Я иду в зал ожидания рядом с лифтами и занимаю свободное место. Как только сажусь, двери лифта открываются, и входит брат Адама. Знаю, что это его брат, и знаю, что его зовут Трей. А также знаю, просто на основе его кратких визитов, которые он наносит своему брату, мне он не нравится. Я видел, как он пару раз провожал ее в коридоре, и мне не понравилось, как он оборачивался и смотрел ей в след.
Он смотрит на часы и в спешке направляется в палату, где она и Адам говорят друг другу прощальные слова. Я не хочу, чтобы он услышал признания и прервал их, так что ловлю себя том, что следую за ним, прося остановиться. Он заворачивает за угол в коридор, прежде чем осознает, что с ним говорят. Он оборачивается и меряет меня глазами сверху до низу, оценивая.
- Дай им несколько минут, - прошу я.
Судя по его взгляду, понимаю, что разозлил его. Я, конечно, не настаиваю, но мне кажется, он из тех парней, что злятся по любому поводу.
- Кто ты, черт возьми?
Я сразу невзлюбил его. Мне также не нравится, что он выглядит очень злым, потому что он, очевидно, старше меня, и больше, чем я, но на много, много обозленнее меня.
- Оуэн Джентри. Я друг твоего брата, - лгу я. - Я просто… Указываю вниз по коридору на комнату, в которой находятся она и Адам.
- Дай ему побыть с ней несколько минут.
Трей похоже совершенно не собирается давать Адаму и минуты.
- Ну, Оуэн Джентри, у нее самолет, - бросает он, не скрывая своего раздражения тем, что я трачу его время.
Он продолжает идти по коридору и заходит в комнату.
Слышны рыдания. Я впервые слышу ее плач, и мне тяжело слышать эти всхлипы. Поворачиваюсь и иду обратно в зал ожидания, чувствуя ее боль и боль Адама в своей собственной груди.
Следующее, что я слышу - это мольбы дать ей больше времени и ее «я тебя люблю», когда Трей тянет ее по коридору за руку.
Никогда в своей жизни я не испытывал такой жажды причинить кому-то боль.
- Прекрати, - досадует Трей, злясь, что она все еще пытается вернуться в палату Адама.
Он обхватывает руками ее за талию и притягивает к себе, так, что она не в состоянии убежать.
- Мне очень жаль, но мы должны идти.
Она позволяет ему держать себя, и я знаю, что это только потому, что сейчас ей очень плохо. Но то, как его руки перемещаются ниже, вынуждает меня схватиться за подлокотники кресла, чтобы не подбежать и не вырвать ее из его объятий. Она стоит ко мне спиной, а значит, теперь он обращен ко мне лицом, обвивая ее руками. Увидев гнев на моем лице, он одаривает меня легкой ухмылкой и подмигивает.
Ублюдок только что подмигнул мне?
Когда двери, наконец, распахиваются, он выпускает ее, и она оглядывается в сторону комнаты Адама. Я вижу ее сомнения, в то время, как Трей ждет, что она первой войдет в лифт. Девушка делает шаг назад, желая вернуться к Адаму.
Она боится, потому что знает, что никогда не увидит его снова, если войдет в этот лифт.
Она смотрит на Трея и просит:
- Пожалуйста. Просто дай мне попрощаться. В последний раз .
Она шепчет, понимая, что если попытается говорить громче, то голос ей не подчинится.
Трей качает головой и отрезает:
- Вы уже попрощались. Нам надо идти.
У него нет сердца.
Он держит для нее двери, и она решается сделать шаг, но затем, в следующую секунду, убегает в другом направлении. Мое сердце радуется за нее, потому что я хочу, чтобы она смогла снова попрощаться с ним. Знаю, и Адам тоже хочет этого. Я знаю, насколько важно для него - увидеть ее, прибежавшую в последний раз обратно в палату, чтобы подарить последний поцелуй и позволить ему в последний раз сказать:
«Я буду любить тебя вечно. Даже когда не смогу».
Я вижу в глазах Трея, что он намерен остановить ее. Он поворачивается, чтобы пуститься вслед за ней, притащить ее обратно, но вдруг я оказываюсь перед ним, преграждая путь. Он отталкивает меня, и я ударяю его. Знаю, это не лучшая идея, но все равно бью, понимая, что получу ответный удар. Но оно того стоит, потому что это даст ей достаточно времени, чтобы вернуться в палату Адама и попрощаться с ним еще раз.
Как только его огромный кулак летит мне в челюсть в ответ, я падаю на пол.
Больно, черт побери!
Он переступает через меня и бежит за ней. Я хватаю его за лодыжку и тяну, наблюдая, как он падает. Медсестра слышит шум и выбегает из-за угла, в то время как он пинает меня в плечо, с криками отвалить на хрен. Он снова вскакивает на ноги и бежит по коридору, но я уже не следую за ним.
Я нахожусь практически в палате отца, когда слышу, как она говорит Адаму:
- И я буду любить тебя вечно. Даже когда не должна буду этого делать.
Это заставляет меня улыбнуться, хотя мой рот болит и кровоточит.
Я захожу в комнату отца и иду прямо к тумбочке, где сложены художественные принадлежности. Хватаю пустой холст и роюсь в коробке, осматривая содержимое.
