Контроль над СМИ
Новые времена в России начались с гласности. Под этим именем мы узнали первую свободу – свободу слова, изменившую сознание масс, подготовившую перемены, сделавшую их желанными. М. Горбачев, подаривший советским гражданам гласность, мог какое-то время рассчитывать на нее как на союзника, однако затем свобода слова пошла дальше, уже вслед за другими героями. Впоследствии многие стали думать, что гласность оказалась разрушительным орудием, лишившим людей привычного порядка. Я же думаю, что все люди моего поколения помнят те открытия и озарения, те счастливые мгновения познания, которые принесла им свобода слова.
9. 1. Экономические основы свободы слова
Не так давно журнал «Эксперт» опубликовал интересную статью сотрудников Института открытой экономики А. Купова, А. Ситникова и С. Шульгина «Отложенный спрос на свободу слова» (Эксперт. 2004. № 24. С. 58—59), в которой посредством статистических данных доказывается, будто в ходе перестройки и вообще в дореформенное время доля состоятельных людей в России была относительно высокой, что обеспечивало большой спрос на информацию и давало СМИ максимальный доход и независимость. Вследствие реформ люди заметно обеднели, спрос на свободу слова упал, и это, как считают авторы, и есть главный фактор угнетения СМИ сегодня.
Каков информационный рынок?
Определенная логика в приведенных рассуждениях имеется: действительно, если люди могут выделить достаточную часть своих доходов на приобретение газет, журналов, согласны платить налог на содержание независимого общественного телевидения, то журналисты могут позволить себе не брать денег у государства или олигархов, не браться за заказные статьи. Только при этих условиях создается экономическая основа для свободной прессы. Авторы подсчитали, что доля состоятельных людей в России, а следовательно, и интерес к СМИ вернутся к показателям 1989 года при росте ВВП на 7, 3% в среднем за год – в 2015 году, при росте на 5% – в 2020 году, при росте на 3% – в 2030 году.
Представляется, что авторы – молодые образованные люди с современным рыночным мышлением, которые, однако, не пережили умом и сердцем приход свободы и гласности в эпоху Горбачева. Они легко делают вывод: независимость СМИ гарантируется «не столько Конституцией (хотя и это крайне важно), сколько развитостью и величиной информационного рынка. При наличии адекватного спроса конкуренция и прибыль на рынке информации – отец и мать свободы слова. Но если спрос на информацию по каким-то причинам невысок, то доходы газет и журналов формируются не от продаж беспристрастной информации, а от обслуживания различных узких интересов».
Организация «Репортеры без границ» в докладе, опубликованном в сентябре 2003 года, приходит к иным выводам: уровень состоятельности и богатства мало влияет на свободу прессы. В составленном индексе свободы прессы Израиль стоит на 92-м месте, а Палестинская автономия – на 82-м из 139 исследованных стран, США располагаются ниже Коста-Рики, а Италия – ниже Бенина. США вменяют в вину аресты журналистов, которые отказывались раскрывать в суде источники своей информации. На первых местах – Финляндия, Исландия, Норвегия, Нидерланды – страны с развитой «демократией участия». Последнее место – Северная Корея, предпоследнее – Китай, Россия занимает малопочетное 121-е место (Независимая газета. 2003. 11 сентября).
Кто хуже – олигарх или государство?
Впрочем, наши авторы имеют авторитетного единомышленника – президента В. Путина. Во время своего визита в США в октябре 2003 года в интервью газете New York Times он, в частности, сказал: «Эти так называемые олигархи, они люди умные и пронырливые. Они прекрасно поняли, как можно манипулировать общественным мнением, и, по сути, так же, как поступали с природными ресурсами, начали поступать и со средствами массовой информации, и с общенациональными каналами телевидения, и так далее, подчиняя их своим групповым интересам, подменяя общенациональные интересы групповыми.
Для того чтобы обеспечить реальную свободу прессы, мы должны обеспечить возможность экономической независимости средств массовой информации. И мы настойчиво будем это делать, и всячески будем поддерживать реальную независимость прессы, даже если нам не нравятся те идеи и те мнения, которые высказываются в средствах массовой информации» (Время новостей. 2003.
7 октября).
Еще раньше, в 2001 году, в период борьбы с В. Гусинским, Путин также утверждал, что свобода слова может существовать только при наличии экономически независимой прессы – прессы, которую кормит читатель. Олигарх – владелец газет и телеканалов – всегда будет навязывать обществу выгодную ему информацию.
8 этих словах легко прочитывается подтекст: прессу должно контролировать государство.
В том же интервью New York Times Путин говорил о естественном противостоянии между СМИ и группами, в данный момент обладающими политической властью. Он признал благотворность этой борьбы, как и то, что в России достаточно многочисленны примеры жесткого давления государства на СМИ. Давлению со стороны власти противостоять крайне трудно: силы и возможности тех и других явно не равны. Олигархов по крайней мере может быть несколько: характерен пример США, где Мердок, Тернер и другие конкурируют между собой.
Вернемся к началу. В 1980-е годы миллионные тиражи газет и даже толстых журналов мотивировались не состоятельностью граждан СССР, а общественным подъемом и снятием цензуры. Деньги у людей, правда, были, и они охотно покупали популярные издания, находя там массу новой, прежде недоступной информации. Товарный дефицит не только оставлял сбережения в семейных бюджетах, но и вызывал спрос на вещи не первой необходимости, каковой, безусловно, является пища духовная. Кстати, в то время все СМИ принадлежали государству, и часть из них получала бюджетные дотации даже при больших тиражах.
В начале 1990-х годов ситуация резко изменилась: реальные доходы населения упали, дефицит исчез. Стали доступны самые разные товары, о чем раньше никто не мог и подумать, однако платить за них приходилось много дороже. Общественный подъем начал выдыхаться, структура спроса на информацию и культуру, освобожденная от идеологического давления, стала такой же, как и в других странах: популярность завоевали детективы, триллеры, фантастика, эстрада. Пострадали не только общественная информация и публицистика, но и качественная интеллектуальная литература. Об этом можно только сожалеть. Особенности сегодняшнего информационного рынка связаны с тем, что культура перестала быть элитарной, демократизировалась в изначальном смысле этого слова и вынуждена приспосабливаться к вкусам широких народных масс.
