военного – полная самоотдача. И в том и в другом я хороша.
В ответ Тэён неловко улыбнулся и посмотрел на девушку.
– Мне нравится моя работа военного врача. Если такой солдат, как я, уйдет со службы, для армии это будет огромной потерей. Разве не так? – строго спросила Мёнчжу, выпрямляясь.
– Я понял. Исправлюсь, – отозвался Тэён, мило щелкнув девушку по кончику носа.
Мёнчжу звонко рассмеялась и уткнулась лицом в грудь мужчины. На лице ее была улыбка, но душу раздирала боль: она знала, к чему эти вопросы. Девушка считала, что лучше выговориться и обсудить все вместе, но в то же время ее раздражал и расстраивал тот факт, что Тэён пытается справиться с проблемой в одиночку.
– Я люблю тебя, Юн Мёнчжу.
Это прозвучало так неожиданно, что Мёнчжу вздрогнула.
– Мы что, расстаемся? – спросила девушка, отстранившись от Тэёна и внимательно посмотрев ему в глаза. На мгновение ей показалось, что она увидела в уголках его глаз слезы. – Мы правда расстаемся?.. – снова спросила Мёнчжу, невидимой рукой схватившись за сердце и пытаясь его успокоить.
– Люблю тебя. Очень сильно. И буду любить очень долго.
– Мы обычно и расстаемся из-за любви.
– Мы не расстанемся. Я обещаю.
С полным боли взглядом Тэён потрепал Мёнчжу по волосам. А она не могла понять, почему признание в любви звучит так печально.
– Отойди. Глаза слепит, – рассмеялась Мёнчжу, как девушка, впервые услышавшая признание в любви, но в глазах ее таилась грусть.
4
Вернувшийся в Корею Сичжин получил отпуск на четыре дня и три ночи – короткая передышка между урукской миссией и новым заданием. В первый же день отпуска они с Тэёном закатили трехдневную вечеринку с сочжу – так назывались посиделки в недорогой забегаловке под дешевую закуску и спаивание друг друга. Но этого им было вполне достаточно. Пока эти двое напивались, их после работы по разу навестили Моён и Мёнчжу. Они цокали языками и ворчали, но мужчинам от этого становилось только радостнее.
Проблема возникла на следующую ночь после окончания вечеринки. И этой проблемой, как ни странно, оказалась пьяная Моён. Определенно то стало наказанием Сичжину, который, вернувшись в Корею, вместо того чтобы позвонить любимой, решил устроить затяжную попойку. Сичжин глубоко раскаивался, ведя домой перебравшую Моён. Шатаясь, как пьяный осьминог, она всем телом наваливалась на спутника.
– О? Я помню это место, помню. – Язык Моён заплетался даже сильнее, чем когда она говорила на английском.
– Это хорошо. Ну-ка, снимайте обувь. – Сичжин наклонился, чтобы помочь девушке разуться, словно маленькому ребенку.
– Нет. Я не снимаю обувь в чужом доме.
– Я понял, но вам надо протрезветь. Давайте зайдем.
– Боже, вы меня сейчас клеите? Я не из тех женщин, которых можно пригласить на чашечку кофе.
– Это уже не опьянение, а маразм.
Сичжин усадил девушку на диван и включил в гостиной свет.
– Пиво? Я за! Отлично. Пропустим еще по стаканчику!
Сичжин улыбнулся – пьяная Моён была милой, – как вдруг почувствовал чье-то присутствие в доме. Сичжин инстинктивно закрыл Моён рот и заставил замолчать, после чего, не зажигая света, отправился на темную кухню. Навстречу ему из-за стола поднялась неясная тень.
– Мама?
Возглас Моён остановил Сичжина, который был уже готов наброситься на незваного гостя. Еще миг, и он заехал бы ему по голове ногой. Включив свет на кухне, он увидел женщину лет шестидесяти, с короткими волосами, одетую в розовый свитер и плиссированную юбку. Она выглядела как Моён, только на тридцать лет старше. Женщина неловко улыбалась.
– Я принесла закуски и решила спрятаться, услышав мужской голос. А кто этот молодой человек? – спросила она у Моён.
– Приятно познакомиться, я – друг доктора Кан Ю Сичжин, – запинаясь, растерянно произнес Сичжин.
– Мой друг? Правда? Мой парень красавчик, да, мам? – сказала Моён, широко улыбаясь, и взяла маму под руку.
– Стоит тебе выпить, и ты становишься сама на себя не похожа, – вздохнула мама Моён и скромно улыбнулась Сичжину. – В ней все хорошо, но вот пить совсем не умеет…
– Все в порядке. Это мило.
– Спасибо, что не сердишься на неё. А чем ты занимаешься? – спросила мама, опускаясь на стул и предлагая Сичжину присесть.
– Он военный. Должность – капитан. Остальные подробности – военная тайна. Вечно какие-то секреты, – ответила за него Моён.
– Ты военный? Значит, зарплату вовремя получаешь, а домой не часто приходишь? Неплохо.
– Мама, что ты такое говоришь? Это же ваша первая встреча.
– Да ведь я о тебе. Она почти живет в больнице. Но зарплата вовремя приходит.
Это было прямо как в анекдотах про мать и дочь. Сичжин рассмеялся. Ну надо же, он сохранял хладнокровие в самых опасных и непредсказуемых ситуациях, а сейчас не смог ничего придумать. Пожалуй, это куда сложнее и неприятнее, чем экзамен в военной академии. Тридцать минут тянулись так долго, словно прошло тридцать лет. Радовало лишь то, что в глазах мамы Моён не было злости.
