гоу ши, он Уголовный кодекс ни разу в жизни не открывал», или «Улики были шаткие, но меня все равно упекли». Все убийцы совсем не собирались убивать того парня, пушка просто сама выстрелила. Все насильники говорят, что секс был по согласию. Все воры просто возвращали себе свое добро… И когда кто-то вроде тебя говорит, что он – жертва федералов, я имею полное право усомниться в его словах. Все мы хотим, чтобы нас считали жертвами, а не преступниками, героями, а не злодеями. Но если ты действительно была «пылевым дьяволом» – а я полагаю, что это так, – то нет никаких причин сомневаться в том, что тебя выследили и посадили. Тебе просто повезло, что спецназовцы не казнили тебя на месте. А они могли.
– Повезло? При том, что альтернатива – пожизненное заключение на Атате?
Энни рассмеялась:
– Это ты в точку попала. Если бы они всадили в тебя пулю, то оказали бы тебе услугу.
Зои и Энни подошли к перегородке, о которой ранее упоминал Мэл. На этот раз ее охранял только один «регулятор», а не двое. Вероятно, остался только он, а остальные отправились усмирять заключенных в столовой.
– Это кто? – спросил он у Энни, кивая в сторону Зои.
У «регулятора» не было верхних передних зубов; их заменяли самодельные стальные импланты – грубые и, по мнению Зои, крайне неудобные.
– Кливон, это женщина, которая лишит тебя работы, если ты не отрастишь себе мозг.
– Ты злая, Энни, – обиженно сказал Кливон. – Злая, мерзкая женщина.
– А ты тупой, Кливон, и это факт. Живи с этим.
Зои познакомилась с Кливоном всего несколько секунд назад, но она уже видела, что Энни права. Его медленная и примитивная речь заставляла предположить, что по уровню развития он не сильно отличается от маленького ребенка, и легкая шепелявость еще больше усиливала это впечатление. Кроме того, его глаза сидели слишком близко друг к другу, а лоб нависал над ними, словно у обезьяны. Охраняя дверь, он, вероятно, задействовал свои немногочисленные способности по максимуму. Более сложная работа, скорее всего, была уже ему не по плечу – разве что ему бы поручили бить людей.
– Мы идем к мистеру О’Бэннону, – сказала Энни здоровенному младенцу.
– Ну ладно.
– Я не спрашиваю у тебя разрешения, а просто говорю, что сейчас будет.
Кливон снова скорчил обиженную гримасу. Всю жизнь его унижали и притесняли, но он так и не привык к этому. У него тоже были чувства, но на них всем было плевать. Должно быть, однажды кто-то надавил на него слишком сильно, предположил, что Кливон обладает безграничным запасом смирения – и поплатился за это. Кливон отомстил с яростью ребенка и силой взрослого мужчины – и теперь оказался на Атате. По крайней мере, Зои думала, что все произошло именно так.
– Ну хорошо, – сказал он, отходя от двери. – Думаю, вам зайти можно.
– Как это благородно с твоей стороны, – протянула Энни. – Зои, идем.
Проходя мимо Кливона, Зои взглянула на него – нейтрально, но с намеком на доброту – и быстро улыбнулась ему.
Кливон нахмурился. Он словно пытался вспомнить, когда в последний раз люди улыбались ему – то есть улыбались не снисходительно и не злобно. Затем он неуверенно и заискивающе улыбнулся в ответ.
Зои подумала, что установить хорошие отношения с Кливоном не помешает. Когда-нибудь они могут пригодиться.
За перегородкой находились несколько камер, обставленных относительно роскошно: здесь на койках лежали дополнительные подушки; конвекционные обогреватели поддерживали температуру значительно более высокую, чем в остальной части здания; здесь были чистые раковины, не покрытые пятнами ржавчины. Рядом с каждым унитазом лежало несколько рулонов туалетной бумаги – а не один жалкий рулон, как в других камерах. Повсюду стояли аккуратные штабеля консервов и протеиновых батончиков.
– Вот плюсы этой работы, – сказала Энни, заметив взгляд Зои, и указала на банки с густой красно-коричневой жидкостью. – У нас даже самодельное бухло есть, но предупреждаю сразу: особо на него не налегай. Иногда от него слепнут.
– Полагаю, после выброски груза мистер О’Бэннон забирает себе все, что захочет.
– Это справедливая плата за стабильность, которую он создает в Ледяном аду и которую обеспечиваем мы, «регуляторы», – ответила Энни. – Так, живет он вот здесь.
Она повела Зои к последней камере в ряду, которая была завешана полосами ткани. Эти занавески – разноцветные, с аккуратными складками – казались почти роскошью, частью шатра живущего в пустыне властелина.
– Я зайду, проверю, как у него дела, – сказала Энни. – Подготовлю почву, так сказать.
С этими словами она проскользнула между занавесками и скрылась в камере. Зои услышала приглушенный разговор и попыталась представить себе мистера О’Бэннона. Она вспомнила все известные ей типы преступников. Может, он – нервный мелкий мошенник вроде Бэджера? Зловеще заботливый босс мафии наподобие Аделая Нишки? Гордый и агрессивный наемник вроде лейтенанта Вомака? Тот, кто правит тюрьмой, где живут одни преступники, непременно должен обладать качествами всех троих этих людей и многими другими.