Социальная функция СМИ
В демократическом обществе СМИ выполняют важную социальную функцию: они информируют граждан об общественных делах, причем представляют различные мнения. При отсутствии свободных СМИ все остальные демократические институты либо перестают работать, либо теряют стимулы и ориентацию; если умирает свобода слова, за ней уходят и все остальные свободы.
Конечно, пресса нуждается в экономической независимости. Если кампании не хватает доходов от продажи информационно-аналитических изданий, медиабизнес зачастую диверсифицируется за счет изданий развлекательных, как это случилось, например, с «Медиа-Мостом» В. Гусинского. Главным на сегодняшний день источником доходов СМИ является реклама, в чем нет ничего предосудительного. Если средств к существованию недостаточно, то государство обязано, в соответствии со словами Путина, оказывать поддержку тем СМИ, которые ориентированы на информирование общества, а не на его развлечение. Как ни странно, государственные институты должны быть аполитичны и действовать лишь в общественных интересах. А главный общественный интерес состоит в том, чтобы «четвертая власть» выполняла свою социальную миссию.
Виталий Третьяков о функциях СМИ в современном обществе:
«Я совершенно категорически утверждаю, что журналистика выполняет сегодня пять общественно значимых функций:
1) передача информации о происходящем в мире (или отдельных его частях) – информационная функция;
2) объединение общества (или системы обществ и государств) в единое целое – коммуникативно-интеграционная функция (В. Третьяков отмечает, что во всех современных демократических обществах существуют и эффективно действуют механизмы мобилизации прессы для содействия выполнению тех или иных задач государства. Пример – что и как писала американская пресса накануне вторжения в Ирак. – Е. Я. );
3) провозглашение (декларация) интересов общества перед теми, кто этим обществом управляет, – функция voxpopuli (гласа народа);
4) управление (вплоть до манипулирования поведением и инстинктами общества) со стороны власть имущих, правящего класса, государства – политическая функция;
5) воспитание и отчасти образование подрастающих и уже взрослых поколений – функция социализации людей» (Третьяков 2001: 43).
Третьяков называет еще две дополнительные функции СМИ – историографическую (фиксацию событий) и развлекательную, которая в нашей стране все чаще и чаще в последнее время замещает собой все остальные основные. Он также считает, что функции СМИ неделимы, нельзя предпочесть одну функцию другой. Информационная функция – базовая и эксклюзивная (никто, кроме СМИ, ее не выполняет), однако новости можно подавать по-разному. Третьяков пишет, что определенные ограничения свободы прессы неизбежны, они существуют как вовне, так и внутри системы СМИ. Деятельность СМИ не должна разрушать общество (как это было, по его мнению, в период распада СССР в 1987—1991 годах) (Там же, 97). Внутренние ограничения обусловлены ответственностью перед обществом, вытекающей из права журналистов пользоваться свободой слова, для большинства граждан реально недостижимой. При этом журналистов никто не выбирает, в их корпорации нет обязательной сменяемости, ротации, чем они отчасти напоминают бюрократию (Там же, 100). Из названных функций только первая и третья имеют прямое отношение к демократии и свободе слова (Там же, 94).
От себя добавлю, что именно с этими функциями в первую очередь связано то, что я называю «социальной миссией СМИ». Третья функция – vox populi – менее всего нравится власти и более всего подвергается ограничениям. Власть крайне заинтересована во второй и четвертой функциях, выполнение которых обусловлено первой и третьей функциями, формирующими доверие к СМИ со стороны граждан. «Можно какое-то время обманывать всех, можно кое-кого обманывать все время, но невозможно все время обманывать всех» – эта мысль А. Линкольна постоянно витает над СМИ и теми, кто пытается их контролировать. Заблуждением было бы считать способность современных СМИ к «промыванию мозгов» (т. е. к навязыванию определенных штампов восприятия и поведения) абсолютной. Баланс между функциями ограничивает власть и является предметом ответственности СМИ.
9. 2. Хроника событий: 2000—2004 годы
Обычно власть заявляет, что никакого подавления свободы слова в России нет – мол, его путают с антикоррупционной политикой и борьбой с олигархами, создавшими свои медиаимперии, чтобы формировать общественное мнение, промывать людям мозги и, таким образом, контролировать решения демократически избранных органов. В то же время свободная пресса не обладает экономической независимостью, бедные читатели не хотят ее содержать. В этом случае государство вынуждено взять финансирование массмедиа на себя, критиковать же государство за государственный счет позволено, разумеется, не будет.
Существует и другая версия: свобода слова подавляется, чтобы оградить от критики власть имущих, не допустить подрыва их авторитета и перехода власти в другие руки. Делается это с использованием институтов государственной власти уже в интересах не самого общества, а определенной группы лиц. Последняя версия, выдержанная в духе российской традиции распоряжения властью, выглядит не менее убедительной, чем первая.
Какая из этих версий ближе к истине? Думаю, что в 1996—1999 годах наиболее влиятельные каналы общественной информации действительно находились под контролем Гусинского и Березовского и такое положение дел многим справедливо казалось неправильным. Кстати, они действовали солидарно только в период президентских выборов 1996 года и в последующей борьбе против молодых реформаторов, в остальное время олигархи враждовали и конкурировали между собой. В канун первых президентских выборов Путина Гусинский и Березовский уже находились по разные стороны баррикад.
Следует отметить, что Ельцин, как бы жестко его не критиковали в СМИ, на их свободу никогда не покушался. Первым тревожным сигналом после прихода Путина к власти стала история с журналистом радио «Свобода» А. Бабицким, пропавшим в Чечне зимой 2000 года и затем загадочно нашедшимся. Официальные сообщения по этому поводу отличались крайней невнятностью, было очевидно, что исчезновение Бабицкого – дело рук ФСБ, мотивировавшей эту операцию существованием некой связи между Бабицким и террористами. Сам пострадавший утверждал, что стремился дать объективную информацию и изложить позиции другой стороны, что является его святой обязанностью как журналиста. Я не считаю Бабицкого объективным журналистом, но одновременно убежден, что свобода слова не может быть кружковой, распространяться только на «своих». Уже тогда показалось, что новая власть имеет своеобразные представления о свободных СМИ.