Длинный разговор закончился зевком Моён. Сичжин, следуя всем правилам вежливости, пообещал, что в следующий раз обязательно познакомится поближе, и вышел на улицу.
Назавтра, за день до возвращения в отряд, Сичжин пришел в кафе неподалеку от дома Моён, чтобы встретиться с ней. В этом небольшом уютном заведении, владельцами которого была пара молодоженов, ровно год назад Моён сказала ему: «Не на такую встречу я надеялась».
Сичжин сел на место, где в тот день сидела Моён, и посмотрел в окно. Солнечные лучи окутали стол, словно скатерть. Через какое-то время пришла Моён, заполнив все пространство ароматом своего шампуня, и села на стул напротив.
– Протрезвели? – спросил Сичжин, протягивая заранее заказанную чашку чая.
– Конечно, я не так уж и много выпила, – ответила Моён с притворным равнодушием.
– Вы много выпили. И превратились в другого человека.
– Да ладно, о чем вы? Это была я, и я все помню.
– Что-то не верится. Что сказала ваша мама? Я ей понравился?
– Вы встречались с моей мамой? Когда? – удивленно воскликнула Моён.
– Вы же все помните! Только попробуйте напиться с другим мужчиной! – ответил Сичжин, изображая, что хочет стукнуть девушку по носу.
– О, ревность, – негромко пропела Моён, излучая обаяние.
– Нет, вы еще не протрезвели.
– Смотрите, какой сообразительный.
У Сичжина завибрировал телефон: звонили из отряда.
– Здравия желаю. Капитан Ю Сичжин. Да… Да… Есть.
С угрюмым выражением лица мужчина закончил разговор. Моён перестала улыбаться.
– Меня вызывают в торговый центр, – сказал Сичжин с сожалением в голосе.
– А-а…
– Простите.
– Ничего. Как вернетесь, посмотрим вместе кино. Согласны? – Моён широко улыбнулась, чтобы Сичжин не чувствовал себя виноватым.
– Согласен. – Сичжин улыбнулся в ответ.
– Будьте осторожны.
– Спасибо.
5
В Пхеньяне в отеле «Корё» проходил первый этап переговоров между Севером и Югом, и в задачу группы «Альфа» входила охрана государственных лиц. Сичжин был капитаном охраны.
Группа «Альфа» и агенты политиков оделись в черные костюмы, у каждого были рация и пистолет, а на экстренный случай – ручка, которой можно было ударить противника в сонную артерию, чтобы тот скончался без мучений. Разместившись в черных седанах, они отправились на парковку отеля «Корё».
Сичжин и Тэён первыми вышли из автомобиля и осмотрели территорию. За ними прибыли агенты, защищающие начальника службы национальной безопасности. Начальник и агенты по очереди вошли в отель, группа «Альфа» осталась снаружи, чтобы следить за обстановкой. Сичжин увидел мужчин в черных костюмах, которые шли им навстречу. Одно лицо было ему знакомо: по глубокому шраму от виска до глаза он узнал старшего лейтенанта Ана. Ровно год назад тот взял в заложники солдат, охранявших границу демилитаризованной зоны. Насколько Сичжину было известно, старший лейтенант Ан когда-то состоял в одиннадцатом корпусе войск специального назначения, а на данный момент служил в главном бюро охраны. В его задачу входила охрана особых лиц со стороны Северной Кореи.
– Я отвечаю за безопасность со стороны Республики Корея, – сказал Сичжин, первым протягивая руку для приветствия.
– Я отвечаю за безопасность со стороны Северной Кореи. Организаторы встречи находятся на двадцать третьем этаже, – ответил старший лейтенант Ан с каменным лицом, отвергая рукопожатие.
Двое мужчин окинули друг друга подозрительными взглядами, оценив забавный факт, что ручки у них в карманах были одинаковые: по иронии судьбы оба получили одну и ту же модель этого передового оружия.
– Как там ножевая рана, полученная от меня? Прошу прощения за это, – съязвил старший лейтенант Ан, скосив глаза на ручку в кармане Сичжина.
– Вас понизили до охранника из-за того, что проиграли мне? Прошу прощения за это.
– А ты все такой же. Тогда, может, избавимся от ручек и сразимся еще раз один на один?
– А кто потом за меня отчет писать будет? К тому же я не поддаюсь даже в гостях.
– И мыслишь ты все так же. Знай, тебе повезло, что ты здесь в качестве гостя. То, что два солдата вроде нас с тобой смотрят сейчас в одну сторону, не значит, что наступил мир.
– Тогда разреши попросить об услуге, раз уж я гость. Можем поесть нэнмёна[7] на обед? Я очень хочу попробовать традиционный нэнмён из Пхеньяна, – пустословил Сичжин.
Старший лейтенант Ан пристально разглядывал его…
6
Отдежурив четыре дня подряд, Моён была измотана и душевно, и физически. Особенно тяжело приходилось на рассвете, когда поступало много пострадавших в авариях.
По истечении «золотого часа»[8] пациенты нередко умирали, чаще всего потому, что отказывались от лечения в мелкой больнице и настаивали на отправке в более крупную. У врачей их упрямство вызывало злость и одновременно жалость.
Пациент, отчет о смерти которого заполняла Моён этим утром, был как раз из таких. Проведи они операцию хотя бы на час раньше, человека можно было спасти, но из-за транспортировки в больницу «Хэсон» они упустили время. Опекун пострадавшего переложил всю ответственность на врача. Вины Моён в этом не было – она сделала все что могла, но ничто не вернуло бы пациента к жизни.