Все мы знаем, что мимикрия и сатира могут быть очень действенным способом заработать очки. Многие редакционные карикатуры опираются на юмор, чтобы уничтожить оппозицию. Быть осмеянным – это лучшее лечение для надутых, самонадеянных людей.
7. Комедия также может олицетворять свет человеческого духа в самые темные времена. Несколько лет назад я читал энциклопедию еврейского юмора, и да, там была целая глава, посвященная юмору в концлагере. Как, должно быть, тускло мерцал там дух, но он никогда не угасал. Во время нацистской оккупации Голландии еды не хватало. Солдат-оккупант спрашивает голландского фермера: «Чем вы кормите свою лошадь?», надеясь заманить его в ловушку и заставить раскрыть секретный тайник с кукурузой или овсом. Фермер отвечает: «Я просто даю ей пару гульденов, и она идет и берет то, что хочет».
Сатира, ирония, каламбур и пародия – это комедийные формы, обладающие критическим потенциалом и часто служащие весьма эффективными инструментами критики. Джонатану Свифту многое сошло с рук, когда он выступил против репрессивной политики Британской империи в Ирландии, написав намеренно дикое «Скромное предложение», в котором предположил, что экономические аппетиты Англии и ирландскую бедность можно примирить, если ирландцы будут продавать своих младенцев для употребления в пищу представителями высших слоев английского общества. (Невольно задумываешься, не отсюда ли мы взяли выражение «крестьянин под стеклянным колпаком» или «как бедные дети попадают в хорошие семьи». Простите.)
В конечном счете сатира, ирония и пародия способны демократизировать, опустить возомнивших о себе до нужного уровня, ослабить власть имущих и напомнить им, что они не всесильны. Как заметил один француз, тираны могут победить противостоящие им армии, но они бессильны перед насмешкой. Какие властители действительно способны принять устрашающую позу, когда над ними смеются? Если бы немцы могли смеяться над позой Гитлера или если бы у Муссолини был выпяченный подбородок, многие из нас остались бы в живых. Кто может забыть великолепных британцев, которые приветствовали президента Соединенных Штатов дирижаблем с изображением Трампа-младенца? Остроумие, кстати, происходит от немецкого wissen, (Weisheit – мудрость) «знать». Таким образом, остроумный человек – это, как правило, образованный человек, который с помощью юмора или язвительной сатиры может сделать мудрое замечание.
А каламбуры… ну я сомневаюсь. Уважаемый доктор Сэмюэл Джонсон однажды сказал: «Тот, кто каламбурит, с таким же успехом может cрезать кошелек». Это серьезная угроза. Срезавший кошелек – это вор, срезавший с пояса чей-то мешочек с монетами, наказанием за это было повешение на Тайбернском холме, месте казни. Так что вы можете понять мое нежелание. И все, чего я хотел от доброго доктора, – это чтобы с ним случился какой-нибудь каламбур. Но мое волнение уменьшилось после того, как клоун открыл передо мной дверь, и я подумал: «Это очень милый Шут».
Один из парадоксов каламбуров заключается в том, что они требуют воображаемого скачка, иногда блестящего соединения противоположностей, и часто заканчиваются стоном, когда обнаруживается труд, затраченный на создание этой связи. Когда современный поэт Алан Тейт пишет: «Мы – веки поверженных пещер», мы не стонем, но пытаемся понять, куда он клонит. Его строка работает в стихотворении, преодолевая огромный разрыв между образами, то, что в XVII веке «поэты-метафизики» называли конструкцией «conceits»[51], – но неудачный каламбур вызывает насмешку. Но и то и другое соединяет противоположности, связывает разрозненное и открывает скрывающееся за этим тайное единство.
Так что, несомненно, комедия должна выполнять какую-то ценную функцию в нашей психодуховной жизни.
Необходимость преодолеть претенциозность, нивелировать завышенное, напомнить любому из нас о наших пределах служит признанием того, что время от времени человеческое эго необходимо возвращать к более уважительным отношениям с Дао вещей. Шутка всегда над нами, и когда мы впечатлены собственным великолепием, она – один из лучших источников, чтобы вспомнить о важном.
Существует старая легенда о том, что в «Книге жизни» чередуются страницы трагедии и комедии. Как сообщается, однажды книгу нашли и заметили, что читатель торопливо перелистывает страницы, чтобы узнать, каким окажется последнее слово. Но когда он дошел до последней страницы, наклонился, на его лице отразилась гримаса, а по щекам потекли слезы, и наблюдатели не смогли понять, смеется он или плачет.