История с НТВ
Потом началась история с НТВ. Как бы ни оценивалась деятельность В. Гусинского, как создатель высококлассного информационного бизнеса он имеет важные заслуги перед российским телевидением. Уничтожение этого бизнеса является позором для нашей страны, который всегда будет лежать на совести власть предержащих.
Программы НТВ были очень популярны: «Итоги» Евгения Киселева, «Итого» Виктора Шендеровича, «Герой дня» Светланы Сорокиной, «Куклы», «Хрюн и Степан». Очевидно, что мнение зрителей мало интересовало уничтожившую НТВ власть, для которой несуществующие споры хозяйствующих субъектов оказались намного важнее зрительской популярности. Сначала, еще робко и совестливо, потребовал досрочного возврата кредита, выданного Гусинскому, «Внешэкономбанк». За ним в атаку пошел «Газпром». В 1996 году я был свидетелем того, как Гусинский на Первой Нижегородской ярмарке нового времени обхаживал Виктора Черномырдина, желая получить под НТВ кредит у «Газпрома». Этот кредит и стал поводом к судебному разбирательству. В апреле 2001 года помещения НТВ в Останкине были захвачены службой охраны, защищавшей права нового руководства.
Гусинский, арестованный по сфабрикованному делу «Русского видео», был отправлен в Бутырскую тюрьму, где провел три дня (13—16 июля) в камере с уголовниками. Находясь в заключении, он подписал на условиях, выдвинутых «Газпромом», «июльское соглашение» о продаже активов «Медиа-Моста». В качестве компенсации, согласно приложению № 6, уголовное дело было прекращено, и Гусинскому дали уехать за границу. Оказавшись в Европе, он заявил, что свою подпись под соглашением поставил под силовым давлением, и поэтому оно не имеет законной силы. Тогда прокуратура завела против Гусинского новое уголовное дело (открытое по сей день) с обвинением в мошенничестве и отмывании около 100 млн. долларов, полученных в качестве кредитов под гарантии «Газпрома» (Газета. 2004. 20 мая).
На НТВ пришел Борис Йордан, полагавший, что ему позволят вести бизнес, сохраняя приличия и лицо канала. Он оставил в сетке вещания «Намедни» Леонида Парфенова, на НТВ появилась программа «Свобода слова» Савика Шустера, изгнанного с радио «Свобода» за лояльность к российским властям и выступление на одной из спортивных передач нового НТВ. Однако власть осталась недовольной и поведением Йордана. После событий с захватом зрителей мюзикла «Норд-Ост» новое руководство НТВ обвинили в том, что оно слишком рано показало начало штурмовой операции и тем самым косвенно помогло террористам. Йордан вынужден был уйти.
Приличия все же хотелось соблюсти, и Евгению Киселеву дали возможность вести передачи на ТВ-6. Впрочем, через несколько месяцев опять возник спор хозяйствующих субъектов, на этот раз при участии ЛУКойла. Высший арбитражный суд принял сомнительное решение в пользу истца. Сам председатель суда В. Яковлев уклонился от участия в деле, определенно подставив своего заместителя Э. Ренова. ТВ-6 закрыли, а Ренову потом пришлось долго оправдываться за излишнюю послушность.
А. Чубайс попытался спасти команду Киселева и добился согласия властей на то, чтобы крупные бизнесмены на общих паях создали компанию ТВС. В качестве комиссаров к новой компании приставили А. Вольского и Е. Примакова. Однако и ТВС разделил судьбу НТВ и ТВ-6. Весной 2003 года был разыгран мнимый конфликт между пайщиками, и команду Киселева окончательно распустили.
В июле 2004 года снова сменилось руководство НТВ. Еще до этого события из компании ушел Л. Парфенов, а с экрана исчезли самые рейтинговые программы: «Свобода слова» Шустера, «Личный вклад» А. Герасимова, «Красная стрела» с куда менее оппозиционными Хрюном и Степаном.
Восстанавливая события этой постыдной истории, я удивляюсь одному – почему власть так долго не решалась поставить окончательную точку в этом деле? Ведь с самого начала было ясно, что путинская команда не потерпит никакой «вольницы» на федеральных каналах.
Параллельно разворачивались события и на первом канале. Напомню, что еще при Ельцине была создана компания «Общественное российское телевидение» – ОРТ, к руководству которой одно время даже привлекли А. Яковлева. Идея создания общественного телевидения наподобие британского Би-би-си, финансируемого либо государством, либо за счет введенного законодательным образом сбора, на мой взгляд, крайне позитивна. Следует, однако, напомнить, что российский бюджет того времени обладал значительным дефицитом. В связи с этим свободное телевидение спонсировал Б. Березовский, который и установил контроль над каналом. Березовского пришлось изгонять с ОРТ с помощью Р. Абрамовича, выкупившего пакет акций Березовского и передавшего его государству. Только тогда стало возможным снять с эфира программу С. Доренко, который в ходе недавней предвыборной кампании, не стесняясь в выражениях и приемах, «мочил» Примакова. Телевидение оказалось в полном подчинении у власти.
Сегодняшний день
В итоге федеральные метровые телеканалы полностью «зачищены». Я уже их больше не смотрю, если только кино…
Иная точка зрения: «Конец доминирования новостного телевидения»:
Генеральный директор канала СТС А. Роднянский: «Эпоха новостного доминирования в телевидении завершается естественным образом. В России – в силу конкретных обстоятельств: конца эпохи информационных войн, завершения мыльной оперы российской политики, когда в эфире имели смысл влияния, когда каналы служили инструментами, чтобы не сказать дубинками, тех финансово-политических или властных организмов, которые выясняли друг с другом отношения… Я сейчас не оцениваю, хорошо это или плохо, но политическая составляющая утратила интригу. Это сугубо российская, специфическая ситуация.
Если говорить о мире в целом, то я вовсе не утверждаю, что наступает эра развлекательного телевидения, но говорю о том, что сейчас время диверсифицированного телевидения. При этом новости на общенациональных американских каналах практически сдвинулись из прайм-тайма в утренний эфир… В Европе позже 20. 00 новостей тоже нет. Раз они сдвинуты, значит, интерес к новостям как телевизионному жанру падает. Тем более что появились новостные каналы…
В России же, на мой взгляд, новости на данном этапе представляют собой абсолютно художественный жанр… телевидение предлагает вместо новостей некое субъективное произведение: начинается все с произвольного отбора событий, продиктованного заведомой конъюнктурой… Мы получаем не факты, а мнения, точки зрения, интерпретации.
