Пока Сичжин летел на транспортном самолете в международный аэропорт Урука, чтобы забрать прибывших медиков, его сердце было неспокойно, волнуясь вслед за морем, которое Сичжин наблюдал сквозь иллюминатор. Он не мог с точностью сказать, почему так сильно бьется сердце – от предвкушения встречи или от предчувствия неловкости.
Он вышел из приземлившегося самолета и медленным шагом направился к площадке, где ожидала группа. Становились все лучше видны черты ее лица, сначала едва различимые издалека. Сичжин не мог не заметить ее озадаченного взгляда и поджатых губ. Он растерялся. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к ее присутствию. Сделав вид, что они незнакомы, Сичжин прошел мимо.
– Рад приветствовать. Меня зовут капитан Ю Сичжин. Я командую отрядом «Моуру», который будет вас охранять во время пребывания в Уруке, – отчеканил Сичжин.
Медики, утомленные длинным перелетом и ожиданием под нещадным солнцем, непроизвольно выпрямились при виде подтянутого военного.
– Отсюда до места назначения вас доставит транспортный самолет С-130, который вы видите на взлетной полосе. С собой вы сможете взять только те личные вещи, которые поместятся в эти вещмешки, – объяснял Тэён, пока сержанты Им и Чхве раздавали прибывшим рюкзаки небольшого размера, которые медики принимали с недовольными комментариями. – Остальные вещи будут перевезены наземным транспортом, вы получите их завтра к вечеру. Наш самолет отправляется через десять минут, в 13:25, – закончил Тэён, игнорируя протестующий гул группы.
Все это время Сичжин физически ощущал присутствие Моён, стоявшей у него за спиной. Он видел ее, даже не оборачиваясь, слышал ее, хотя она не произнесла ни слова. Девушка была удивлена, смущена и обращалась к нему с беззвучными вопросами: «Что вы здесь делаете? Как мы могли встретиться в таком месте?»
Когда они добрались до пункта расположения отряда, Сичжин поручил Тэёну ввести медперсонал в курс дела и удалился. Ему было нечем заняться, и он отправился в помещение оперативного центра. Сичжин проглядывал скопившиеся на столе бумаги и наводил порядок в ящиках стола, но мысли его блуждали в другом месте.
– Я ознакомлю вас с правилами поведения и техникой безопасности, которые потребуется соблюдать на протяжении вашего пятнадцатидневного пребывания. Окружающая нас территория до сих пор не полностью расчищена от мин, установленных во время войны. Вход и выход с огражденной территории осуществляется только через главные ворота. Пить можно только бутилированную воду. Прием душа ограничен одним разом в день… – доносился через открытое окно звучный голос Тэёна, перечислявшего правила для новоприбывших.
Сичжин немного придвинулся и выглянул в окно. Судя по всему, Тэёна никто не слушал. Одни делали снимки телефонами, другие переговаривались между собой, третьи просто пытались подремать. Моён прижала ладонь ко лбу, возможно, закрываясь от солнца. Сичжин сразу же вспомнил день, когда они обедали дома у девушки. Тогда Моён, положив одну руку на лоб, а второй прикрывая нижнюю часть лица, сообщила:
– Вы не представляете, как сексуально я выгляжу во время операции! Увидеть можно только часть лица, но красиво до умопомрачения!
После этого заявления девушка рассмеялась. Сичжин в тот момент подумал, что она совершенно очаровательна.
– На территории госпиталя вашей первоочередной обязанностью является со всей серьезностью отнестись к вопросам собственной безопасности и здоровья. Обещаем полное содействие в решении проблем во время вашего пребывания. Инструктаж закончен.
Как только Тэён замолчал, отсалютовав по завершении речи, до сих пор скучавшие слушатели дружно зааплодировали. Сичжин с печальной усмешкой смотрел, как Моён присоединилась к общему рукоплесканию.
6
Случайно капитану открылась причина, по которой Моён оказалась в Уруке: проходя по нефу здания бывшей церкви, он невольно подслушал разговор медсестер. Выяснилось, что Урук был для Моён наказанием.
Как было известно Сичжину, последние восемь месяцев дела у девушки шли прекрасно. Она действительно пользовалась популярностью у зрителей, а в больнице ее перевели в отделение для VIP-клиентов, где Моён наконец получила приставку «профессор» к фамилии. Благодаря телевидению девушка внезапно оказалась на особом положении, и многие завидовали ее взлету. Особенно злобствовала дочь основного акционера больницы, при встрече не упускавшая возможности сказать какую-нибудь гадость. Из разговора медсестер Сичжин узнал, что ее зовут доктор Ким.
– Наслаждаешься успехом? На твоем месте я бы постеснялась называться врачом.
– Ты и так не врач. Всего лишь дочь своего отца, – ответила ей Моён, не думая отступать.
– Да что ты! Врачом становятся в операционной, а не в гримерке для телезвезд.
– Тут мы с тобой в равном положении, нас обеих не бывает в операционной. Только меня там нет, потому что я занята, а тебя – потому что ты ничего не умеешь.
– На телевидении ты всего лишь меня подменяешь!
