Вначале «Девин» не получал от нас никакого материального вознаграждения. Он зарабатывал около 50 долларов в неделю. В связи с рождением сына его финансовое положение стало затруднительным. Резидентура ходатайствовала о выдаче ему ежемесячного вознаграждения в размере полсотни долларов. Центр установил 75, чему источник был очень рад. Помимо этого, ежегодно в качестве премии за хорошую работу ему единовременно выдавали 500–600 долларов. На полученные деньги «Девин» купил подержанную автомашину, которой умело пользовался для выявления наружного наблюдения.
Мне нравилось работать с «Девином». Это был прирожденный разведчик — дисциплинированный, соблюдавший конспирацию. К сотрудничеству с нами относился ответственно и все поручаемые задания выполнял наилучшим образом. Его поведение позволяло ему оставаться вне всяких подозрений. Тем не менее я время от времени обращал его внимание на необходимость постоянного совершенствования конспирации в работе, особенно методов выявления наружного наблюдения, так как ФБР с каждым днем усиливало работу против советской разведки и прокоммунистических организаций.
В 1945 г. из-за предательства одного нашего источника, который использовался по политической линии, агентурная обстановка в стране обострилась до крайности. Усилилась деятельность службы контршпионажа, в прессе и по радио развернулась шумная антисоветская кампания. Это заставило меня провести с «Девином» основательную беседу о дальнейшем усовершенствовании методов разведывательной работы. Я подчеркнул, что мы оба должны очень тщательно проверяться и при малейшем подозрении на явку не выходить. «Девин» заверил меня, что теперь будет действовать еще более продуманно и осмотрительно. Затем он улыбнулся и заметил:
— Александр, ведь фэбээровцы прежде всего усиленно следят за Вами и другими советскими людьми. Поэтому, если контрразведка зафиксирует нашу связь, то, вероятнее всего, из-за Вашего промаха.
Я ответил, что, как профессиональный разведчик, я знаю, как надо проверяться и выявлять наружное наблюдение. Видя некоторое беспокойство «Девина», вызванное ухудшением оперативной обстановки, я предложил, чтобы перед установлением контакта на встрече мы устраивали друг другу взаимную проверку, и рассказал ему, как нужно это делать. Вначале я наблюдаю за «Девином» во время прохождения его по определенному маршруту, а затем агент таким же образом проверяет, нет ли слежки за мной. Через две-три встречи мы уже вовсю пользовались этим приемом.
В июне 1946 г. я провел с «Девином» последнюю встречу. Временно законсервировал его, назначил с ним явку, через полгода он перешел бы к другому сотруднику. Расстались мы с ним трогательно, как хорошие друзья. В течение трех с лишним лет мы бесперебойно и успешно выполняли важную и опасную работу ради блага нашей Родины. От мечтал побывать в Советском Союзе и встретиться там со мной и Яцковым. К сожалению, ему этого сделать не удалось. Он обзавелся большой семьей. В общей сложности успешно сотрудничал с нами 15 лет, затем тяжело заболел и скончался, едва ему исполнилось 50 лет. Перед смертью просил, если потребуется, оказать помощь его детям. Это было ему обещано и впоследствии выполнено.
4. «Сетер»
Первым агентом, от которого мы добились, чтобы он сам снимал материалы, был «Сетер» — американец, страстный радиолюбитель, инженер одной из ведущих компаний, выпускавшей различную радиоаппаратуру для вооруженных сил США, в том числе радары и сонары (приборы для определения точного местонахождения подводных лодок в погруженном состоянии), по своим политическим взглядам «Сетер» слыл человеком прогрессивным. К сотрудничеству его привлек летом 1942 г. наш проверенный агент, которого вскоре призвали в армию.
В 1943 г. «Сетера» передали на связь мне. Когда он в первый раз привез документы, я сразу отметил его крайнюю взволнованность и поинтересовался, что случилось. «Сетер» откровенно признался, что перед отъездом на встречу он поругался со своей женой, которая ревновала его и не хотела, чтобы в тот вечер он уходил из дома. Пожаловался, что его нервы совсем расшатались, иногда он плохо спит, ему снятся кошмары, от которых он просыпается в холодном поту. Я как мог успокоил «Сетера». Затем, чтобы освободить его от необходимости привозить секретные материалы в Нью-Йорк, я предложил ему самому их фотографировать и передавать нам в непроявленной пленке, которую в случае опасности легко засветить. «Сетер» с энтузиазмом принял предложение. Выяснилось, что с фотоделом он в ладах.
На специальной встрече я передал «Сетеру» фотокамеру «Лейка» и необходимые принадлежности для документальной съемки. С той поры «Сетер» практиковал фотографирование документов в стенном шкафу квартиры. Дома, как обычно, он ужинал, а потом выходил со своим сыном погулять. Прохаживаясь вокруг дома, еще раз проверялся для выявления возможного наружного наблюдения. Около девяти вечера, когда в доме зажигался свет и занавешивались окна, «Сетер» переснимал материалы, на что уходил от 20 до 60 минут.