…Традиции западной журналистики делают невозможным то, что обычно для России, – западный журналист не может не упомянуть о противоположной точке зрения, не может не дать возможности высказаться какой-то стороне… Это делается для того, чтобы граждане имели возможность принимать собственные решения.
Мы же имеем совершенно другую традицию. Даже самая либеральная российская журналистика в лучшие времена всегда была дидактической… Если говорить о новостном вещании, оно всегда было ближе к пиаровским технологиям, чем к информационной журналистике. Другое дело, что эти пиаровские технологии использовались противоположными политическими лагерями, и потому телевизионная картина пиара была богата… Сейчас мы этого не имеем. Мы имеем унифицированную картину» (Время новостей. 2004. 15 июня).
Контроль над телевидением был установлен не только посредством изгнания медиамагнатов: ТВС не принадлежал ни одному из олигархов, а НТВ в составе «Газпром-Медиа» не представлял особенной угрозы для власти. Очевидно, что Кремль стремится к полному доминированию над всеми информационными каналами, способными оказывать влияние на общественное мнение.
Напомню, что закрылась также «Общая газета» Егора Яковлева, возникшая в августе 1991 года, когда были запрещены другие демократические издания. Она имела узкий круг читателей, но это была качественная и независимая журналистика. Прекратила свое существование она, разумеется, по экономическим причинам, была куплена одним питерским бизнесменом, прежде заявлявшим о своих симпатиях к газете, однако затем поменявшим первоначальные планы. Факт в том, что одним хорошим изданием в России стало меньше.
Следом произошла история с Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), созданным Т. Заславской, Б. Грушиным и Ю. Левадой еще в 1980-е годы, на первой волне демократизации. Апеллируя к необходимости акционирования Центра, власть добилась ухода из него независимых социологов и замещения последних новой командой, во всем послушной Кремлю. Леваде пришлось создать «Левада-центр», продолжающий традиции старого ВЦИОМа.
В сегодняшнем радиовещании остается лишь одна независимая информационная общественно-политическая радиостанция – «Эхо Москвы», однако 60% ее акций принадлежит «Газпром-Медиа», поэтому власть может прикрыть ее в любой момент. В резерве у коллектива есть радиостанция «Арсенал», но она не столь «раскручена», и при желании ее легко лишить лицензии на частоту. Она не закрыта, я думаю, потому, что главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов с его живописной шевелюрой стал символом свободы слова в России. Впрочем, еженедельная аудитория «Эха Москвы», согласно опросам Gallup, составляет 1 млн. 300 тыс. человек, слишком мало, чтобы представлять опасность для власти.
О свободе прессы сигнализируют также печатные СМИ – левые «Советская Россия» и «Завтра», правые – «Московские новости», «Новая газета», «Новое время», центр – солидные «Ведомости», «Коммерсант», «Известия»; массовые издания с желтоватым оттенком – «Аргументы и факты», «Комсомольская правда», «Московский комсомолец». Общий тираж газет и журналов федерального значения, позволяющих себе некоторую независимость суждений и способных влиять на взгляды людей, по нашим совместным с Алексеем Венедиктовым подсчетам, также равен 1 млн. 300 тыс. экземпляров. Массовые же издания всячески демонстрируют свою лояльность власти.
Политика государства в отношении СМИ проста и эффективна. Все каналы, способные осуществлять психологическое внушение, превращать, по словам французского психолога С. Московичи, массу людей в послушную толпу (Московичи 1996: 229—237), должны находиться под контролем власти. Эффект гласности, известный по годам перестройки, повториться не должен. Ясно, что в этой ситуации пресса не может выполнять свою социальную функцию.
9. 3. СМИ и власть в регионах
Свободная пресса есть в Москве, Питере, еще 7–8 крупных городах России. Региональные СМИ, электронные и печатные, в основном находятся под контролем местных властей, почти как при советской власти. Впрочем, существенные отличия все же имеются, вот несколько примеров.
В 2003 году арбитражный суд Карелии вынес решение по делу оппозиционной газеты «Губерния», запретив ей пользоваться этим названием на том основании, что аналогичный логотип зарегистрирован одним нижегородским информационным агентством. Вердикт был оспорен в суде, а в то же самое время в Петербурге печатался тираж газеты под полным официальным названием – «Карельская губерния». На выезде из города автомашина, везущая 25 тыс. экземпляров газеты, была остановлена сотрудниками ГИБДД, и весь тираж был арестован. Оперуполномоченный РОВД Санкт-Петербурга объяснил, что он хотел проверить, не опубликованы ли в газете материалы, способные принести вред репутации партии «Единая Россия» (Московские новости. 2003. 9–15 декабря). «Губерния» уже печатала критические материалы о карельском начальнике С. Катанандове.
Кемеровская газета «Край» уличила во лжи губернатора О. Тулеева, который в ходе предвыборной кампании обвинил А. Чубайса и кузбасских энергетиков в намеренном превышении тарифов на электроэнергию и тепло, хотя хорошо знал, что тарифы устанавливает региональная энергетическая комиссия. Впоследствии выяснилось, что инициатива судебного разбирательства исходила не от энергетиков. Губернатор потребовал возмещения морального ущерба, и районный суд присудил газете выплатить Тулееву сумму в 400 тыс. рублей, затем пониженную областным судом до 55 тыс.
Газета «Край» выходит с мая 2002 года, до этого ее главный редактор Е. Богданов руководил популярным областным изданием «Кузнецкий край», которое раздражало администрацию области своей независимостью. В результате лояльная Тулееву финансово-промышленная группа стала скупать акции газеты. Богданов вынужден был уйти со своего поста и основать новый «Край», за который вновь взялась областная администрация. Газета печатается в Томске, так как кузбасские типографии печатать ее опасаются (Московские новости. 2004. № 1).
Свобода печати по-ульяновски:
Сергей Титов, бывший заместитель главного редактора «Народной газеты», ныне свободный журналист: «В принципе, не произошло ничего особенного – ситуация и события подобны тем, что наблюдаются в сотнях других газет, где учредителем является какая-либо исполнительная власть.
