20
Декабрь, уже декабрь! В моей истории ослепительные, как вспышка молнии события, имеют тенденцию развиваться медленно, словно молнию сняли рапидом. А потом еще отмотали километры пустой пленки. И зритель, взбодрившийся зрелищем остервенелого пожара, вынужден созерцать лишь темный экран.
После встречи в больничном парке, озарившей мою жизнь, пошли темные кадры. Ушиб головы у Виктора оказался куда серьезней, чем он старался показать мне. Врачи забеспокоились, настаивали на операции. Он даже терял сознание, оставаясь под наблюдение специалистов, а дни шли и шли. Я так измучилась, что стала медленно впадать в спячку — легкокрылая бабочка умирала, чтобы превратиться в безжизненный кокон. Это состояние затухания жизни, согревали лишь три огонька: Виктор, Катина любовь, Ариус. Все они были в опасности.
Что следует за черной полосой? Верно, вы все правильно поняли. Чаще всего — светла, и иногда — ослепительная! Это случилось тридцать первого декабря.
В ранних сумерках предновогоднего вечера я неподвижно сидела на заледеневшей скамейке сквера «Путника». В доме зажигались огни, блистал хрусталь люстр, мелькали пестрые — елочные, из подземного гаража выезжали до блеска отмытые автомобили и звуки музыки неслись отовсюду — жильцы готовились к праздничному ужину, люди в авто поднимали настроение в предвкушении веселого вечера. И такие все был взволнованные, красивые, нарядные — что тоскливое ощущение праздника на чужой улице больно скрутило меня, сколько не талдычь себе: «Это и твой! Твой праздник, Дора!»
Идти в пустую квартиру мне не хотелось. Дежурства на праздники, оплачиваемые вдвое, я уступила Агапенковой. Лера уехала собственным семейством и семьей Павла — потенциального зятя, в Испанию, Катя потерялась, возможно «улетела» на край света со своим возлюбленным. Виктора не отпустили из больницы — значит, совсем плохо. «Плохо… И ничего, ничего нельзя поправить… Сдалась, Помидорина… А еще бралась учить стойкости других… Актриса, во всем — актриса. Причем — слабенькая… Слабенькая — вот даже рукой пошевелить трудно…» Мысли текли вяло, ощущения притупились, я даже не чувствовала, что замерзаю. Знала, что до последнего мгновения, пока усталый сон не опустит мои веки, буду всматриваться сквозь густеющую синеву в холодное небо, туда, где темнеет сад пустого пентхауса. И ждать, ждать…
— Вставай немедленно! Простудишься, а у нас столько дел. Новый год на носу, да просыпайся же, Дора-Помидора! — сильные руки встряхнул меня.
— Витя… Откуда?… я думала операция… Тебя выписали?!
— Перестань задавать взрослые вопросы. Я же немного волшебник. Следовательно все могу, ясно? Видишь, кто прячется за елкой?
На дорожке среди заснеженных серебристых елок стояла Катя. В светлой дубленке, отороченной белым мехом она была похожа на снегурочку — даже на ресницах иней!
— Девочка?! Нашлась! — я вскочила навстречу своей юной подружке. Мы обнялись, шмыгая носами. Виктор нетерпеливо прервал нашу лирическую встречу.
— Я собрал вас в этом снежном лесу в последний день уходящего года, чтобы совершить торжественный обряд Дарения, — в его руке оказался Ариус. — Нам мешали, нас преследовали, запугивали, но вот мы здесь, а значит, должны успеть. Екатерина, я и Альбина Георгиевна Блинова приносим тебе в дар Ариус. Дарим, от всей души дарим! Живо бери его, детка, и дуй на крышу.
— Я так… благодарна, — спрятав томик на груди, Катя глядела а нас полными слез глазами. — Спасибо… Вы спасли меня от заточения в противном подземелье у белолицего страшилы. Вы нашли Ариус… И даже купили шубу!
— Это Виктор! Я ничего не знала… Сидела и ждала… — у меня перехватило горло от самых противоречивых, но сплошь возвышенных чувств. Он вырвал Катю из лап Бледного! Он подарил мне свою восхитительную фамилию! Альбина Блинова… Господи…
— Без эмоций. К дому и в лифт. Я впереди, Альбина прикрывает тыл, — распорядился Виктор.
Конечно же, он знал, какая опасность нависла над нами всеми, но старался не подавать вида. Мы пробирались наверх через потайной ход, о котором я и не подозревала. Виктор торопил, поглядывая на часы, а я ворчала ему в спину, спотыкаясь о металлические ступеньки винтовой лестницы:
— Ты все это время сражался за Катю и Ариус и ничего не сказал мне. Я думала, что ты умираешь в больнице и чуть не погибла от жуткой тоски…
— Да был я в больнице! Но и спасал. Кому ж еще я мог доверить такое дело. Иногда приходиться быть суперменом и совершать нечеловеческие подвиги. Если любишь — это нормально, — он подсадил Катю в люк, ведущий на крышу, затем протянул руки мне, поглядел пристально в самые зрачки и поцеловал быстро и горячо.
— Понимаю… — потеплела от счастья я. — Ты не хотел рисковать мной.
И взлетела вверх, подхваченная суперменом. Уффф! Потрясающе! Обжигающий холод, хлесткий ветер, черно-белая круговерть. Сад на крыше мчался сквозь метель, светясь из мглы окнами особнячка. Снежные вихри, осыпав нас драгоценными блестками, обрушивались вниз с мощью Ниагары, чтобы покрыть пеленой мерцавший далеко внизу праздничный город.
