станислав Белковский о заговоре олигархов:
Из интервью газете «Консерватор» от 16—22 мая 2003 года, т. е. еще до появления доклада СНС: «В 2003 году олигархи пришли к выводу о необходимости личной унии крупных собственников и власти, с одной стороны, и в связи с этим упразднения поста президента как института, который потенциально может быть опасен, например, если на смену милому и никчемному Путину придет сильный оппозиционный лидер… Лучше иметь механизм, который полностью страховал бы олигархов от неприятных неожиданностей. Таким механизмом может стать парламентская республика… Нельзя не отметить, что большинство олигархов по происхождению евреи, с детства и юности стратегически ориентированные на эмиграцию, на отъезд из этой страны, в которой все равно ничего хорошего не будет… В силу своей жизненной философии они не верят ни в какие внутренние гарантии. Они не верят, что у них может быть альянс со спецслужбами, с армией. Они не верят в благоразумие российского народа. Поэтому им нужен внешний гарант их собственности. Таким гарантом является единственная сверхдержава – Соединенные Штаты Америки. Олигархов можно рассматривать как агентов американского влияния, а Путина – как возможного адепта альтернативной геополитической конструкции. К выводам будущего года мы можем подойти уже в рамках новой парадигмы: уже не Путин и олигархи заодно, а олигархи и либеральный истеблишмент, с одной стороны, и Путин вместе с разрозненной оппозицией – с другой».
Из доклада «Государство и олигархия»: «Поскольку олигархи как физические лица не располагают публичным политическим ресурсом для победы на прямых общенациональных выборах, ключевой субъект правящего слоя (термин, которым обозначают как бы центр принятия решений олигархов, его члены поименованы ниже. – Е. Я. ) принял решение ограничить полномочия Президента РФ и трансформировать Россию из президентской республики в парламентскую (квазифранцузская модель). Основным идеологом подобной трансформации выступает глава НК ЮКОС (ЮкосСибнефть) Михаил Ходорковский, его явно и неявно поддерживают другие ключевые фигуры олигархического пула (Р. Абрамович, О. Дерипаска, М. Фридман).
Трансформация государственного устройства требует внесения определенных изменений в Конституцию РФ. Эти изменения, согласно существующему олигархическому плану, могут быть осуществлены уже в 2004 году подконтрольной крупному бизнесу Государственной думой и подавляющим большинством законодательных собраний субъектов Российской Федерации».
Судя по всему, в момент подготовки доклада его авторы исходили из того, что все политические партии, включая «Единую Россию», контролируемую А. Волошиным и В. Сурковым, куплены олигархами.
Напомню о приведенном выше пересказе моей беседы с М. Ходорковским в 2002 году, где речь шла о проекте парламентской республики в пользу Путина, что дало бы ему возможность продолжать активную политическую деятельность после 2008 года. Маловероятно, что Ходорковский изменил свою позицию: предположения о том, что владелец ЮКОСа собирался устроить государственный переворот в 2003 году, кажутся фантастичными. Позднее в прессе появились свидетельства, что он обсуждал эту тему с Путиным и встретил благожелательный отклик.
Кроме того, в докладе СНС обосновывается негативная оценка планов по олигархической модернизации и либерализации, в качестве позитивного пути предлагается активно развивать промышленную политику, повышать роль государства с опорой на национально ориентированный бизнес.
Белковский и Павловский: заговор удался
Абсурдность предъявленных в докладе Белковского обвинений заставляет видеть за действиями СНС плохо скрытую провокацию: не Белковского, при всех его талантах угадывать конъюнктуру, а той «невидимой руки», что водила его пером. Уже после ареста П. Лебедева и А. Пичугина, в сентябре 2003 года появилась аналитическая записка Г. Павловского «О негативных последствиях „летнего наступления“ оппозиционного курсу Президента РФ меньшинства», в которой разоблачалась «так называемая группа С. Пугачева–И. Сечина–В. Иванова», перешедшая к активным действиям по «переустройству» российской экономики и политики. По этой версии, заговор против Путина составили не олигархи, а силовики, пришедшие во власть вместе с президентом и претендующие на полную смену элит. В частности, нападение на ЮКОС было осуществлено именно этими людьми. Доклад СНС Павловский расценивает как идеологический манифест группы Пугачева–Сечина–Иванова, постоянно муссирующей тему слабости президента и провоцирующей его тем самым к активным силовым действиям.
Отвечая на выдвинутые обвинения, автор «Заговора олигархов» предположил, что Павловский обслуживает интересы ряда корпораций, в том числе и ЮКОСа, озвучивает позицию представителей «семьи» – Волошина и Суркова – и набивает себе цену накануне избирательной кампании, на которой намерен хорошо заработать. По мнению Белковского, тексты его оппонента есть набор мифологем, который преподносится читающей публике в качестве объективной информации (Независимая газета. 2003. 4 сентября).
Уже тогда было ясно, что записка Павловского – жест отчаяния А. Волошина, последняя попытка сопротивления питерской элите. Сразу после ареста Ходорковского Волошин ушел в отставку, означавшую поражение «семьи». Ту же позицию пытался защищать своими выступлениями против преследования ЮКОСа М. Касьянов, вскоре также лишившийся своего поста. Точка зрения последнего, между прочим, состояла в сохранении преемственности стратегического курса на либеральные реформы в союзе с бизнесом, в соблюдении минимума демократических норм. Черта расставания с прошлым была окончательно проведена накануне выборов.
Какие цели преследовало бывшее окружение Б. Ельцина? Во-первых, разумеется, безопасность – свою и собственного благосостояния. Во-вторых, думаю, развитие рыночной экономики, либеральные реформы, дальнейшую приватизацию, союз с крупным бизнесом, повышение деловой активности. По сути, речь шла о сохранении прежнего стратегического курса на модернизацию с опорой на частную инициативу. Отсюда вытекала идея ограничения государственного вмешательства в экономику, не предполагавшая, кстати, какого-либо ограничения демократических общественных институтов.
Путин с самого начала оказывал давление на эту группу: представители «семьи» по необходимости участвовали в борьбе с Гусинским, Березовским, НТВ. Однако дело ЮКОСа свидетельствовало о стремлении президента окончательно порвать с прежним стратегическим курсом. Как кажется, Волошин и Касьянов понимали это с самого начала.
Сейчас – я пишу эти строки в декабре 2004 года – ситуация изменилась, после заявлений Путина, сделанных 13 сентября, тайное стало явным. Мысли, высказанные Г. Павловским, получили подтверждение: заговор с целью смены курса российской политики был успешно осуществлен. Это признал и советник президента А. Илларионов: в России окончательно сменилась модель экономического, общественного и политического развития (Ведомости. 2004. 29 декабря).
Еще один аргумент в пользу демократии
В настоящее время уже ясно, что в конфликте между бюрократией и бизнесом «как бы» победила бюрократия. На самом деле борьба ведется в иной, скрытой форме, при этом бизнес не может публично защищать свои позиции. Люди, имена которых я не могу здесь назвать, рассказывали мне о позиции властей в отношении бизнеса: «Ребята, вкладывайте деньги только в идеологически близкие компании». Это означает, что Россию ждут новые конфликты и упадок экономики. Что можно сделать, чтобы избежать худших последствий новой политики властей? И бизнес, и бюрократия нужны обществу, при этом каждая из этих сил способна нанести значительный вред стране. Представляется, что России нужна демократия – как единственное оружие против произвола, перемещение извечного конфликта бизнеса и бюрократии в публичное пространство, открытое общественному контролю и саморегулированию.