— Неужели ваш «бейби» скоро появится на свет?
— О каком «бэйби» идет речь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Я имею в виду советскую атомную бомбу. Судя по вашим устным и письменным вопросам, через два года советские товарищи взорвут «штучку».
Я отказался комментировать высказывание Клауса, сославшись на свою некомпетентность и неосведомленность в этих вопросах.
Клаус радостно продолжил:
— Я-то вижу, что дела у советских коллег продвигаются успешно. Никто из американских и английских ученых не ожидает, что Советский Союз создаст свою «штучку» ранее, чем через 6–8 лет. Для этого у СССР, считают они, нет достаточного научного, технического и промышленного потенциала. Я очень рад, что они ошибаются.
Прощаясь, я взял у Фукса довольно пухлый пакет с материалами и поблагодарил его за помощь.
— О чем речь, — сказал Клаус, — я ваш вечный должник.
Через полтора месяца Центр прислал сообщение с оценкой материалов Фукса о промышленном объекта в Уиндскеле по производству плутония. Полученные материалы очень ценны, они позволяют сэкономить 200–250 миллионов рублей и сократить сроки освоения проблемы.
На следующих встречах мы с Клаусом уже не так нервничали, как в первый раз. Мы уже познакомились друг с другом и тщательно соблюдали заповеди конспирации.
Но холодная война наращивала свои обороты и, как однажды сказал Клаус, ее тень уже проникла на территорию Харуэлла: оттуда уволили трех молодых сотрудников за прогрессивные взгляды. В беседах ученые избегали говорить что-либо одобрительное о Советском Союзе.
Дважды Клаус пропускал очередную явку. Тогда все дни в ожидании запасной встречи превращались для меня в сплошные мучения. В голову лезли мысли о том, что с ним могли случиться самые невероятные вещи, а главное, меня не покидала мысль, что ученый за 3–4 месяца мог забыть или перепутать время, день и место нашего рандеву. Появлялись сомнения, куда идти на свидание с ним, по условиям запасной или основной встречи? Я всегда исходил из того, что у Клауса отличная память, он все запомнит правильно и отправится на место запасной встречи. И действительно, в точно назначенное время ученый приходил на явку.
К своей миссии Фукс относился очень серьезно, проявлял инициативу. Передавая информацию, часто говорил:
— Здесь то, что выпросили, и еще кое-что дополнительно, по-моему, нужное для ваших ученых.
Материалы Клауса всегда получали в Центре самые высокие оценки. Я сказал ему об этом. Он очень обрадовался и сказал:
— Я уверен, что советские ученые, конечно же, смогут сделать атомную бомбу без посторонней помощи. Но, передавая материалы, я хочу, чтобы мои московские коллеги не пошли по неверному пути и не потеряли драгоценного времени. Я хочу, чтобы СССР сэкономил материальные средства и сократил срок создания ядерного оружия.
Встречи с К. Фуксом вошли в спокойное русло. Но неожиданно я попал в автомобильную аварию. Со мной был мой друг Володя Кудрявцев. Мы ехали по дороге, скользкой после дождя. В результате столкновения со встречной машиной и сильного удара педаль перебила мне сухожилия и кровеносные сосуды на правой ноге чуть выше щиколотки. Володя быстро отвез меня в больницу недалеко от нашего посольства. Английский хирург в течение почти трех часов сшивал мне под общим наркозом сухожилия и кровеносные артерии. Ногу заключили в гипс.
Хирург, делавший мне операцию, сказал, что я пролежу в больнице 35–40 дней. А через месяц и два дня у меня должна была состояться встреча с Клаусом. Беспокоился не только я, но и резидент, а главное, руководство в Москве: источник обещал принести на предстоящую встречу очень важные материалы по заданию И. Курчатова.
Я решил во что бы то ни стало выйти на запланированную встречу. Она была назначена в отдаленной части Лондона. Зрительный контакт мы устанавливали возле автобусной остановки, а затем поодиночке шли в фойе находившегося неподалеку кинотеатра «Одеон».
С помощью подарков я уговорил врача выписать меня домой пораньше. Однако он сказал, чтобы я ходил на костылях. Центр дал санкцию на проведение встречи. В назначенный день за мной пришла машина, якобы отвезти меня на перевязку. После тщательной проверки на автомашине я пересел в автобус и сошел на нужной остановке точно в назначенное время. Клаус уже находился на противоположной стороне улицы. Мы заметили друг друга и я направился к кинотеатру.
Я купил билет, вошел в фойе и через окно наблюдал, как источник спокойно, без «хвоста», идет ко мне. В фойе мы присели на диван. Клаус удивился, что я пришел на костылях. Я вкратце рассказал о случившемся. Выяснил, что у ученого все нормально. Мы договорились вновь встретиться в известном ему месте. Затем я скрытно принял от него принесенные материалы. После этого Клаус пошел в зал смотреть картину, а я вышел на улицу, где меня подобрала наша машина и отвезла в посольство.
Я был очень рад, что, несмотря на тяжелую травму, следы которой остались у меня на всю жизнь, я все же смог провести ответственную встречу и получить от Фукса запрошенные Центром материалы.
