А затем показался луч света. Этот луч ослепил Ларкена, но все же вытащил его из воды, из мрака.
Он прикрыл глаза рукой, пытаясь понять, где он и что происходит.
Или, что более важно, кто пришел за ним сейчас.
– Милорд? Вы проснулись? – Мужчина поднял свечу повыше, к своему лицу, так что теперь оно было ясно различимо. – Это я, Ройстон. Сожалею, что побеспокоил вас, но теперь, когда вы проснулись… – он сделал паузу, чтобы смысл этих слов дошел до сознания Ларкена.
Проснулся. Ларкен сделал глубокий вдох. Да, он проснулся. Не в Париже, не во Франции. А здесь, в Лондоне. И это Ройстон, его дворецкий.
И ему уже не одиннадцать лет, и он не бродит по улицам Парижа, пытаясь остановить… гм, остановить судьбу.
Ларкен тяжело вздохнул. Он просто спал. И видел сон. А теперь проснулся. Он не знал, что из этого хуже. Кошмары или пробуждение и осознание того, что его жизнь ничем не отличается от той, какую он вел до того, как лег в постель.
– Да, Ройстон, – проговорил он, стараясь отделаться от преследующего сна. – В чем дело?
– Милорд, я не стал бы беспокоить вас, но боюсь, что внизу ждут гости.
– Прогони их, – велел дворецкому Ларкен, перекатившись на другой бок и потянув за собой покрывало, хотя одним глазом все же успел увидеть часы на каминной полке. Пять утра? Боже, да ведь он упал в кровать всего лишь час назад.
– Боюсь, что я не смогу прогнать их, – ответил Ройстон. – Это его светлость герцог Сетчфилд и джентльмен, который заходит время от времени. Тот, который никогда не сообщает своего имени.
Ларкен застонал. Ему не нужно было знать имя, чтобы догадаться кто это. Пимм. Глава разведки министерства иностранных дел. Пимм никогда не сообщал своего имени. Никогда не оставлял следов своего присутствия.
И он никогда не заявляется прямо к одному из своих… коллег… если только не…
Если только не случилась какая-то катастрофа.
– Господи! – пробормотал Ларкен, отбрасывая пропитанные потом простыни и стряхивая последние следы сна с утомленного тела. Только и остается, что встать – и постараться не обращать внимания на то, что пол под его ногами – пусть и всего на секунду – походил на грубые булыжники Парижа.
– Выглядишь просто ужасно, – произнес в знак приветствия герцог Сетчфилд, когда Ларкен вошел в комнату.
– Я спал, Темпл, – ответил тот, обращаясь к герцогу по прозвищу. – Помнишь, что значит спать? Разумные люди делают это по ночам.
– Не похоже, что ты спал, – настаивал герцог. – Кошмары?
– Не твое дело, – раздраженно ответил Ларкен, проходя мимо подноса с бренди. Его отослали домой с континента шесть месяцев назад, по заявлению вышестоящего начальника, потому что он стал слишком сильно рисковать. Опасный и непредсказуемый, как написал один офицер в зашифрованном послании к Пимму.
В том послании, которое Ларкен не только перехватил, но и с легкостью расшифровал.
Слишком сильно рисковал. Ларкену хотелось засмеяться. Пимм и его подручные сделали его таким. Беспокойным и подозрительным ко всему. А возвращение домой не улучшило его настроение – только подчеркнуло тот факт, что он больше не принадлежит к элегантному высшему обществу, положение в котором досталось ему по наследству.
Он бросил взгляд на стоящие рядом бутылки и понял, что должен был предложить гостям выпить, но опять же, сейчас пять часов утра и они подняли его с постели. Ларкен не ощущал себя гостеприимным хозяином.
Это не означало, что Ройстон также окажется выше подобных манер, потому что дворецкий вошел в комнату с подносом, на котором лежали холодная ветчина и хлеб. В кофейнике дымился кофе, наполняя гостиную тонким запахом.
Ларкен подождал, пока Ройстон опустит поднос на стол и выйдет, и спросил:
– Я не собираюсь быть грубым, но какой дьявол принес вас в мой дом в такой час? Я же отстранен от дел, не так ли?
Пимм прищурил глаза, быстро оглядев окружающую обстановку перед тем, как тихо и решительно заговорить:
– Дэшуэлл сбежал две ночи назад. Из тюрьмы Маршалси2.
Сбежал? Из Маршалси? Невозможно.
Игнорируя то, как двое гостей изучали его, Ларкен осмысливал эту информацию со смешанными чувствами, которые не осмеливался выказывать. Дэшуэлл на свободе? Он знал, что этого не следовало делать, но отчасти Ларкен испытывал восторг из-за того, что американский приватир3, который насмехался над английским флотом и наводил страх на английские торговые корабли, сбежал из заключения.
До того, как их страны вступили в войну, Дэшуэлл был одним из самых лучших агентов министерства иностранных дел. Капитан, достаточно дерзкий, чтобы пробираться через любую блокаду, подбирая английских агентов на берегах континента и увозя их обратно в безопасное место. Эти опасные приключения и ночи, проведенные за выпивкой и игрой в карты, превратили Ларкена и Дэшуэлла в закадычных друзей.
Но это было перед тем, как американцы объявили войну Англии. До того, как друзья в мгновение ока превратились во врагов.
А затем, прошлой зимой, сразу после того, как его отослали домой, Пимм заставил Ларкена помогать министерству иностранных дел в поимке Дэшуэлла – безрассудный ублюдок пробрался в Лондон, чтобы выследить самые лучшие корабли перед тем, как они выйдут из торговой гавани.