С «Сетером» я встречался один раз в 30–40 дней. За это время ему обычно удавалось 2–3 раза вынести материалы из офиса, сфотографировать их, а утром возвратить на место. Я встречался с ним в Нью-Йорке или в городе, где он жил, а иногда и в промежуточных местах города. Я предпочитал в встречаться с «Сетером» утром по воскресеньям. Выходил из дома в шесть — полседьмого, когда на улицах и в городском транспорте было еще очень мало людей и не составляло трудности выявить наружное наблюдение. Проведя проверку в Нью-Йорке, прибывал в город встречи. Еще раз проверялся и направлялся в обусловленную точку контакта. «Сетер» приезжал в своем автомобиле и подбирал меня. Мы проверялись еще раз уже вместе, а затем проводили деловую беседу на прогулке, в кафетерии или в его автомашине. Передав сверток с непроявленной пленкой, «Сетер» обычно подбрасывал меня к подходившему на стоянку междугородному автобусу, на котором я без промедления отправлялся в Нью-Йорк.
Перевод на фотографирование материалов, а также проявленные к нему внимание и забота (в частности, оказание материальной помощи) благотворно подействовали на агента, способствовали улучшению его физического и морального состояния — он стал спокойнее, отношения в семье наладились. «Сетёр» был очень дисциплинированным, не сорвал ни одной явки, передавал много секретных документов, которые представляли большой интерес для наших научно-исследовательских институтов. Ежегодно передавал нам 2–3 тысячи фотолистов секретных материалов, большинство которых получили оценки «ценный» и «весьма ценный».
По указанию Центра в конце 1945 г. я от имени нашей службы сердечно поблагодарил «Сетера» за оказание помощи Советскому Союзу и законсервировал связь с ним, передав деньги на непредвиденные расходы.
5. «Монти»
Летом 1942 г. ко мне на прием в генконсульство пришел инженер-химик из закупочной комиссии Петр Николаевич Ласточкин. За беседой выяснилось, что в институте я учился вместе с его братом, который сейчас был на фронте. Оказалось, что Петр до войны 10 месяцев работал в АМТОРГе, но в ноябре 1940 г. уехал домой в связи со свертыванием советско-американских торговых отношений. У меня завязались добрые отношения с Ласточкиным. Иногда по воскресеньям мы вместе проводили время, ходили в кино, в шахматный Манхэттенский клуб, обсуждали положение на фронтах, критиковали политику западных союзников и, конечно, вспоминали о довоенной жизни в Москве. По роду своей работы Ласточкин встречался с представителями американских химических и строительных корпораций, выезжал на заводы для размещения наших заказов и приемки готовой продукции.
Из бесед с Петром у меня сложилось положительное мнение о нем как о человеке и специалисте. Хорошо владея английский языком, он много времени уделял повышению своей квалификации: читал специальную литературу, посещал публичные лекции в институтах и научных обществах, где знакомился с американскими коллегами. В частности, он поддерживал хорошие отношения с руководителем инженерной группы, строившей химические предприятия в США и за их пределами. Петр познакомился с ним еще в свой первый приезд. «Монти», как мы его окрестили, был состоятельным человеком, жил на прекрасной вилле в окрестностях Нью-Йорка. В беседах с Ласточкиным «Монти» с симпатией отзывался о Советском Союзе, переживал неудачи Красной Армии в начале войны, искренно сожалел о тех колоссальных людских и материальных потерях, которые понес СССР. Вместе с тем, он негодовал по поводу двойственной политики США и Англии и откровенно рассказывал о секретных работах компании «Kellex» по строительству в США опытного завода, на котором практически была отработана технология получения урана-235 для атомных зарядов. В тот момент компания участвовала в возведении большого промышленного объекта в Окридже, штат Теннесси, на котором уран-235 получали методом газовой диффузии.
Центр проявил большой интерес к личности «Монти» и дал указание попытаться с помощью Ласточкина получать информацию о строительстве урановых предприятий, соблюдая, само собой разумеется, крайнюю осторожность. Мне пришлось раскрыть Петру свою принадлежность к разведке. Но делать было нечего. Просьбу получить от «Монти» сведения о создании американцами нового мощного оружия Ласточкин принял без колебаний, сказав при этом:
— Саша, я выполню, что ты просишь. Понимаю, это не твоя инициатива, а задание Родины. И постараюсь все выполнить самым лучшим образом. Это — мой долг.
Я горячо поблагодарил Ласточкина. Затем мы подробно обсудили, как приступить к выполнению ответственного задания. Договорились, что Петр проведет с «Монти» одну-две доверительные беседы, в ходе которых в ненавязчивой форме проявит интерес к заводу в Окридже, выяснит, когда его введут в эксплуатацию, принципиальную схему действия и некоторые другие детали.
Ласточкину удалось поговорить с «Монти» недели через две. Американский друг охотно и обстоятельно ответил на все вопросы и подчеркнул, что правительство США придает стройке первостепенное значение и немедленно выделяет запрашиваемые средства. Кроме того, «Монти» высказал мысль, что советские ученые уже сейчас должны заняться перспективной проблемой выделения чистого урана-235 и использованием его в военных и промышленных целях. Ласточкин согласился с этим и спросил, мог бы его друг подготовить записку, в которой была бы изложена суть работ по строительству урановых заводов. Этот документ он пошлет, мол, сугубо конфиденциально в Академию Наук СССР. «Монти» обещал написать и скоро сдержал свое слово. Точно в назначенный срок он вручил Ласточкину подробную записку, к которой был приложен рабочий чертеж технологической линии опытного завода по получению урана-235.