На втором месте в мире по читаемости после Библии стоит Сервантес. Потому, наверное, что каждый мужчина ищет свою Дульсинею. Сражается он со всякими мельницами и, если Её находит, то нет счастливее человека. Не дай Бог одному из них попасть в мельничные жернова судьбы. Может быть, лучше, подобно Данте, – издали смотреть на свою Беатриче. Я вот, не юный, мягко выражаясь, человек, обрёл неожиданно свою Дульсинею и прожил с ней «душа в душу» двадцать пять лет. Какое простое и насколько точное определение – душа в душу. Только понимаешь это не сразу.
Ира ещё спит. Стою в сторонке с полчаса. С возвратившейся надеждой вернулось время. Остановились, кажется, жернова, и опять думаю: как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым, – любимая после бессонных ночей уснула, и этого оказалось достаточно.
Проснулась, увидела меня, тревога в глазах сменилась радостью. Я ей улыбаюсь.
Постепенно глаза потухают. Беру двумя руками её ладошку, сажусь на корточки и прижимаю к своей груди:
– Не бойся, я с тобой.
Крещение
Ира крестилась, когда ей было под сорок, собиралась не один год и выбрала Пюхтицкий женский монастырь православной церкви в Куремяэ, в Эстонии. Храм Успенской иконы Божьей матери основан Шаховскими в 1891 году, не закрывался в войну. Сюда ребёнком возили Ридигера родители. Красивое место, языческий холм у святого источника, тамошняя вода хранится без изменений в канистре целый год. Крестят по-настоящему. Глубокая купель, батюшка кладёт руку на голову и окунает в воду три раза.
Я вообще-то невоцерковленный человек, подобно большинству из моего поколения. Нас учили, что Бога нет. Главный храм нашей церкви – Христа Спасителя в Москве разбирали, разбирали в 1931 году – не получилось. Взорвали, но с первого раза не вышло – грохнули ещё. На его месте планировали возвести Дворец Советов, самое высокое здание в мире. Не удалось. Вместо него в 1960 году построили открытый бассейн, тогда один из крупнейших, наверное, для отмывания грехов. Не зря ведь такой большой. Будучи в командировках, купался я там зимой – понравилось. Потом и его сломали, в 2000 году восстановили Храм, правильнее – воссоздали. Уже в наше время, гордость, видимо, также даёт о себе знать. Построили в Питере, вызывавшую споры (по месту возведения) башню Газпрома, самую высокую, правда, только в Европе.
Моя бабушка веровала по-домашнему, в церковь ходила редко, да и некуда было. Сказок знала много, а писать не выучилась. Письма к родственникам писал я, все они начинались одинаково: «Во перв’ых строках спешу сообщить, что все мы живы и здоровы, чего и вам желаем» – как правильно.
Крестили меня по-простому, тоже где-то под сорок. Приятель, начальник подразделения на железной дороге в Сухиничах, решил показать, что из себя представляет ночной вызов, взял с собой. Для доставки на место происшествия у них есть специальный транспорт. Это вагон, на котором Фрунзе в 1921 году ездил по Украине, где в перестрелке с махновцами был ранен. В вагоне всё сохранено: помещение для заседаний, купе командующего, охраны; стулья и диваны обтянуты белой материей. Невольно подтягиваешься, будто сам едешь на гражданскую войну. Рядом уже не путейцы с инструментами, а солдаты с винтовками. Грохот переставляемых составов в темноте не отличишь от орудийного. Начинаешь искать, где бы самому взять маузер. Но, как подумаешь, сколько тысяч погибло на Южном фронте по приказам, написанным на этом столе, – тянет выпить. Похоже, не меня одного. Так и сделали.
После исправления аварии, на обратном пути, – застолье.
Ночь практически не спали, утром идём в церковь, был какой-то престольный праздник. Предлагают нас окрестить. Упираемся. Потом повспоминали, что было, чего могло и не быть… далеко не всё от нас зависит, – соглашаемся. К тому же быстрее сядем за стол. Желающих набралось человек десять, все мужчины, если не считать двух мальчишек. Их мамы стоят поодаль. Ряса скрывает полноту батюшки, большая борода с проседью внушает уважение. Он расставляет нас на полянке перед храмом в кружок, сам – в середине, машет кадилом. Деревья под ветром согласно кивают. Короткая молитва, сосредоточенные лица, у мальчишек открытые рты – на уроках такого не говорили. Окропляет святой водой, целуем крест, получаем диплом и крестик. Идём отмечать.
Ещё раз крестили нас с Ирой в Иордане. Здесь всё рассчитано на многочисленных туристов: раздевалки, широкая лестница к воде, белые крещенские рубахи ниже колен. Обилие народа в реке исключает диалог с всевышним и создаёт театральный вид. Молчаливая массовка в безликой, повторяющейся постановке, хотя и торжественной.
Венчание
Какая страна притягивает больше всего? Та, где чувствуешь себя, как дома. Нам повезло, причём «дословно»: единственные близкие Ирины родственники последовали совету «Если не можешь сделать свою родину хорошей страной, сделай хорошую страну своей родиной» и переехали в Израиль. Заходишь к ним в квартиру и не чувствуешь себя гостем. Понимаешь, что приехал домой, что тебя ждут, тебе рады. Хочется остаться и жить, что нам и предлагают.