Вся эта ситуация не слишком нравилась Ларкену, но что он мог поделать? Пимм имел право разыскивать приватира и отдавать приказ о его аресте. Дэшуэлл слишком много знал о работе министерства иностранных дел. Знал слишком много агентов. Он представлял опасность для всех них.
И поэтому Ларкен согласился помочь поймать своего друга.
Во время войны он совершал и худшие поступки, уверял себя барон. Конечно, совершал, твердил он себе на протяжении прошедших месяцев. Худшие, чем предательство друга.
– Сбежал? Две ночи назад, говорите? – спросил Ларкен, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно, хотя сам испытывал что-то вроде возбуждения. Он должен был знать, что хитрый дьявол сумеет каким-то образом выскользнуть на свободу. – Так почему же вы пришли ко мне сейчас?
– Этот факт обнаружен нами случайно, – ответил ему Темпл. – Подслушан чуть раньше в «Уайтс». Кажется, в Адмиралтействе царит переполох, но они не хотят разглашать, что потеряли ценного английского узника. – Темпл не стал придерживаться условностей, а подошел к подносу, взял толстый ломоть хлеба, положил сверху кусок ветчины и откусил такой большой кусок, словно не ел несколько дней. – Всю ночь на ногах, просили отплатить услугой за услугу, – пояснил он, словно извиняясь.
Ларкен не видел в этом никакого смысла.
– Как, черт побери, Дэшуэлл смог сбежать? Да еще из Маршалси, ради всего святого.
– Ему помогли, – сказал Пимм, сунув руку за отворот сюртука и вытащив сверток бумаг. Он передал эту связку барону с позволением прочитать ту информацию, которую они уже собрали.
Между тем, Темпл сделал еще один бутерброд с ветчиной и налил себе чашку кофе, бросив несколько кусочков сахара в крепко сваренный напиток. Пимм последовал его примеру, но только без сахара.
– Чертовски хорошо организовано и идеально исполнено, – бормотал Ларкен, читая торопливо написанный отчет. Окружены, как только выехали за ворота… Потерпели поражение в тумане… Экипаж нашли в Мэйфере позже этим днем…
– Ну и ну, – произнес Ларкен, закончив последнюю страницу. – Кто бы это ни был, но они перехитрили Адмиралтейство в их собственной игре. Черт возьми, как они узнали, что Дэшуэлла будут перевозить?
– Не имеем ни малейшего понятия, – ответил Темпл. – Об этом знало всего несколько человек. – Он кивнул на Пимма. – Даже мы были не в курсе.
Ларкен отложил бумаги в сторону и запустил пальцы в неопрятные волосы.
– Какого дьявола Адмиралтейство вообще решило перевезти его?
На этот вопрос ответил Пимм.
– Они собирались повесить его в Ньюгейте на рассвете.
От этих слов Ларкен окончательно проснулся. Что ж, он всегда знал, что Дэш кончит именно так, но это ему вовсе не нравилось.
Потому что, по сути дела, Дэшуэлл – его друг. Американец он там или нет, не важно, о чем говорят политики.
Проклятие, ему было ненавистно то, что честь и долг поместили их во враждебные лагеря. Сколько раз Дэшуэлл приплывал во французские бухточки и убежища контрабандистов, чтобы незаметно высадить или вывезти Ларкена из Франции? Конечно, прежние подвиги друга не остановили его от того, чтобы выдать Дэша и помочь запереть его в тюрьме.
Но кто-то оказался не таким бессердечным. Они освободили его… что добавило еще один недостаток в это дело. Если Дэшуэлл сбежал, то его нужно снова поймать. Ларкен вздрогнул и передвинулся поближе к камину, шагая перед каминной решеткой по ковру, истрепавшемуся за многие ночи, которые барон провел подобным образом, прохаживаясь взад-вперед и пытаясь решить какую-то проблему.
Нет, ему вовсе не нравился подтекст того, на что намекало развитие событий.
– Есть еще кое-что, – произнес Темпл. – Чего нет в отчете.
Ларкен остановился на полушаге и через плечо бросил взгляд на герцога. Ага, вот теперь они собираются изложить самое важное.
Темпл знаком попросил его присесть, что Ларкен и сделал, готовый внимательно выслушать герцога, если это будет означать, что потом они оставят его в покое.
– В то время как отчет описывает это нападение как работу большой, хорошо вооруженной банды опасных головорезов, все это неправда, – заявил герцог. – Всего несколько часов назад я пропустил пару стаканчиков с парнем по имени Доббинс, который утверждал, что Дэшуэлла освободила вовсе не банда, а две женщины с помощью огромного, как вол, мужчины, упомянутого в официальном отчете, а также неизвестного типа, который подменил обычного кучера тюремного фургона.
– Возглавляла нападение особа в красном платье, или, как довольно красноречиво высказался мистер Доббинс, «девка с самой шикарной парой титек, какую я только видел. А ее волосы! Светлые, и сияют, как лампа», – Темпл помолчал. – Настоящий поэт наш мистер Доббинс. Но очевидно, что леди, о которой идет речь, молода и красива. И ловко умеет обращаться с пистолетом, потому что она вытащила его прежде, чем дежурный лейтенант смог сделать хоть одно движение. – Темпл снова сделал паузу, чтобы его слова произвели должное впечатление, а затем добавил: – Старуха, по всей вероятности, была вовсе не старой женщиной, потому что очевидно, что двигалась так же легко и тоже была хорошо вооружена. – Снова он сделал вдох и посмотрел на угли в очаге. – Подозреваю, что кучером также была женщина, но у меня нет доказательств… всего лишь…