Газета, в которой я работал заместителем главного редактора, называется „Народной газетой“, хотя народного в ней ничего не осталась, поскольку она теперь всецело посвящает себя восхвалениям губернатора Ульяновской области – генерала Владимира Шаманова. Учредитель газеты – администрация Ульяновской области. Организационно-правовая форма редакции на момент нашего ухода – областное государственное учреждение.
Газету покинул не я один – практически одновременно со мной написали заявления еще два заместителя и двое журналистов. Мы приняли решение покинуть газету после того, как губернатор предложил нашему главреду Геннадию Антонцеву „уйти по собственному желанию“. То есть смысл был в том, что Антонцев ни в чем не провинился, и газетой, на наш взгляд, руководил хорошо, но до выборов оставалось менее года. Начинался самый напряженный период в использовании „административного ресурса“ в личных целях губернатора, решившего сохранить свой пост. И в такой период нужен редактор, способный исполнять все пожелания предвыборного штаба и департамента по информационной политике.
Мы давно уже предполагали, что это произойдет, и были готовы к этому. Это должно было случиться, потому что Антонцев – нормальный главред, какими и должны быть редакторы. Он не допускал в газете ни голословных обвинений, ни искажения фактов, ни тем более прямого обмана. А всего этого постоянно требовали от него. Как зам., я часто был сам свидетелем таких случаев. Пресс-секретарь губернатора и руководитель департамента по информационной политике напрямую давали указания главреду, о чем и как надо писать, заставлял публиковать те или иные пиаровские статьи, подготовленные в недрах обладминистрации. Часто Антонцев сопротивлялся и не соглашался публиковать, если видел, что подсунутый материал неточный или недостоверный. Порой доходило до того, что в отсутствие главного редактора на заместителя (в том числе и на меня) выходил руководитель департамента по информационной политике с требованием показать сверстанные полосы перед выходом номера. Разумеется, мы тоже отказывали. В период предвыборной кампании по выборам в областное Законодательное собрание и в Госдуму давление нисколько не уменьшилось, а попытки влияния даже участились. Главному редактору указывалось, какой материал о деятельности кандидата необходимо поместить под видом журналистской статьи. То есть редакцию толкали на применение примитивного „черного пиара“, правда, еще и неоплачиваемого.
Совершенно аналогичную ситуацию мы испытали на себе три года назад, когда работали в газете „Ульяновск сегодня“. Учредителями газеты были гордума и мэрия. Это было очень удобно, поскольку городская Дума была неоднородной, что позволяло быть более свободными в своих высказываниях, комментариях и прочих умозаключениях. Но новый мэр (бывший полковник ФСБ) Павел Романенко решил, что это для него плохо, что надо сделать так, чтоб газета подчинялась только мэрии. И всеми правдами и неправдами, незаконными ходами мэр лишил гордуму соучредительства, обеспечив себе полное господство над газетой (об этом я подробно писал в журнале „Профессия – журналист“). Именно после этого, когда стало ясно, что газета превращается в пропагандистскую листовку, мы покинули газету „Ульяновск сегодня“.
К сожалению, запрет на вмешательство учредителей в деятельность СМИ, оговоренный Законом о СМИ, совсем недолго действовал в реальной жизни. С некоторых пор, поняв, что санкций за это никаких нет, да и никто не пожалуется из подвластной прессы, исполнительная власть стала воспринимать СМИ, учрежденные ею, как придаток администрации, как административный ресурс, средство оболванивания населения.
На СМИ, в которых обладминистрация не является учредителем, влияние выстраивается иным путем. Так, для ГТРК „Волга“ просто было закуплено определенное оборудование, за что телекомпания была благодарна и старалась эту благодарность отрабатывать по полной программе. Кроме того, старому председателю ГТРК было предложено уйти на пенсию, а новый председатель был подобран из лояльных (хоть и недостаточно профессиональных) людей и рекомендован Москве…
Ныне Шаманов ушел, как поведет себя следующий?» (материалы предоставлены С. Титовым).
Эти примеры характеризуют ту атмосферу, в которой работают в регионах независимые СМИ. Случаются, впрочем, и крайности, такие, как убийство главного редактора газеты «Советская Калмыкия» Л. Юдиной. Есть также и позитивные примеры – частные газеты в малых городах и регионах, где власти терпимы к прессе и не реагируют на докладные ФСБ. Большинство же региональных СМИ в лучшем случае соблюдают лояльность по отношению к властям, а чаще играют роль их рупора, в том числе прямо занимаясь пропагандой в их пользу, искажая факты или односторонне их интерпретируя.
9. 4. «Плохие журналисты»
Представители власти, а также и многие российские граждане зачастую придерживаются мнения о безответственности, лживости, продажности журналистов, готовых на все в погоне за сенсацией. Чиновники во всех наших бедах винят прессу и на этом основании настаивают на ограничении свободы слова. Трудно спорить с тем, что среди прочих есть и «плохие журналисты», нарушающие этические нормы, оскорбляющие государственных служащих и публикующие непроверенную информацию. Я думаю, что даже если такие люди или издания появляются, то быстро идентифицируются и теряют доверие читателей, становятся одиозными. Именно поэтому такого рода прессу нельзя считать сверхопасной. Более того, нарушения профессиональной этики могут вызвать жесткий отпор со стороны потерпевших – вплоть до судебного преследования.
Другой тип журналистики – «продажная». Заказные статьи, «слив», использование СМИ в целях рекламы или пропаганды определенных политических групп весьма распространены в России. Большое количество предпринимателей (не только олигархи) оказывают значительное влияние на ту информацию, которая подается в СМИ. Этот феномен весьма опасен для общества и, стало быть, требует принятия законодательных и иных мер. В то же время конкуренция среди самих СМИ и их заказчиков в определенной степени способствует сохранению информационного баланса.
Хуже всего – послушность!
Третий тип прессы – послушные СМИ, часто напрямую обслуживающие интересы власти и угадывающие ее желания. За этот порок чиновники прессу совсем не критикуют, но, на мой взгляд, он является самым опасным, ибо более всего препятствует выполнению социальной миссии СМИ и лишает информационный рынок здоровой конкуренции.
