Я жую медленнее, наблюдая, как Дрю садится по одну сторону от Кейт, а Сэм — по другую. Я никогда больше не смогу смотреть на них как прежде, и будь я проклята, если мои глаза не перестанут блуждать по нижней части тела Дрю. Пирсинг? И пирсинг там? Никогда бы не подумала, и мне не удается сдержать тихий смешок, который вырывается из моего набитого стейком рта. Кейт ловит мой взгляд и снова водит языком за щекой.
Я давлюсь.
Я кашляю и брызгаю слюной во все стороны. Столовые приборы Джесси с грохотом ударяются о тарелку, и его рука опускается мне на спину. Он начинает меня хлопать.
— Проклятье, женщина. Притормози, еда не убежит с твоей тарелки.
Это мне ни в малейшей степени не помогает. Я задыхаюсь, пытаясь проглотить наполовину прожеванный кусок мяса, и сквозь навернувшиеся на глаза слезы вижу, как Сэм и Дрю с недоумением смотрят на меня, а моя лучшая подруга-хулиганка широко ухмыляется.
— Я в порядке, — хриплю я, снова кашляя, чтобы прочистить горло. — Не в то горло попало.
— Держи. — Джесси забирает у меня нож и вилку, заменяя их стаканом воды. — Пей.
— Спасибо.
Я хватаю стакан и залпом осушаю его, стараясь избегать встречаться с Кейт глазами, но с треском проваливаюсь. Ее озорной настрой притягивает меня, словно магнит. На этот раз она имитирует минет, небрежно двигая кулаком перед ртом. Я прыскаю водой по всему столу, на Дрю и Сэма, прицеливаюсь настолько хорошо, что даже попадаю в Кейт. Сэм с Дрю вскакивают со стульев, но Кейт, смеясь, остается на месте.
— Твою мать, Ава. — Джесси хватает салфетку. — Какого хрена с тобой творится?
Он начинает промокать мне рот, пока я разваливаюсь на части от смеха, слыша, как Сэм и Дрю ругаются про себя, а Кейт продолжает хихикать.
— Простите, — смеюсь я. — Мне очень жаль.
Я смотрю на Сэма и Дрю, оба вытираются салфетками, которые принес Марио. Я отказываюсь смотреть на Кейт, но обвожу взглядом бар, половина посетителей наблюдает за моим маленьким представлением.
— С тобой все в порядке? — обеспокоенный голос Джесси возвращает мое внимание к нему.
— Мне очень жаль, — повторяю я. — Не знаю, что на меня нашло.
Я знаю, а сидящая напротив меня коварная корова, молча призывает, чтобы я на нее посмотрела. Я не смотрю. Вновь беру столовые приборы и опускаю взгляд в тарелку, именно там он и останется, пока я не доем ужин. Ей это нравится.
Замечаю, как Сэм откидывается на спинку стула напротив меня.
— Так вот, что беременность делает с женщинами? — спрашивает он со смешком.
— Это лучше, чем перепады настроения, — хихикает Кейт.
— Да, дайте знать, когда они начнутся, — вставляет Дрю. — Я могу вынести, когда на меня плюют, но не готов к тому, чтобы по мне проходились острым язычком.
О, Боже милостивый! Чувствую, как плечи начинают подрагивать, и знаю, что Кейт снова улыбается, но на этот раз я держу себя в руках. Опустив голову, продолжаю доедать ужин.
— Я так понимаю, ты закончила? — говорит Джесси моей пустой тарелке, отодвигая ее и передавая Питу.
— Ммм. — Я откидываюсь на спинку стула. — Райское наслаждение.
— Мы уже поняли. — Приподняв брови, Дрю следует взглядом за чистой тарелкой на подносе Пита.
— Пора прощаться, леди. Уже поздно. — Джесси наклоняется над столом и пожимает руки парням, прежде чем встать и чмокнуть Кейт в щеку.
Я присоединяюсь к нему и тоже наклоняюсь, целуя каждого из наших друзей.
— Позвони мне, — шепчу я Кейт, отрываясь от ее щеки.
— Обязательно, — щебечет она.
Когда мы выходим из бара, Джесси вопросительно смотрит на меня.
— Теперь вы пришли в себя, миссис Уорд?
Я встречаю его вопросительный взгляд.
— Ты знал, да?
— О чем?
— О Кейт, Сэме и Дрю.
Я позволяю ему провести меня через вестибюль, но не свожу с него глаз.
Невозможно отрицать вспышку удивления, промелькнувшую на его лице.
— Так вот над чем ты смеялась? Она тебе рассказала?
— Да, — подтверждаю я, желая добавить, что на самом деле она рассказала мне гораздо больше… гораздо, гораздо больше. — Почему ты мне не сказал?
— Чтобы ты выпрыгнула из трусиков? — насмехается он.
— Я бы этого не сделала, — уверенно заявляю я, когда мы с хрустом ступаем по гравию. — Я поеду на своем гигантском снежке?
— Нет, ты поедешь со мной.
Меня усаживают на пассажирское сиденье его машины, но я не говорю ни слова. Я не хочу водить ту огромную штуковину.
Джесси заводит двигатель и благоразумно едет по подъездной дорожке, и только когда я чувствую, как его ладонь накрывает мою руку, понимаю, что моя лежит на животе. Мне не нужно визуальное подтверждение того, что он смотрит на меня, поэтому я продолжаю наблюдать за деревьями, медленно проплывающими мимо пассажирского окна, когда чувствую, как его пальцы переплетаются с моими и нежно сжимают.
Я улыбаюсь про себя. Это так правильно.
