На протяжении многих лет я обращался к Йейтсу в разные периоды своего личного пути, когда оказывался на перекрестках, схожих с теми, которые ранее проходил он. Хотя многие случайно знакомые с Йейтсом приведут строчку или стихотворение из того или иного периода его жизни, всерьез изучающий поэта поймет, что не было одного Йейтса. Есть много Йейтсов. Он периодически изобретал себя заново и запускал совершенно новый стиль, новую тематику, новую психологию, новую эстетику. Однажды, когда его критиковали за перемены, он опередил свою аудиторию, ответив:
Как я неправ, мне говорят друзья
Что песню переделываю я.
Им бы понять, на самом деле я
Себя, не песню переделываю.[122]
Эта переделка его личности – то, как органично разворачивалась индивидуация Йейтса. Поскольку он был и остается четким и ясным, мы можем проследить этот процесс развития по его творчеству.
Йейтс родился в последний год Гражданской войны в Америке, в год смерти Линкольна, в протестантской семье, в стране, где преобладала католическая культура, в стране, которой грозила опасность потерять свою душу. Как можно сохранить связь с историей своего племени, со своим связующим мифом, когда использование родного языка запрещено, когда человек стонет в нищете, когда законы оккупантов носят эксплуататорский характер, а их мученики становятся блеклыми воспоминаниями под натиском упрощающего материализма? (Его соотечественник Джойс описывал Ирландию как «старую свиноматку, которая ест свой опорос».) По мнению Йейтса, на смену аристократии, которая поддерживала искусство и передавала культурные ценности, и крестьянам, которые обрабатывали землю и поддерживали богатый мифологический мир через рассказы и поверья, пришла нация лавочников, мелкой буржуазии, которая «копошится в жирной кассе» и «добавляет полпенса к пенсу». Его личный путь психического развития неизбежно должен был проходить в контексте социального, религиозного, политического и эстетического Zeitgeist[123], который он считал вульгарным, принижающим и противоречащим его душе и душе древней Ирландии.
Его отец, Джон Батлер Йейтс, был главным портретистом своей эпохи, ярким нонконформистом, человеком, против которого Йейтс не мог восстать, потому что его старик уже возглавил восстание. Этот художественный дух и иконоборческий талант передался через всю семью, ведь брат Уильяма Джек стал преемником отца как, возможно, самый значительный художник современной Ирландии, а его сестры Лилли и Лолли основали издательство Cuala Press, выпускавшее прекрасные, художественно оформленные книги стихов, которые и по сей день остаются предметом коллекционирования. (Только семья Уайет[124] с ее сменяющими друг друга талантливыми поколениями может сравниться с семьей Йейтса. Уильям поступил в художественный институт на несколько семестров, но обнаружил, что его талант лежит в другой плоскости. Это краткое обучение стало его единственным формальным образованием, но всю свою жизнь он много читал, хотя выбор литературы был достаточно эксцентричным.
Какой бы яркой личностью ни был его отец, мать Йейтса, Сьюзен, была тихой, сдержанной, одухотворенной и совершенно лишенной эстетических интересов. Чувствительная и глубоко чувствующая, но сдержанная, она всегда считала свою родину, романтическое графство Слайго, самым красивым местом в мире и передала это чувство своим детям. Она олицетворяла собой другой тип жизни, где невежественный крестьянин имел больше достоинств, чем хорошо образованный художник. Между этими полюсами экстравертного художника и политического ритора и интровертного, овеянного мифами мечтателя и прожил свою жизнь У.Б. Йейтс. Их жизнь проходила в благородной бедности в Дублине и Лондоне. Сразу после их приезда в Лондон у его матери случился инсульт, который лишил ее рассудка и сделал инвалидом на оставшиеся 14 лет жизни.
Самые ранние стихи Йейтса, написанные в 1885–1903 годах, характеризуются ностальгией по более простой жизни, двойственностью по отношению к суровым требованиям повседневной реальности, неприятием материализма как ценности и общей настороженностью по отношению практически ко всему конфликтному. Это психология Вечного мальчика (puer), который все еще привязан к Матери, не обязательно к личной Матери, но к ощущению безопасности, сытости и удовлетворению: «О больные дети мира… одни слова, несомненно, хороши» («Песня счастливого пастуха»), «Уходи, дитя человеческое, / Ибо мир более полон слез, чем ты можешь себе представить» («Украденный ребенок»).