Еще один кузбасский пример от бывшего собкора «Известий» И. Сербиной. Не так давно местные СМИ сообщили, что администрация Павлодарской области соседнего Казахстана намерена запретить О. Тулееву въезд на ее территорию. В качестве доказательства был процитирован пресс-релиз администрации Кемеровской области. При попытке проверить информацию пресс-служба губернатора отослала журналистов к статьям в «Туркестан-газете», которая выходит на казахском языке. По мнению администрации Тулеева, губернатора в Казахстане не любят, так как он защищает интересы Кузбасса, препятствуя ввозу в Россию угля и энергии. Проверка показала, что это чистая пропаганда, «пиар», и никакого конфликта между Тулеевым и казахскими властями не существует. В то же время прочие СМИ уже успели перепечатать защищающий честь Тулеева материал.
Впоследствии журналистка услышала от одного из своих знакомых: «Ты представляешь, Тулеева казахи на свою территорию не пускают. Вот гады. А он ведь за нас, за Кузбасс!» На вопрос об источнике информации собеседник Сербиной ответил: «В газете написано, по телевизору говорили». «Вот тогда-то, – пишет Сербина, – мне стало как-то неловко за профессию и за себя, коль я уж в ней. Получается, что цель у нас с властью одна – людям головы дурить. Или мы работаем для того, кто каждый день идет в газетный киоск и покупает за три рубля газету, где опубликована информация, на которую этот человек имеет право. Продаваться за три рубля тысячам людей – это совсем не то, что продаваться одному за тридцать сребреников. Просто это разные профессии» (материал предоставлен И. Сербиной).
Такова, может быть, несколько наивная, романтическая позиция честного журналиста, готового, как и многие другие репортеры, мужественно выполнять свой профессиональный долг и социальную миссию. Но циники и прагматики, издевающиеся над ее несоответствием сложившимся обстоятельствам (а когда они будут другими?), ничего не сделают, чтобы мы все жили лучше, не только богаче, но и нравственнее. А делают это только такие непрактичные и смелые идеалисты.
Для меня одним из самых ярких впечатлений о событиях, разворачивавшихся вокруг президентских выборов на Украине осенью 2004 года, был отказ 90 журналистов ведущих телеканалов озвучивать ложь, навязываемую властью, – несмотря на угрозу снятия с работы. Показательна и судьба российского журналиста Д. Киселева, нашедшего себе работу на Киевском телевидении и отстраненного от руководства информационными программами за необъективность. А ведь в 1991 году он с Т. Митковой также отказался давать в эфир лживую информацию о событиях в Прибалтике. Общество и власть должны гарантировать права тех, кто исполняет социальную функцию СМИ.
Вернемся к мнению А. Роднянского о новостном телевидении. Он упрекает российских телевизионных журналистов в том, что они подменили информацию пиаром и тем самым погубили новостные программы. Отчасти соглашаясь с ним, я все же хочу заметить, что сегодня пиаром в СМИ занимается прежде всего власть, т. е. журналисты, которые ей верно служат. Я не против пропаганды, но умной, разъясняющей людям суть происходящих событий, принимаемых решений, способствующей их превращению в граждан, а не в стадных животных. Я за ту пропаганду, которая формирует в обществе полезные институты гражданственности. Подобная пропаганда, увы, немыслима без свободы слова, без независимой прессы, без рыночной и политической конкуренции. Как и в рыночной экономике, в реальной демократии независимая пресса должна создавать многообразие и неопределенность, несущие определенный риск. Но наряду с недостатками будет и возможность для работы честной профессиональной журналистики, способной качественно выполнять социальную миссию «четвертой власти».
9. 5. Закон о СМИ
Очевидно, что демократическое государство обязано всеми доступными средствами, прежде всего законодательно, содействовать выполнению свободной прессой социальной функции. 27 декабря 1991 года был принят Закон о СМИ, который действует до сих пор и считается одним из самых либеральных в мире. Он не помешал властям предпринять описанные выше акции против отдельных СМИ, но все же сыграл и играет важную роль в защите свободы слова.
С течением времени и в этом законе обнаруживается ряд недостатков. Главный из них состоит в том, что, принятый на гребне демократической волны, на переломе эпох, он не учел логику последующего развития информационного бизнеса. Упор в законе сделан на права журналистских коллективов, необходимые для выполнения их миссии. Отсутствие законодательной базы для деятельности информационного бизнеса привело к появлению противоречий между законом 1991 года и более поздними актами, например «Об акционерных обществах». То же касается и Гражданского кодекса, где специфика СМИ учтена не была, что позволило власти устранять неугодные ей СМИ безукоризненно с юридической точки зрения, использовав нормы взаимоотношений между хозяйствующими субъектами. Назрел вопрос о новой редакции Закона о СМИ. В каком направлении развиваются события – в сторону усиления защиты свободы слова или расширения возможностей контроля за СМИ со стороны власти, будет разъяснено ниже.
Первые поправки к Закону о СМИ были инициированы депутатами от партии власти уже в 2001 году. Одна из них, о возможности запрета конкретных изданий, нарушивших законодательство о выборах во время избирательных кампаний, была однажды принята, однако затем Конституционный суд признал ее противоречащей Конституции и отменил. Тем не менее представители информационной индустрии, обеспокоенные действиями властей (в том числе разгромом НТВ), выдвинули свои инициативы и предложили Кремлю позволить участникам информационного рынка самим находить решения по вопросам внутреннего регулирования отрасли. В июне 2002 года состоялась конференция «Индустрия информации: направление реформ», собравшая 800 представителей профессионального сообщества. По итогам конференции был создан Индустриальный комитет во главе с генеральным директором «Первого канала» (бывшим ОРТ) К. Эрнстом, комитет взялся за разработку проекта нового закона о СМИ. Привлечение профессионального сообщества для решения его собственных проблем – факт сам по себе отрадный. Как же разворачивались события дальше?
Комитет подготовил свой проект и отправил его в Администрацию Президента РФ, которая отдала текст на редактирование в свое Главное правовое управление. К исправленному тексту законопроекта комитет сделал свои замечания, летом 2004 года они были еще раз пересмотрены в Администрации. Параллельно велась общественная дискуссия (Газета. 2004. 19 мая; 2 июня; 7 июля). Обратимся к сути предлагаемых изменений.