Глава 17
Проснувшись, снова слышу знакомое жужжание. Сев, сразу же чувствую мучительную тошноту. С громким стоном плюхаюсь обратно на подушку и вскоре осознаю свою ошибку, желудок делает кульбит, указывая на то, что у меня нет времени разлеживаться и определять, насколько мне дерьмово. Меня сейчас вырвет.
Бросаюсь с кровати прямо в ванную, где еле-еле успеваю добраться до прекрасного унитаза, чтобы украсить его вчерашним ужином.
«Нет», — скулю я про себя, дергая рулон туалетной бумаги. Сейчас все кажется не таким правильным. Тело полностью отвергает мои довольные мысли. Я целую вечность обнимаю унитаз, моя голова покоится на руках, пока я потею и стону в окружающее меня пустое пространство.
— Зараза, — ворчу я. — Почему ты так со мной поступаешь? — Я смотрю вниз на живот. — Будешь бросать мне вызов, как и твой папочка, да?
С долгим, протяжным вздохом поднимаюсь и иду в спальню, натягивая на себя первую попавшуюся вещь, — это оказывается брошенная Джесси рубашка с прошлого вечера. Не утруждаю себя попытками выглядеть лучше, потому что хочу, чтобы он видел, как я страдаю. Спускаюсь вниз и встречаю его, когда он заворачивает за угол из спортзала, выглядя потрясающе в беговых шортах, с полотенцем, накинутым на обнаженные плечи, и взлохмаченными влажными волосами. От этого мне становится еще хуже.
— Ох, детка, — сочувственно бормочет он. — Дерьмово?
— Ужасно. — Я пытаюсь надуться, но мое измученное тело не позволяет этого. Я просто безжизненно стою перед ним, руки безвольно свисают по бокам. Мне очень жаль себя.
Он берет меня на руки и несет на кухню.
— Я собирался спросить, почему ты не голая.
— Не беспокойся, — ворчу я. — Меня сейчас вырвет на тебя.
Он смеется и усаживает меня на столешницу, убирая мою дикую гриву с бледного лица.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Не лги мне, Уорд. Я выгляжу дерьмово.
— Ава, — ласково журит он меня. Я не извиняюсь, главным образом потому, что едва могу собраться с силами, чтобы заговорить. — Тебе нужно поесть.
Меня тошнит при одной мысли о том, чтобы попытаться запихнуть еду в желудок, и я умоляюще качаю головой. Знаю, что веду проигранную битву. Он не оставит меня в покое, пока я не позавтракаю.
Слышу, как открывается и закрывается входная дверь, а затем щебетание Кэти. Все, что на мне надето, — это рубашка Джесси, но я даже не могу найти в себе силы обеспокоиться этим, поэтому остаюсь там, где сижу, равнодушная, безвольная и очень нездоровая.
— Доброе утро! — напевает она, ставя огромную сумку на столешницу. — О, Боже. В чем дело?
Джесси отвечает за меня, и это хорошо, потому что я не могу говорить.
— Ава не очень хорошо себя чувствует.
Я усмехаюсь над его преуменьшением и прижимаюсь лбом к его груди. Чувствую себя смертельно убогой.
— О, эта ужасная утренняя тошнота? Она пройдет, — заявляет Кэти, будто я не выгляжу так, словно готова упасть в обморок. Значит, она тоже знает.
— Пройдет? — Я утыкаюсь в грудь Джесси. — Когда?
Джесси гладит меня по спине, а его губы зарываются мне в волосы, нежно целуя, но он молчит. Хороший признак: он тоже хотел бы знать ответ.
— Зависит от обстоятельств. Мальчик это или девочка, какие мама и папа, — говорит она, и я слышу, как включается чайник. — У некоторых женщин это длится несколько недель, некоторые страдают на протяжении всей беременности.
— О, Боже, — вою я. — Не говори так.
— Ш-ш-ш, — утешает меня Джесси, усиливая поглаживания по спине. Я не веду себя как ребенок. Мне на самом деле очень плохо.
— Имбирь!
От прозвучавшего слова я отрываю лицо от потного торса Джесси.
— Что?
— Имбирь! — повторяет она, роясь в своей сумке. Я смотрю на Джесси, но он выглядит таким же растерянным. — Дорогая, тебе нужен имбирь.
Она достает пачку имбирного печенья.
— Я пришла подготовленной. — Она отталкивает от меня Джесси и открывает упаковку, протягивая мне печенье. — Ешь по одному каждое утро, когда проснешься. Он творит чудеса! Ешь.
Мудро решив, что, когда Джесси маячит на заднем плане, а Кэти ведет себя по-матерински, нет смысла отказываться, поэтому беру печенье и немного откусываю.
— Это успокоит твой желудок. — Кэти одаривает меня теплой улыбкой и обхватывает мою щеку ладонью. — Я так рада.
Не могу разделить ее энтузиазм, не тогда, когда так себя чувствую, поэтому, слабо улыбнувшись, позволяю Джесси осторожно усадить меня на барный стул.
— Новенький паренек дал мне это, — она протягивает Джесси стопку почты. — Милый маленький негодник, не так ли?
Я смеюсь, особенно когда Джесси с отвращением фыркает и выхватывает конверты из ее морщинистых пальцев.
— Очень милый, — подтверждаю я, внезапно находя в себе силы сформулировать целое предложение. — Но разве ты не скучаешь по Клайву, Кэти?
— О, вовсе нет. — Она достает рогалики и показывает нам, мы с Джесси киваем в знак согласия. — Он пригласил меня сходить куда-нибудь сегодня вечером.
Я толкаю Джесси локтем, откусывая краешек печенья, но меня игнорируют. Вместо того чтобы потакать моему любопытству, он принимается вскрывать почту.