Кто бы мог подумать, что моя первая драка будет из-за девушки, которая даже не принадлежит мне?
Слышу, как она до сих пор плачет, медленно идя по коридору, действительно в последний раз.
Я сажусь в кресло, глядя на коробку, полную его инструментов. Один за другим начинаю вытаскивать их оттуда.
Прошло восемь часов и почти рассвело, когда я, наконец, закончил картину. Я отставил ее в сторону, чтобы высушить и уснул, проснувшись, когда уже стемнело.
Знаю, сегодня она не придет в его палату, и мне становится грустно за них обоих, и даже немного эгоистично грустно за себя.
Некоторое время стою у двери, думая постучать и желая удостовериться, что там нет его брата. После нескольких минут тишины, тихо стучу в дверь.
- Входите, - отзывается он, хотя сегодня его голос настолько слаб, что мне приходится напрячься, чтобы услышать его. Открываю дверь и делаю несколько шагов внутрь комнаты.
Когда он видит меня и не узнает, то пытается сесть, приподнявшись всего на несколько сантиметров. Видно, что ему крайне тяжело.
Боже, он так молод.
Я имею в виду, я знаю, что он примерно того же возраста, что и я, но приближающая смерть заставила его выглядеть моложе, чем он должен.
Смерть должна приходить только к старым.
- Привет, - здороваюсь я, медленно продвигаясь по комнате. - Извини за беспокойство, но…
Смотрю на дверь, затем снова на него.
- Покажется странным то, что я хочу сказать. Я… Я кое-что сделал для тебя.
Я держу холст в руке, боясь, повернуть его так, чтобы он его рассмотрел. Его глаза падают на обратную сторону картины, он вдыхает глубже, пытаясь придвинуться на кровати.
- Что это?
Подхожу ближе и указываю на стул, прося разрешения сесть. Адам кивает головой.
Я не показываю ему картину сразу. Чувствую, что сначала должен объясниться. Или по крайней мере познакомиться.
- Меня зовут Оуэн, - представляюсь я ему, усевшись в кресле.
Киваю головой на стену позади него:
- Мой отец в соседней палате уже нескольких недель.
Адам смотрит на меня мгновение, а затем спрашивает:
- Что с ним случилось?
- Он в коме. Автомобильная авария.
Его глаза становятся по-настоящему отзывчивыми. Это мгновенно заставляет меня проникнуться к нему симпатией. Теперь я понимаю, что он совершенно не похож на своего брата.
- Я был за рулем, - добавляю я.
Не знаю зачем, но разъясняю ему ситуацию. Может быть, чтобы показать ему, что, хоть я и не умираю, моей жизни не позавидуешь.
- Твой рот, - замечает он, делая слабые усилия, показывая на синяк, образовавшийся после вчерашней драки в коридоре. - Это ты подрался с моим братом?
Я опешил на мгновение, шокированный тем, что он знает.
Я киваю.
Он слегка смеется.
- Медсестра рассказала мне. Сказала, ты перехватил его в зале, когда он пытался остановить Оберн, пожелавшей снова попрощаться со мной.
Я улыбаюсь.
«Оберн», - думаю я про себя.
В течение трех недель я пытался выяснить, как ее зовут. Конечно же, Оберн. Я никогда не слышал, чтобы у кого-то было такое же имя. Оно идеально ей подходит.
- Спасибо тебе, - говорит Адам.
Его слова походят на страдальческий шепот. Ненавижу, что заставляю его так много говорить, я понимаю, что это причиняет ему боль.
Приподнимаю картину и смотрю на нее.
- Вчера вечером, после того, как она ушла, - начинаю я. - Думаю, ты бы сказал, что я был вдохновлен, нарисовать ее для тебя. Или, может быть, для нее. Для вас обоих, думаю.
Сразу смотрю на него:
- Я надеюсь, это не странно.
Он пожимает плечами:
- Зависит от того, что это такое.
Я встаю и поворачиваю картину к нему лицевой стороной, чтобы он смог увидеть ее.
Сначала от него не исходит никакой реакции. Он просто смотрит. Я позволяю ему взяться за нее и отхожу, чувствуя себя неловко от того, что допустил мысль, что ему нужно что-то наподобие этого.
- Это моя первая попытка живописи, - признаюсь я, извиняясь за то, что он, вероятно, думает она ужасна.
Его глаза сразу встречаются с моими, а лицо не выражает ничего, кроме, кажется, равнодушия. Он указывает на картину.
- Это твоя первая попытка? - спрашивает он в недоумении. - Серьезно?
Я киваю.
- Да. Вероятно и моя последняя.
Он тут же качает головой.
- Я надеюсь, что нет, - произносит он. - Это невероятно.
Он тянется к пульту дистанционного управления и нажимает на кнопку, поднимая изголовье кровати на несколько сантиметров. Указывает мне на стол рядом с креслом.
- Подай вон ту ручку.
Я даже не спрашиваю.
Передаю ему ручку и смотрю, как он переворачивает картину и что-то пишет на обороте холста. Он тянется к тумбочке рядом с кроватью, отрывает листок бумаги из блокнота, пишет что-то, положив страничку на блокнот, и протягивает мне и картину, и листок бумаги.
- Сделай мне одолжение, - говорит он, когда я беру их из его рук. - Отправишь ей это? От меня?
Он указывает на лист бумаги в руках.