Запомнилась мне беседа с Фуксом на встрече в феврале 1949 г. Получив от источника материалы, я тут же передал их товарищу для дальнейшей доставки по назначению. И уже без секретных материалов я, как было условленно, направился в небольшой парк.
Был субботний полдень, стояла типичная для Лондона прохладная пасмурная погода. Мы с Клаусом сели на лавочку. Перед нами на площадке бегали и играли дети, а их родители сидели на скамейках, разговаривали или читали газеты. Как обычно, я выяснял, как обстановка в Харуэлле, как относятся к Клаусу руководители, спросил, не замечает ли он что-либо подозрительное. Затем он дал мне устную информацию по присланным из Москвы вопросам, а я передал задание по подготовке материалов к следующей встрече.
В конце беседы Клаус радостно воскликнул:
— Команда Курчатова на всех парах идет к цели. Я очень рад! Судя по вашим вопросам, скоро советский «бэйби» подаст свой голос и его услышит весь мир. Это будет самой большой радостью в моей жизни. И не только в моей. Это станет радостным событием для всех прогрессивных людей. Американской политике атомного шантажа придет конец.
После краткого молчания я спросил Клауса:
— Вам не надоело оставаться холостяком? Может быть, пора жениться, создать семью. Нам кажется, что тогда к вам будет больше доверия на службе. Вы сможете войти в самые респектабельные научные и светские круги, что, несомненно, будет способствовать дальнейшей карьере…
Он ответил очень серьезно:
— Я не раз думал об этом. Видите ли, помогая Советскому Союзу, встречаясь с Вами, я подвергаю себя большой опасности. Можно сказать, что я хожу по полю, усеянному минами. Один неверный шаг, малейшая ошибка в нашей с вами работе будут иметь для меня роковые последствия. Сам лично я готов к этому. Но честно говоря, не хочу, чтобы из-за меня страдали жена, дети.
Наступило молчание, затем Клаус продолжил:
— Главное же, в мои планы не входит создание семьи в Англии. Я хотел бы помогать Советскому Союзу до тех пор, пока он не Создаст и не испытает свою атомную бомбу. После этого я вернусь домой, в Восточную Германию. У меня там есть друзья. Там я женюсь и буду спокойно работать. Это моя самая заветная мечта.
Я заметил, что это очень благородное намерение, выразил надежду, что так оно и будет.
Клаус рассказал, что отец его проживает в Западной Германии и сам зарабатывает себе на жизнь. Его брат Герхард болен и лечится в Швейцарии. Ему он иногда помогает.
С разрешения руководства разведки в случае необходимости Фуксу можно было выдать вознаграждение. Оно только предупреждало, что это нужно сделать деликатно, чтобы не обидеть ученого.
После столь дружеского и откровенного разговора, я попросил Клауса принять от меня конверт. В знак благодарности и уважения к нему.
Взглянув мельком на меня и взяв пакет, он заметил:
— Я лично в этом не нуждаюсь, но сегодня же перешлю часть денег моему больному брату который во время войны сидел в нацистском концлагере.
После этого у меня состоялась еще одна короткая и продуктивная встреча с Фуксом, а потом он перестал выходить на связь.
С осени 1947 г. по май 1949-го Фукс передал нам объемную и весьма подробную письменную информацию. Вот наименования только некоторых из этих материалов:
— детальные данные о реакторах и о химическом заводе по производству плутония в Уинскейлсе;
— сравнительный анализ работы урановых котлов с воздушным и водяным охлаждением;
— планы строительства завода по разделению изотопов;
— принципиальная схема водородной бомбы и теоретические данные по ее созданию, которые были разработаны учеными США и Англии до 1948 г.;
— результат испытаний американцами урано-плутониевых бомб в районе атолла Эниветок;
— справка о состоянии англо-американского сотрудничества в области производства атомного оружия.
6. Взрыв атомной бомбы в СССР.
Взрыв советской плутониевой бомбы двадцать девятого августа 1946 г. потряс мир, в котором и без того происходили большие политические катаклизмы.
В Китае завершалась народно-освободительная война. Рушилась Британская империя. Взрыв советского атомного заряда означал конец монополии США на ядерное оружие.
После взрыва советского ядерного заряда состоялись экстренные секретные заседания кабинетов Трумэна в США и Эттли в Англии, на которых обсуждались военно-политические аспекты этого события, а также то, какие коррективы необходимо внести во внешнеполитическую деятельность Вашингтона и Лондона. На этих заседаниях обсуждались вопросы, каким образом Советский Союз, истощенный войной, так быстро создал атомное оружие и почему о его предстоящем Испытании американские и английские лидеры заблаговременно не получили сведений от своих разведок.
Неожиданное появление советской атомной бомбы вызвало в правительственных кругах США и Англии предположение, что советские агенты выкрали у них ядерные секреты. Исходя из того, что первый заряд готовили в Лос-Аламосе, они пришли к выводу, что секреты Советам могли передать лица, работавшие там.