Мы должны помнить, что под нашей кожей скрывается скелет, но я думаю, что среди двухсот с лишним костей есть одна, которая называется костью смеха. Самым забавным человеком, которого я когда-либо встречал, был мой сын Тим. Наряду с многочисленными пародиями на творчество отца он предупреждал меня, чтобы я был вежлив с ним, потому что именно он будет выбирать мне дом престарелых. Точно так же я должен быть вежлив, потому что именно он будет решать, когда выдернуть вилку из розетки. Я поспешил предупредить его, что сильная простуда или даже плохая прическа не относятся к числу признаков терминальной стадии. Настоящая же шутка заключалась в том, что именно я был тем, кто предал его прах земле на холме с видом на Санта-Фе. Вот так.
Так, ладно, еще по одной. Парень приводит в бар собаку и говорит бармену: «У меня есть говорящая собака». – «Да ну…» – отвечает бармен. «Задайте ей вопрос и, если она ответит правильно, налейте мне пива». – «О’кей, – говорит бармен, указывая вниз, – это пол, а что это там наверху?» Собака смотрит некоторое время и говорит: «Ру-у-у-у-уф-ф, ру-у-у-у-уф-ф»[52]. «Обманщик!» – кричит бармен. «Попробуйте еще раз». «Хорошо, кто был величайшим бейсболистом всех времен?» Собака немного подумала и отвечает: «Ру-уф-ф-ф, ру-уф-ф-ф». Бармен вышвыривает их обоих на улицу. Собака говорит хозяину: «Нужно было сказать Ди Маджо?»[53]
Глава пятая. Пермутации желаний
Невроз – это оскорбленный бог.
Да и огонь божества днем и ночью всех нас
Знай подбивает. Так вверься открытому миру,
Собственное ищи, пусть даже оно далеко.
Недавно я проводил терапию с женщиной бизнес-консультантом, которая чувствовала, что перешла профессиональную границу в отношениях со своей более молодой клиенткой. Последняя рассказывала о том, как она жила в отношениях без любви и секса с человеком, у которого были значительные трудности с выполнением супружеских обязанностей. Они не занимались любовью уже несколько месяцев. Моя клиентка рассказала, как она убеждала ее порвать с нынешним несчастьем и воссоединиться с мужчиной, которого та любила и который, как она знала, любил ее. «Мне было стыдно рассказывать ей, что когда-то я сама прожила в бесполом браке 30 лет, но я не могла остаться в стороне и смотреть, как она живет такой же жизнью». Она задавалась вопросом, что заставило ее вмешаться в личную жизнь своего клиента, даже если она видела, что та совершает ошибку, которую она сама совершила десятилетия назад.
Прежде чем думать, что все дело в сексе, нужно вспомнить, что иногда секс – это не про секс, хотя он всегда есть, даже когда его нет. Моя клиентка рассказала о том, о чем в последние годы мне сообщало значительное число клиентов. Многих из них приучили к мысли, что секс не так уж важен, что они должны честно исполнять обязанности и что они каким-то образом, несомненно, сами виноваты. Мы говорим о том, что можно назвать «расстройствами желания». Хотя степень желания у каждого человека разная, отсутствие или ослабление желания имеет психолого-гигиеническое и духовное значение, поскольку именно желание в наибольшей степени выражает жизненную силу. Если мы обнаруживаем нарушения других элементарных функций, например еды и сна, то относимся к ним серьезно с клинической точки зрения. Конечно, мы помним, что в классическом представлении Эроса описывали то как старейшего из богов, обеспечивающего основу самого бытия, то как самого молодого, поскольку он обновляется каждое мгновение. Бледные портреты изнеженного Купидона со свисающим подгузником вряд ли соответствуют грубой силе желания, даже если вспомнить, что все стрелы причиняют боль, когда вонзаются в нашу собственную плоть.
Фрейд, конечно, вернул нас и нашу эпоху к глубокому понимаю того, что нами движет желание. Бесспорно, мы – животные, ищущие удовольствия и избегающие боли. Когда первичные желания блокируются или тщательно охраняются культурными запретами, желание уходит в подполье, в тело, в проекции, в замещающие сублимации. Но, как обратил внимание Юнг, мы также животные, создающие символы, и эти пермутации желания представляют большие различия между душой (psyche) и телом (soma). В своей эпохальной книге «Символы трансформации», опубликованной в 1912 году, Юнг показал, что либидо – это не просто биологическое влечение; это движущая сила нашего психодуховного развития, пермутации которой обеспечивают обширный спектр наших культурных форм. (Вспомните образное выражение давшего обет безбрачия викторианского священника Джерарда Мэнли Хопкинса в его работе «Эта природа – гераклитов огонь и утешение воскресения».) Так неужели жажда теплых объятий ближнего ничем не отличается от жажды общения с Богом? Спросите Джона Донна, написавшего самые эротичные стихи о богопочитании[55], или Терезу Авильскую, которую Джан Лоренцо Бернини изобразил в оргазмическом экстазе. Или вспомните Блейка, который спрашивал:
Что мужи от жён хотели?
Быть довольными в постели.