Игроки на информационном рынке
На информационном рынке действуют следующие игроки:
• потребитель, гражданин, имеющий право на информацию;
• журналист, добывающий информацию и готовящий ее к потреблению, создающий информационный продукт; эта профессия открыта – в том смысле, что к информационному продукту может быть причастен любой гражданин России;
• редактор (главный редактор) – лицо или группа лиц, определяющих содержание издания, т. е. состав публикуемых информационных продуктов;
• издатель (вещатель) – менеджер предприятия, осуществляющего издание или вещание; он отвечает за бизнес, за его прибыльность;
• владелец – лицо, вкладывающее свой капитал, чтобы получить доход от информационного бизнеса или в иных целях: например, влиять на общественное мнение;
• государство – регулятор взаимоотношений на информационном рынке.
Роли зачастую совмещаются: государство может быть владельцем, владелец может быть издателем и редактором, редактор – журналистом.
Интерес потребителя состоит в том, чтобы получать объективную информацию и иметь возможность публично выражать свое мнение. Этот интерес требует независимости журналистов и редакторов от издателей, владельцев и государства, а также самих журналистов от их редакторов. Эти фигуры – главные носители социальной функции СМИ.
Издатели и владельцы подчинены требованиям рынка и стремятся сделать информационный бизнес прибыльным. Ориентируясь на спрос и конкуренцию, они стремятся удовлетворить требования потребителей и подбирают подходящих для этого редакторов и журналистов. Владельцы изданий могут формировать спрос и внушать потребителям определенные представления о политической или экономической жизни государства, что зачастую противоречит социальной функции СМИ. Теоретически пресса может нуждаться в государственном регулировании.
Государство как институт общественных услуг заинтересовано в наилучшем исполнении социальной функции СМИ и, стало быть, в их независимости. В то же время оно обязано охранять права собственности. Если люди, стоящие у власти, имеют возможность (или позволяют себе) использовать государственные полномочия в собственных интересах, то они уже не заинтересованы в независимости прессы, в нормальном исполнении ее социальной функции. В этом случае власть будет стремиться установить контроль над прессой, прежде всего ограничить независимость журналистов и редакторов, но также и тех владельцев, которые стараются формировать общественное мнение.
Правила игры
Действующий Закон о СМИ содержит нормы, защищающие журналистов и редакторов, ограждающие их от давления со стороны государства. В законе такая категория, как владелец, отсутствует (упоминается лишь учредитель): в 1991 году у всех СМИ был один владелец – государство, которое их финансировало. Издателями в данном случае следует считать руководителей государственных СМИ, они же были обычно и главными редакторами.
В законопроекте Индустриального комитета появляются категории владельца и издателя, но при этом возникает угроза для независимости журналиста и редактора. Более того, проект возлагает на владельцев и издателей ответственность за содержание, равную редакторской и журналистской: например, «Интеррос» должен отвечать за то, что печатает «Комсомольская правда». Редактор при этом оказывает «редакционные услуги владельцу СМИ, необходимые для создания СМИ». С точки зрения принципов рыночной экономики здесь все в порядке: «кто платит, тот и заказывает музыку», но с точки зрения социальной функции проект явно непригоден. Творческая работа и долг перед обществом – а труд журналиста и редактора именно этим и отличается от других профессий – не могут быть подчинены владельцу и издателю.
В Индустриальном комитете преобладают топ-менеджеры государственных или косвенно контролируемых государством медиакомпаний (например, НТВ, принадлежащего «Газпрому»), т. е. не владельцы, а издатели. СМИ определяются ими как «периодически обновляемый результат интеллектуальной и иной деятельности». Издатели полностью владеют информационным полем. Может быть, в этом и заложена независимость СМИ, увязанная с принципами бизнеса и правами собственности? В это верится с трудом.
Естественным решением представляется следующее: в СМИ определять содержание информационного продукта должны редактор и журналисты. Творческий коллектив является основным капиталом, определяющим цену бизнеса. Независимость журналистов перед редактором, редакторов – перед владельцем есть фактор, повышающий цену и одновременно наделяющий социальной функцией того, кто хочет заниматься бизнесом на этом рынке. Цитирую М. Асламазян, руководителя Internews: «Необходимо ввести ограничения, которые мешают собственнику распоряжаться своей собственностью… И прописать: собственник не может увольнять журналистов или редактора» (Газета. 2004. 7 июля). Собственник недвижимости почти во всем мире обременяется определенными обязанностями. В проекте же Индустриального комитета ничего подобного нет. По словам доктора Виллема Кортаса Альтеса, основателя Нидерландской ассоциации права в сфере СМИ, традиционно для обеспечения независимости редактора создается редакционный устав, часто в форме соглашения между владельцем и издателем с одной стороны и редактором – с другой (Там же). В наших же условиях, когда законодательных обязательств защищать независимость СМИ недостаточно, закон нуждается в норме об обязательности подобных уставов.
Государство – «самый равный» игрок
Больше всего, как выясняется, от введения нового закона выигрывает государство, прежде всего с точки зрения возможного контроля над СМИ. Справедливости ради отмечу, что проект Индустриального комитета позволяет ограничить присутствие на рынке государственных СМИ: получать финансирование из бюджета смогут официальные издания, в которых публикуются нормативные акты, государственные информационные агентства, СМИ культурно-просветительского, образовательного и научного характера, а также районные газеты. Срок лицензий может продлеваться до 10 лет.
Регулирующий орган вправе выносить предупреждения и предписания, обязательные к исполнению, приостанавливать деятельность СМИ в том случае, если возникнут подозрения в его причастности к связям с террористами и экстремистской деятельности, следить за тем, чтобы СМИ не нарушали законных интересов граждан. При расплывчатости этих формулировок закон допускает самые широкие толкования. В настоящий момент лишь решение суда по уголовному делу может заставить журналиста раскрыть свои источники информации. Согласно законопроекту это можно будет сделать на основании любого определения суда или по соответствующему запросу. Из текста, направленного Индустриальным комитетом в Администрацию Президента, единогласно исключены нормы о приостановлении деятельности СМИ, связанные с нарушениями в ходе избирательных кампаний. В отредактированной Главным правовым управлением Администрации версии закона эти нормы были восстановлены. Характерная деталь: последнее слово вновь осталось за Администрацией Президента; так как Дума будет рассматривать не согласованный вариант законопроекта, а лишь версию Главного правового управления, налицо явная имитация общественной дискуссии.
