Едва очутившись в лагере, не позволив себе и минуты отдыха, Моён приступила к работе. Она лечила больных, таскала коробки с медикаментами, играла с ребятами в футбол и учила их корейскому, беседовала с врачами-волонтерами, прибывшими из Кореи, и даже разработала лекарство для профилактики инфекций. Тело налилось тяжестью, словно его погрузили глубоко в воду, руки и ноги не слушались. Постоянно клонило в сон, но спать получалось лишь урывками. И все же, несмотря на страшную усталость, на душе стало намного спокойнее, чем было в Корее.
Как-то утром Моён задумала смастерить воздушного змея. Вместе с ребятами она аккуратно резала и красила бумагу, делала каркас из бамбука, обвязывала нитками. Дети, которые поначалу сторонились незнакомцев, увлеклись и ни на шаг не отходили от Моён. Ребята показывали ей своих змеев и хвастались друг перед другом. Измученные страшной бедностью, голодом и жаждой, они впервые за много-много дней смеялись, болтали и шутили.
Наконец змей был готов, и его запустили в воздух. Он поднимался все выше и выше, и дети радостно завизжали. Змей парил в голубых небесах, и душа Моён начала раскрываться. Но стоило взгляду задержаться на одиноком холме посреди равнины, как в душу словно ворвался холодный воздух. Пальцы едва не выпустили нить, а сердце охватили грусть и тоска пустыни. Она лишь на миг позабыла о Сичжине, и вот он вернулся в ее воспоминания, взметнув песчаную бурю.
Человек, целиком отдававший себя делу, всегда на страже справедливости, несмотря на ту грязь, что творили другие. Улыбка никогда не сходила с его лица, даже в самую трудную минуту, – он обещал вернуться целым и невредимым. В голове Моён будто раскрылась папка под именем «Ю Сичжин». Ветер подхватил хранившиеся в ней файлы и унес далеко в пустыню. Горло сдавило, и Моён села на землю. Все слезы, что она так долго копила и подавляла, разом выплеснулись наружу. Она плакала и плакала, пока не заработала рация:
– Это главный штаб. Красотка, отзовись. Прием.
Моён схватила рацию и стиснула зубы, борясь с рыданиями.
– По пути захватите лидокаин, пожалуйста.
– Это Красотка. Скоро буду. Прием, – ответила Моён как можно более ровным голосом.
Еще раз обернувшись на холм, Моён заметила на нем башенку из камней, где каждый камешек был чьим-то заветным желанием. Моён глубоко вздохнула и направилась к холму.
Поднявшись к каменной башенке, Моён достала из кармана какой-то предмет и положила его на вершину… Но округлый гладкий камешек никак не хотел держаться и постоянно скатывался вниз. Этот камень с пляжа Навайо был очень похож на Моён: не желая обустраиваться в реальности, она падала все дальше в пучину своих фантазий. С мыслью, что пора выбираться из грусти, пора перестать страдать, Моён снова положила камень.
И тут же опять затрещала рация:
– Большой Босс на связи.
Сичжин? Не веря своим ушам, Моён вскрикнула и опустилась на землю. Побледнев, круглыми от удивления глазами она смотрела на рацию. Аппарат молчал. Моён оглянулась по сторонам, но вокруг никого не было. Тишина стояла такая, что становилось страшно. Девушка сделала глубокий вздох и поднялась на ноги.
– Приехали… Только галлюцинаций мне и не хватало…
– Большой Босс на связи. Красотка, посмотрите назад. Прием.
Моён с мертвенно-бледным лицом медленно обернулась. Сквозь столб пыли, взметенной ветром, она разглядела силуэт мужчины. Человек направлялся к ней. Он страшно исхудал, одежда истрепалась, но это без сомнения был Сичжин. «Ну точно галлюцинации», – подумала девушка и крепко зажмурилась. Она яростно помотала головой и снова открыла глаза: видение не исчезло. К ней приближался Сичжин.
– Не может быть… – забормотала Моён, пытаясь прийти в себя.
– Давно не виделись… – Голос Сичжина был наполнен глубокой печалью.
– Вы живы… Вы все-таки живы…
– Я всегда справляюсь со сложными задачами.
Сичжин раскинул руки и широко улыбнулся. К Моён вернулась способность двигаться, и она побежала. Ноги вязли в песке, несколько раз девушка упала. Но даже свинцовые оковы не смогли бы удержать ее на месте. Девушка снова упала и снова поднялась, и наконец оказалась в объятиях любимого.
– Живой… Живой… – разрыдалась Моён, припав к его груди.
– Простите меня. Простите… – повторял Сичжин, обхватывая девушку за плечи.
– Придурок… Думаешь, раз жив, то все нормально? Подлец… Я так скучала… Я ни одного мгновения не забыла… Ничего мне не нужно… Одна буду жить… В монахини уйду… Я люблю вас… Слышите, люблю вас!..
4
В Уруке выпал первый снег. Говорят, снег здесь бывает раз в сто лет. Мёнчжу наблюдала за белыми хлопьями из окна, и внезапно на душе ее стало очень спокойно. Она вышла наружу.
Мёнчжу одиноко стояла посреди снегопада, ловя ладонями снежинки. Сквозь пальцы она увидела, как кто-то идет через снежную завесу. Ладонь Мёнчжу без сил опустилась. По тренировочной площадке шел мужчина в лохмотьях, с густой бородой. И все же она узнала его. Мужчина приближался к Мёнчжу, застывшей как статуя.