Энни высунула голову из-за занавесок и поманила Зои к себе.
– Мистер О’Бэннон согласился с тобой встретиться, – сказала она.
Выпрямившись, Зои вошла в камеру – и узнала, что мистер О’Бэннон не такой, каким она его себе представляла.
Совсем не такой.
31
Саймон и Джейн отнесли Мэла в одну из двух камер, которые им выделили. Помощь им никто не предложил. С точки зрения других заключенных, группа из исправительного учреждения № 22 из чужаков превратилась в изгоев, в разносчиков крайне опасной болезни. Связываться с ними рискованно и лучше оставить их в покое – по крайней мере, до тех пор, пока они не ассимилируются. Если это вообще когда-нибудь произойдет.
Они положили находившегося в отключке Мэла на нижнюю койку, и Саймон внимательно его осмотрел. Заключенный с татуировками на голове, Злобная Энни и Зои устроили ему адскую трепку. Его лицо опухло, стало уродливым от отеков, один глаз заплыл так, что почти полностью закрылся, но кости, в том числе самые хрупкие – скуловые и челюстные, – не пострадали. Торс Мэла также превратился в один огромный синяк, но, тщательно ощупав его, Саймон выяснил, что ни одно ребро не сломано.
– Она помогала Мэлу? – спросил Джейн, все еще пытаясь разобраться в происходящем.
– Думаю, она помогала нам всем, – ответил Саймон. – И не надо кричать. В таких местах отличная акустика.
– Как это – «помогала всем нам»? – спросил Джейн, на этот раз чуть тише. – Не понимаю.
– Зои не только не дала нанести Мэлу серьезную травму или даже убить его, но и завоевала доверие одного из «регуляторов». А благодаря этому она получила аудиенцию у мистера О’Бэннона.
– Аудиенцию? – нахмурился огромный наемник. – Это что-то типа аудиотехники?
– Доступ. Право на встречу. Теперь она должна установить с ним доверительные отношения, разговорить его, и тогда, может быть, мы выясним, что стало с сам знаешь кем.
Саймон говорил тихо, но ему показалось, что имя Вена все равно не стоит произносить вслух.
– По-моему, мы никогда его не найдем, – заметил Джейн. – По крайней мере, живым. Надо бы взять доску «Уиджа» и связаться с ним через нее. А может, твоя чокнутая сестренка умеет разговаривать с мертвыми? Никогда об этом не думал? Она, похоже, все время слышит то, что не слышим мы. Может, она и с призраками болтает?
– Ривер – не чокнутая, – твердо ответил Саймон. – И если бы Альянс сделал с тобой хотя бы половину того, что и с ней, тебе тоже бы пришлось несладко.
– Ладно, ладно, не кипятись. – Джейн примирительно поднял руки вверх. – Я пошутил.
– А если бы я назвал «чокнутым» твоего брата или твою мать? Как бы ты тогда себя чувствовал?
– Никто не смеет оскорблять маму Кобб! – воскликнул Джейн.
– Вот именно.
В этот момент до них донесся неуверенный голос.
– Эй? Саймон? Ты где?
– О боже, – пробормотал Саймон.
– Кто это? – прошипел Джейн.
– Похоже, Медоуларк.
– Кто? А, да – психованная девочка. Как будто нам их не хватает.
Бросив на него неодобрительный взгляд, Саймон обернулся и увидел в дверях Медоуларк Дин.
– Вот ты где, – сказала она. – Мне сказали, что вас поселили где-то здесь.
– Как дела, Медоуларк? – спросил Саймон.
Он постарался улыбнуться как можно более дружелюбно, но внутри него зашевелился червячок сомнения. Ведь расстались они совсем не по-доброму.
Однако на лице Медоуларк не было ни следа прежней злобы – она, скорее, была встревожена.
– Все нормально, – ответила она. – А ты как? Мне сказали, что в столовой была драка и что в ней участвовал кто-то из 22-го. Я испугалась, что это ты.
– У меня все в порядке. Дрался не я, а Мэл.
– О господи! Бедняга. Скверно выглядит.
– Он выздоровеет. Я провел полный осмотр, и прогноз вполне оптимистичный.
– Прогноз? Саймон, ты говоришь прямо как доктор.
– Правда?
Саймон понял, что ошибся – он ведь должен был играть роль финансиста, а не медика.
– Ну да… Понимаешь, однажды я учился на курсах первой помощи. Такие были требования в инвестиционном фонде, где я работал… Ну, пока не украл все деньги… Меня ведь осудили за финансовые махинации.
Саймон перехватил взгляд Джейна. «Неплохо выкрутился», – говорил этот взгляд, но как-то не очень искренне.
Однако Медоуларк его неловкие оправдания, похоже, убедили.
– Ух ты! – воскликнула она. – Ты такой талантливый.
– Нет, на самом деле, я много чего не умею. Петь, например.
– И еще ты скромный. Слушай, Саймон, могу я с тобой поговорить?
– Э-э, конечно.
– Наедине? – Медоуларк со значением посмотрела на Джейна.
Джейн понял намек.
– Ладно, – проворчал он. – Обо мне не беспокойтесь. Я просто пойду и… буду не здесь.
Он вышел из камеры.
– Саймон, насчет того, что произошло…
– Все нормально, Медоуларк. Я не должен был так говорить.