Российский закон не спасает граждан от произвола власти. Цитирую А. Венедиктова: «Старый закон не помешал закрыть НТВ, уничтожить „Общую газету“ или вынести решение Арбитражного суда по ТВ-6 за пару дней до отмены действия статьи, по которой решение выносилось. Нам до сих пор никто не объяснил, на каком основании был отключен ТВС… Они закрывались при наличии очень хорошего закона… Но это были, так скажем, „случаи“. Если же появится закон, который систематизирует эти „случаи“… Мы хотим быть в клубе с Зимбабве и Северной Кореей?» (Газета. 2004. 19 мая). Проект, таким образом, узаконивает ту реально существующую практику, которую прежде власть использовала для подавления прессы, нарушая при этом действующий Закон о СМИ. Легализация несвободы – не в этом ли ныне стиль российской власти?
О проекте Закона о СМИ идет дискуссия, ведется диалог с властью, и это, безусловно, позитивный фактор. Впрочем, сам проект и характер действий власти подводят к выводу, что диспут кончится не предоставлением гарантий СМИ, а подавлением оставшейся, скудной свободы слова. Однако следует иметь в виду, что сопротивление профессионального сообщества и всей общественности этой тенденции имеет смысл.
Интернет
В июле 2004 года сенатор от Тувы Л. Нарусова внесла предложение о принятии закона, который регламентировал бы работу интернет-ресурсов. Очевидно, «плодотворная дебютная» идея не сама собой пришла в голову Нарусовой, власть явно стремилась оценить возможную реакцию общества. Супругу покойного А. Собчака трудно заподозрить в желании ограничить свободу слова. Предлог также был избран вполне уместный: молодежь подвергается соблазнам порнографических сайтов, и тому подобное.
Надо сказать, что Интернет, пространство неограниченной свободы слова и информации, не признающей и государственных границ, заботит не только российское руководство. В 2004 году примерно 14 млн. граждан России пользовались Интернетом. Политические предпочтения большинства российских избирателей формируются в основном посредством традиционных каналов распространения информации. Представим себе, что доступ к Интернету будет иметь бóльшая часть населения, как в развитых странах. В этом случае все сегодняшние споры о свободе слова, о независимости СМИ, о государственной безопасности и защите частной жизни граждан приобретут иной смысл. Этот факт не может не вызывать определенной реакции со стороны властей всего мира.
Свобода слова и Интернет в США:
«Контроль над информацией составлял саму суть государственной власти на протяжении всей истории. И США не являются исключением. Поэтому одной из образцовых ценностей американской Конституции как раз и стало оформление права на свободу слова в качестве Первой поправки к Конституции. В своих попытках добиться контроля над Интернетом Конгресс США и Министерство юстиции использовали аргумент, способный найти отклик у каждого из нас: защита детей от странствующих по Интернету сексуальных демонов. Однако это не возымело действия. Communication Decency Act (Закон о пристойности в коммуникациях), принятый в 1995 году, был объявлен 12 июня 1996 года федеральным судом США в Пенсильвании неконституционным с констатацией, что „точно так же, как сила Интернета, – это хаос, сила нашей свободы определяется хаосом и какофонией неограниченной свободы слова, которая защищается Первой поправкой к Конституции“. Это „конституционное право на хаос“ было поддержано Верховным судом 26 июня 1997 года. Очередная попытка администрации Клинтона наделить правом осуществлять цензуру Интернета – принятие в 1998 году Child On-line Protection Act (Закон о защите детей в онлайне) – вновь была пресечена, на этот раз апелляционным судом США в Филадельфии в июне 2000 года» (Кастельс 2004: 199—200).
По мнению специалистов, установление контроля над коммуникациями в Интернете в национальных границах технически возможно. Однако пока хотя бы в одной стране мира, конкретно – в США, свобода слова в Интернете защищена законодательно, полный контроль в данной сфере установить невозможно. Государство может только договариваться с другими государствами о коллективных действиях, но с частичной утратой суверенитета. Первые попытки договориться были предприняты на встрече «Большой восьмерки» в Париже в 2000 году. Совет Европы принял конвенцию о борьбе с киберпреступлениями, которая была разработана органами безопасности европейских стран в сотрудничестве с крупнейшими производителями программного компьютерного обеспечения. Россия вместе с Китаем, Малайзией и Сингапуром приветствовала эти инициативы (Кастельс 2004: 209). Как мы видим, госпожа Нарусова отнюдь не является первооткрывателем законов, направленных на ограничения распространения Интернета. Речь идет об усилиях, имеющих позитивную сторону, в том числе и с точки зрения защиты прав граждан и прав компаний на коммерческую тайну.
Если бы такая договоренность была достигнута, страны, вошедшие в соглашение, в том числе с авторитарными режимами, могли бы использовать ресурсы других стран для контроля за интернет-коммуникациями в своих целях. Таким образом, Интернет – это не просто неограниченные возможности свободы слова, а новое поле борьбы за разумное регулирование общественной коммуникации.
Первый шаг в данном случае надлежит сделать государству. Оно обязано продемонстрировать пример прозрачности, публикуя в Интернете всю общественно значимую информацию, за исключением составляющей государственную тайну. Надо признать, что определенные шаги в этом направлении уже были сделаны, в частности Министерством экономического развития и торговли РФ. Важно, чтобы это стало не только актом доброй воли, но обязанностью власти.
Ситуация, однако, развивается противоречиво. В ноябре 2004 года на научном форуме в Киото наш министр образования и науки А. Фурсенко заявил, что легкий доступ в виртуальный мир интернет-информации затягивает в себя российскую молодежь. Это, в свою очередь, порождает серьезные социальные проблемы. В ответ на мгновенную и чрезвычайно активную реакцию мировых СМИ, усмотревших в его высказывании покушение на свободу слова, Фурсенко уточнил свою позицию: инициатива должна исходить не от государства, а от общественных организаций (РИА-Новости.
2004. 16 ноября). Глава российского МИДа С. Лавров все же считает, что именно государство должно вмешаться в деятельность Всемирной паутины. Третий российский министр – Л. Рейман – выступил против любого государственного регулирования Интернета, выходящего за рамки действующего Закона о СМИ.
Обращение к государству, к его доброй воле в подавляющем большинстве случаев не оказывает на власть никакого воздействия, особенно если не подкрепляется давлением со стороны общества. С. Маркову принадлежат слова: «Телевидение – это рабство, Интернет – это свобода». Интернет как свободу надо еще отстоять.