– Я припозднился… с ответом.
Голос Тэёна, его глаза, в которых застыли слезы. Девушка заплакала.
– Я не расстанусь с тобой… Я не брошу тебя даже после смерти, – произнес Тэён.
Губы девушки задрожали, из них вырвался вздох. «Так ты жив… Ты жив… Ты пришел ко мне…» – кричали ее глаза. Не в силах вымолвить ни слова, Мёнчжу плакала без остановки – от удивления и радости, от ненависти и обиды – и колотила Тэёна по груди. Тэён прижал девушку к груди. Почувствовав на щеках его горячие слезы, Мёнчжу вырвалась из объятий и безудержно разрыдалась. Тэён обнял ее еще крепче и поцеловал. И пока эти двое тормошили друг друга, обнимались и целовались, снег постепенно окрашивал все вокруг белыми красками.
– Сегодня я потратила всю удачу. Увидела снег, который идет раз в сто лет, и ты вернулся живым…
– Поэтому я и держался… Если умирать, то только от твоей руки.
– Даже не мечтай о прощении. Я тебя не прощу…
– Я больше не умру. Обещаю, даже если умру, то выживу.
– Я тебе не верю. Но только посмей не сдержать слово. Я потратила всю свою удачу, так что теперь у меня остался только ты…
5
Сичжин не мог поверить, что все это не сон. Еще несколько дней назад он думал, что больше не увидит солнца, – и вот держит в объятиях Моён. Он смотрел на нее, не сводя глаз, прикасался к ней – ему нужно было убедиться, что все происходит наяву. Слезы любимой… Как же ей было тяжело.
С тех пор как Сичжин с группой «Альфа» отправился спасать беженцев, захваченных в плен экстремистами, прошел ровно год. Они с Тэёном ворвались в логово бандитов, спасли заложников и посадили в вертолет, а сами остались ждать следующего. И тут по ним открыли огонь. Сичжина ранило в грудь, и, пока Тэён пытался остановить кровь, их окружили и отвели в бомбоубежище. Здесь их держали несколько месяцев, без лечения и должного ухода, после чего явилась повстанческая армия и перевела их в другое место.
В тюрьму, устроенную в каком-то подземелье, с трудом проникал солнечный свет. Прикованный к стене, Сичжин, чтобы не сбиться, каждое утро кандалами делал зарубку в бетоне. Казалось, они попали прямиком в ад. Отовсюду доносились крики людей, которых пытали и убивали. В день им полагалась тарелка кукурузной каши, а то и вовсе ничего. По их голым окровавленным ногам бегали насекомые, а порванная одежда не защищала от холода. Когда бандитам становилось скучно, они открывали двери камер и развлекались, избивая пленных. Каждый новый день приносил очередное увечье: синяк или рану. Постепенно пленные теряли способность рационально мыслить; никто не понимал, что происходит вокруг. Знали только одно: в любую секунду они могли умереть. Единственный плюс был в том, что Сичжина и Тэёна держали вместе. В минуты отчаяния они искали поддержки друг друга, и оба были готовы отдать последние силы, чтобы спасти товарища.
Но однажды утром в тюрьме началась суматоха. Причина была неизвестна, но бандиты надели маски и приготовились к бегству.
– Разберись с ними, и отступаем. Пошевеливайся, – отдал приказ главарь банды.
В камеру к Сичжину и Тэёну вошли трое. Сопротивляться было бессмысленно, ведь силы явно были не на их стороне. К головам заключенных приставили пистолеты. Прозвучал выстрел. Кровь брызнула на лицо Сичжина, и кто-то рухнул на пол. Сичжин подумал, что Тэён мертв. Но, к счастью, это был повстанец, секунду назад угрожавший его другу. Раздался еще один выстрел, и теперь упал бандит, державший на прицеле Сичжина. Сичжин и Тэён обменялись удивленными взглядами.
Да, в жизни случаются невероятные события. Последний из оставшихся повстанцев снял маску и освободил Сичжина и Тэёна от оков. Старший лейтенант Ан вернул свой долг за «Choco Pie», после чего бесследно исчез.
Добравшись до лагеря ООН, Сичжин и Тэён связались cо штабом войск специального назначения, доложили, что они живы, и узнали новости о Мёнчжу и Моён.
И в эту самую минуту в самом центе Албании Сичжин обнимал Моён.
6
Моён привела Сичжина в своё жилище в лагере беженцев. Она уложила его на кровать, промыла раны, напоила и накормила. Обрабатывая раны, девушка снова загрустила. Все тело мужчины покрывали ужасные шрамы – немые свидетели страшных испытаний. Печаль темными тучами сгущалась в ее душе, но больше она не будет плакать. Всю свою жизнь она посвятит лечению ран, которые получит этот мужчина.
– Ну вот, так лучше. А как вы узнали, что нужно ломать? Я собиралась переломать вам все кости, когда вы заявитесь, – сказала Моён, накладывая гипс на сломанную руку.
– Просто моя девушка врач. И я знал, что она изрядно постарается, чтобы уложить меня на больничную койку, – ответил Сичжин с улыбкой.
– Как же я скучала по вашим шуткам. Вы славно потрудились.
Моён прижалась головой к груди Сичжина и крепко его обняла.
– А! Игла! Игла! – завопил Сичжин.
– Ох, игла. Простите.
– За что вам извиняться? Это я должен просить у вас прощения. Простите. Больше такого не повторится.