— Иди, иди же к ним скорее, Катя… — схватившись за голову, Виктор сел и я опустилась рядом, почувствовав пронзившую его боль и сообразив, какая воля к победе потребовалась этому человеку, чтобы преодолеть последние метры не легкого пути.
Метель взвыла с необычной яростью. Глядя на нас, Катя остановилась в нерешительности.
— Ступай к Сэниору, быстрее! — прокричала я, осознав опасность. Снег повалил стеной, я едва видела сквозь пелену, как удалялась к домику бегущая фигурка девушки.
— Стой, проклятая! Эй, мышка, я успел… — проревело со всех сторон словно через мощные усилители. Из мятущегося облака вынырнуло огромное меловое лицо с провалами глазниц. Бледный!
— Я уничтожу девчонку и ее плод. Я получу в наследство проклятый Ариус! И спалю его в гиене огненной, спалю дочиста!
В снежном вихре кружили, множась, глумящиеся маски, из оскаленных ртов вырывались языки пламени. Вот откуда явился в сказки семиголовый дракон! Давненько опаляет землю зло сатаны.
Катя… Боже, она упала и к ней, маленькой, скорчившейся на снегу, тянулись огненные змеи. Светлый мех обуглился, запахло гарью, сквозь метель я различила обнажившееся плечо девушки и ее тонкие руки, обхватившие колени. Она свернулась клубком, обороняя свой живот.
— Прочь, нечисть! — над лежащей Катей вырос рыцарь и золотистый кокон света окутал их. Снег таял, соприкоснувшись с сиянием и стекал ручейками, как по стеклянной тверди.
— Единоборство! Требую поединок! — взвыл монстр. — Только единоборство может решить, чья здесь власть!
Я стояла на коленях, прижимая к себе голову Виктора и не чувствовала пульсирующей в нем крови. Не чувствовала холода и даже страха. Может, мы уже умерли и битва мерещится мне в потустороннем видении? Среди снеговой круговерти, кишащей жуткими призраками, разворачивалась смертельная схватка. Жуткие твари высовывались из ледяного облака, как из складок дьявольского занавеса. Занавес опускался все ниже, покрывая своей липкой паутиной светлый кокон и он поблек, заколебался, как пламя гаснущей свечи. Я увидела, что спасаясь от Бледного, Сэниор оказался на парапете — гибкий одиночка над засасывающей пропастью. Хохоча и хрюкая, бледная маска изрыгнула вихрь. Ветер ударил в Катиного друга, сбивая его с ног. Еще мгновение — и шеф небесного десанта рухнет вниз. Ведь без защиты Ариуса он уязвим, как обыкновенный человек!
Я зажурилась, а когда вновь открыла глаза, увидела Катю. Голубоватая от призрачного света, в одном легком платьице, она потянулась к стоящему на чугунном барьере возлюбленному и вложила в его ладонь нечто крохотно-серебристое! Я услышала ее голос: «Дарю!» В ту же секунду от руки Сэниора, сжимавшей Ариус, ударил луч. Наливаясь рубиновым светом, он, словно гигантский меч, рассекал снежное облако. Страшно завыла вьюга, корчились и таяли кривлявшиеся уроды, бледные маски с кровавыми ртами сошлись в одну, она коробилась и темнела, как горящий лист бумаги, сжалась в обугленный ком и завалилась в пустоту, рассыпаясь прахом…
— Ловко вы ему поддали, сэниор, — появившийся возле Кати рыжий набросил на плечи девушки пушистую белую накидку. Буря утихла, как небывало. Снег падал легкими искристыми хлопьями. Рыжий отмахивался от него, будто от роя ос и зычно чихал. — И чего хорошего в местном климате? Вот уж ложные ценности, эти русские зимы. Сплошная простуда.
Он повернулся к нам: — Ага, чудесные зрители! Только, господин Блинов, похоже, чуток прихворнул. Чего ж это вы, батенька? А не погреться ли всем у камелька в хорошей компании?
— Выпейте-ка, Виктор Робертович, нашего винца. И даме не помешает. — ласково произнес чуть картавый голос. К моим губам прижался хрусталь и жаркая волна обрушилась в организм, согревая внутренности. В глазах прояснилось. И увидели они сразу многое — с необычной подробностью. Мы сидели за большим праздничным столом, сервированным с королевской роскошью — золотая посуда, неведомые яства, цветы тропические и наши — луговые. Возле меня букет полевых колокольчиков и носатый голубоглазый герой, сжимающий в сильных ладонях мою руку. Он в торжественном костюме покроя «Монте Кристо», на мне — нечто синее бархатное, длинное, вечернее с узким декольте и длинными, покрытыми серебряным шитьем, рукавами. Напротив, на фоне наряднейшей и ароматнейшей елки вырисовывалась чудесная пара — брюнет в усыпанном алмазами черном одеянии мага и золотистая Катя — нежная, благоуханная, как яблоневый цвет. По сторонам торжественно восседали Рыжий и Сиреневый — оба посвежевшие и похорошевшие, как на парадном портрете. Заговорил Сэниор:
— Прошу гостей выслушать меня и простить. Мы действовали исходя из инструкций, подписанных Самым Главным. Мы играли с вами, устраивая испытательные мистификации — но разве не такова тактика Создателя по отношению к своим творениям? — Он направил по воздуху в нашу сторону послушную бутылку и та с профессиональной сноровкой наполнила бокалы. — Не забывайте освеж