В этот же период он вступает в Ирландское республиканское братство, которое было своего рода предшественником Ирландской республиканской армии, присоединяется к оккультным группам, таким как орден Золотой зари[125], и встречает любовь всей своей жизни, Мод Гонн, пламенную революционерку. Он верит, что ее стремление к политическому урегулированию и его стремление к культурному возрождению вместе могут дать исцеляющую энергию пострадавшей нации. В течение последующих десятилетий он несколько раз предлагает Мод выйти замуж, но она отвергает его и выходит замуж за революционера по имени Джон Макбрайд. Йейтс так и не может забыть об этой ране. Он тоскует, он жалуется, он боготворит возлюбленную, возвышая ее в своих стихах до статуса Елены Троянской, и пророчески задается вопросом, не приведет ли ее политическая деятельность к очередному пожару, как это и случилось во время Пасхального восстания 1916 года. Временами он патетичен. В стихотворении «Он мечтает о парче небес» поэт сетует на то, что может предложить возлюбленной только свои простецкие мольбы, ибо
В конце концов из мира романтических грез его вывел роман с замужней Оливией Шекспир, чья дочь впоследствии вышла замуж за Эзру Паунда. Появляется первый намек на конкретную сексуальность и вовлеченность в конкретный мир: «Кони Бедствия увязают в тяжелой глине: / Возлюбленная, пусть твои глаза будут полузакрыты, и твое сердце бьется / Над моим сердцем, и твои волосы падают на мою грудь» («Он желает, чтобы его Возлюбленная обрела покой»).
К 1903 году Йейтс сильно изменился. Мод вышла замуж за его соперника и живет дальше. Он нашел других любовниц. Вместе с леди Грегори он основал первый ирландский национальный «Театр Аббатства». Руководство театром, участие в политических и культурных событиях и страдание от отказа Мод делают его зрелым, а стихи – более жесткими. Как и другие puer, он призван дифференцировать и заземлить свое либидо, научиться своему ремеслу и найти работу.
Достигнув середины жизни, он осознает, чего стоит быть человеком высокого полета. В стихотворении «Простите старых отцов»[127] он просит:
Простите, что и в сорок девять лет
Ничем, увы, я доказать не в силах,
Помимо книг (иных потомков нет!).
Что ваша кровь в моих струится жилах.
Как же мы меняемся? Меняемся ли мы вообще? Остаемся ли мы практически неизменными? Ответ на все эти вопросы, безусловно, утвердительный. Иногда мы меняемся, потому что наша природа подстраивается; иногда мы поддаемся бунту, который пульсирует и толкает нас к жизни. Иногда мы меняемся, потому что нас увлекают обряды, предписания, институты нашей культуры. Иногда нас меняет травма, если не сковывает, не блокирует наш рост. Йейтс изменился благодаря всему вышеперечисленному, а также растущему сознанию, которое принесло ему намерение, намерение найти свой собственный авторитет, рискнуть быть отвергнутым и отстаивать что-то, даже если он в этом одинок. В середине жизни, спрашивая себя, что он принес, чтобы положить на стол жизни, он пишет «Плащ».
Я сшил из песен плащ,
Узорами украсил
Из древних саг и басен
От плеч до пят.
Но дураки украли
И красоваться стали
На зависть остальным.
Оставь им эти песни,
О Муза! интересней
Ходить нагим.[128]
Для человека, который так тщательно культивировал эстетику, который упивался песней ради песни, это смело – шагнуть в незащищенное пространство. Он отбросил мечтательность «Кельтских сумерек», то, что Джойс называл провинциальной, облезлой, отлучающей ирландскую литературу от мировой заразы ради более реального присутствия в этом мире.
В 1916 году мир снова обрушивается на него и на Ирландию. Вспыхивает Пасхальная революция. Диссиденты занимают здание Главпочтамта в Дублине и после нескольких героических, полных смятения дней жестоко подавлены английскими вооруженными силами. Но британцы сильно упали в глазах общественного мнения, торжественно казнив 16 лидеров повстанцев, среди которых был заклятый враг Йейтса, Джон Макбрайд.
Последовавшие затем репрессии вызвали волну сопротивления, длившегося шесть лет, и в результате в 1921 году Ирландия разделилась на две части, известные нам сегодня. Об этой катастрофе Йейтс пишет великолепную «Пасху 1916 года», в которой он парадоксально видит в багровых потоках крови возрождение ирландского зеленого, в результате чего «рождается ужасная красота».
Вскоре после смерти Макбрайда Йейтс снова предлагает брак Мод Гонн, но та опять отказывается, и тогда он делает глупое предложение их дочери Изольде, у которой тоже хватает здравого смысла отказаться. Вот вам и идеализированные прогнозы.
В 1917 году Йейтс наконец женится на Джорджи Хайд-Лис, англичанке, с которой он познакомился в оккультном обществе, гораздо моложе его, и они строят вполне счастливый брак, в котором рождается двое детей. На четвертый день их брака Джорджи, видя, что Йейтс все еще тоскует по Мод, начинает заниматься автоматическим письмом, которое якобы взывает к миру духов и приносит оттуда откровения. Йейтс настолько воодушевлен, что готов бросить литературу ради оккультизма, но, к счастью для современной литературы, духи говорят, что пришли скорее для того, чтобы снабдить его метафорами для поэзии. С этого момента многие стихи Йейтса можно читать н