– Не говори ерунды. Они и думать о тебе забыли после первого же моего появления.
– Считаешь, тебе теперь все можно? Королева мира?!
– Мне весь мир не нужен. Было бы достаточно места, которое ты у меня украла. Так что давай, трудись, раз ты его так хотела.
Моён была абсолютной победительницей в тот день, и доктора Ким чуть не разорвало от злости, как с удовольствием вспоминали медсестры, которых слушал Сичжин.
В конце концов на Моён, о которой все только и говорили, обратил внимание председатель правления больницы. Разведенный сорокатрехлетний мужчина, привлекательный и богатый, он был желанной целью для многих сотрудниц.
Председатель правления пригласил Моён сходить на свидание. У девушки не было причин отказать. (На этой части разговора Сичжин почувствовал тяжесть где-то внизу желудка.) Однако местом свидания оказался номер люкс с великолепным ночным видом в одном из сеульских отелей. Моён, конечно, сразу могла догадаться, чего от нее ждут, и не соглашаться на встречу, но девушка была слишком наивна. Увидев, во что вляпалась, Моён надавала начальнику по нахальной роже и удалилась.
Униженный председатель правления на следующий день собрал весь медперсонал в конференц-зале и сообщил, не моргнув глазом:
– Как вам известно, новый проект холдинга «Хэсон» требует отправки медперсонала в Урук. Я думал о том, чтобы объявить набор добровольцев, но в итоге решил, что поехать должны лучшие из лучших. Поэтому назначаю главой группы нашу самую яркую звезду, профессора Кан Моён.
Услышав это, девушка застыла, как ледяное изваяние. После минутной тишины в зале грохнули аплодисменты, и, приняв поздравления, Моён отправилась в Урук.
У Сичжина, случайно подслушавшего разговор, все кипело внутри.
7
Сичжин сидел в оперативном центре отряда и писал рапорт для подполковника Пака. На душе было неспокойно, и капитан никак не мог сосредоточиться. Стены комнаты ограждали его от мира, но сердце тянулось к девушке. Сколько он ни ломал голову, ему так и не удавалось придумать, как лучше начать разговор с Моён.
По рации сообщили, что скоро начнется праздничный ужин, который отряд устраивал в честь прибытия медицинской команды. Сичжин поднялся с места, чувствуя себя так, словно отправляется в бой безоружным. Выйдя на улицу, капитан увидел неподалеку от здания девушку. Сердце его чуть не остановилось. Моён прыгала на одной ноге, держа в руке ботинок – похоже, в обувь попали камешки. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, капитан прошел за ее спиной и завернул в казармы.
– Не увидел меня или притворился, что не видит? – услышал он, как Моён спрашивает саму себя.
Сичжину стало стыдно за то, что он ведет себя не по-мужски, не отваживаясь даже поздороваться. Убегал он, однако, зря: висящее в казарме зеркало отразило стоявшую на улице девушку. Она смотрела на двери, за которыми исчез Сичжин, и не двигалась с места. Простояв так несколько секунд, Моён развернулась и пошла дальше, но не туда, где должно было начаться празднество. Судя по всему, девушка хотела немного прогуляться. Ей не стоило бродить одной так близко к границе их территории, это могло быть опасно. Преодолев минутную нерешительность, Сичжин поспешил вслед за ней.
Он увидел, как Моён перелезает через железное ограждение. Не останавливаясь, девушка направилась к находившимся неподалеку местным ребятишкам и дала им плитку шоколада. Остальные дети, до этого копавшиеся в корнях деревьев и пытавшиеся отыскать что-нибудь на земле, увидев шоколад, бросились с протянутыми руками к Моён.
– Вам не следовало угощать их, если нет возможности накормить всех, – произнес Сичжин, перепрыгнув через ограду и приближаясь к девушке.
На ее лице ясно читались растерянность и смущение.
– И перелезать через ограждение.
– Но вы сделали то же самое.
– Не вижу в вас ни капли раскаяния.
Моён слегка прикусила нижнюю губу, пытаясь скрыть неловкость.
– Бегите к тренировочной площадке. Там сейчас накрыт праздничный стол. Помните сержанта Чхве? – обратился к ребятам Сичжин, перейдя на незнакомый Моён язык, на котором говорил достаточно бегло.
– Да! – радостно закричали дети и помчались в указанном направлении.
– Что вы им сказали? – спросила Моён.
– Что буду стрелять, если они сейчас же не уберутся отсюда.
– А если не врать?
– Я называю такие вещи шуткой, а не враньем.
Сичжин посмотрел девушке прямо в глаза. Щеки Моён порозовели.
– Я пойду.
Моён повернулась, чтобы идти, но почти сразу застыла в удивлении. Она наступила на что-то странное.
– Не двигайтесь! – поспешно вскричал Сичжин.
Моён изменилась в лице.
– Вы наступили на мину.
Сичжин медленно приближался, жестом прося ее оставаться спокойной.
– Что вы сказали? На мину?
– Да. Правой ногой. Не двигайтесь.
– В самом деле? Я стою на мине? Но… что теперь будет? Я умру? – перепуганно спрашивала Моён.