Венчание в наше время привычно, но такой обряд, как у нас, вряд ли у кого был. Можно сказать, что приключилась история… с географией. Но по порядку. В Эйлат любят приезжать аквалангисты: не только поплавать, но и полюбоваться местной достопримечательностью – коралловым рифом. Мы тоже решили попробовать и то, и другое. Причём, оба в первый раз. Я Ире давно обещал. Наконец, получилось.
В глубине стайки разноцветных рыб, больших и маленьких, перемешиваются, словно помогают друг другу. Мир и спокойствие – идиллия. Погрузились в неё, и в тёплую воду. Держимся за руки. Красота, не напрасно место рекламируют, забываешь абсолютно всё. Простые вещи, если к ним относиться с любовью, открывают свои тайны. Показываю наверх, где пламенем костра, будто в камине у нас на даче, колышется стайка рыб. Она вместо этого смотрит вниз и всеми силами пытается меня отодвинуть. Недовольный, перевожу взгляд. Прямо под ней (а было – подо мной), на желтоватом песке разбросаны по кругу, диаметром метра полтора, голубые пятна. Замечаю, что между ними торчат широко расставленные глаза. Кажется, в них нет дружелюбия. Дальше угадывается длинный хвост ската. Вот почему Ира меня отталкивала, отталкивала и… подставилась сама. Какой я раззява (предупреждали же!). Если быстро опущусь ниже, могу задеть рыбину, и не известно, кого она стукнет (тоже говорили: никаких резких движений – были несчастные случаи, даже трагические – Стив Ирвин). На секунды застыли оба и, соответственно… продолжаем медленно опускаться прямо на него, ей – ближе. Гребу одной рукой, другой стараюсь оттолкнуть Иру от опасного места, но она меня не оставляет. Ластами двигать резко боюсь, стараюсь поднять её повыше…Удалось – хвост Иру уже не достанет, ничего, что от меня до ската считанные сантиметры. Не хватает воздуха, – само собой задержалось дыхание, это к лучшему, – пузыри лишний раз не привлекут внимание.
Решаюсь включить ноги, иначе будет поздно, – наступлю. Изловчился и… получилось, не в смысле – наступить, скат остался лежать на месте. Выпускаю остатки воздуха вместе со страхом за Иру, и якобы спокойно всплываем.
Под водой радовались солнцу, теперь от него прячемся в ресторанчике. Никак не отойдём от обещанного рекламой удовольствия.
– Не заказать ли печень ската? – прячу за чёрный юмор своё ротозейство.
– Он не виноват.
Услышав русскую речь, к нам подходит моложавый мужчина в странной одежде: «Можно?». На вопросительный взгляд отвечает: «Иерей, почему не в полной „форме“ – жарко». Продолжили откровенный разговор, какой бывает в поезде с незнакомыми людьми. Необычная история. Пятый курс исторического факультета университета. Наркотики не первый год, родители затаскали по врачам, отчаялись все, ушёл из дома, из университета. Сам почувствовал: всё – конец. Встретил в компании мужика намного старше. Удивил чем-то светлым. Уговорил сходить к нему… в церковь. В итоге бросил наркотики, окончил семинарию. Получил приход в Московской области. Решил отблагодарить святые места и заодно наверстать историю. «Дистанция от понимания до исправления бывает непреодолимой, – ставит точку Ира. – Прав, по сути, Распе с бароном Мюнхгаузеном, – только сам можешь себя вытащить. Если есть за что уцепиться. У барона символично – за волосы, у вас – за веру».
– Меня от пьянства, похожий порок, спасла, – Ира, перебивает: «Любовь, а вот у его полного тёзки, шахматиста, – цугцванг, запутался в соблазнительной сети рюмочных в Питере, там и остался».
– Жалко его, невозможно даже представить, что может сделать пьянка… и любовь. Расскажу.
Академгородок, ещё СССР, поздний вечер, в институте готовимся с Сергеем к командировке, как всегда, в последний день. Сегодня у него день рождения, а я недавно пришёл. Собираем бумаги. Открываю сейф, на первом месте бутылка коньяка, не по значению, конечно, – по «местостоянию». Там немного. Выпить можно позволить, когда видишь, что успеваешь, работа всё-таки на первом месте. Посмотрели – успеваем, первый тост – за Сергея. Бутылка закончилась, документы остались. Звоню приятелю в вычислительный центр. – Минут через пять поднимусь. У них конец смены, а то, что выпить, не кончается – запрещено по технике безопасности.
Гулкие шаги в коридоре, Сергея находит вернувшаяся улыбка, он в такт звякает рюмками и наслаждается, пока – звуком. Шаги ближе – рюмки громче. Распахивается дверь и впускает замдиректора. Мы ржём.
– Репетируете банкет по завершению квартала?
Поворачивается ко мне:
– Зашёл узнать про демонстрацию, наверное, первой в стране интеллектуальной системы. Ты ведь оттуда?
– На удивление всё работало: задача, правда, простая, учёт кадров, но эффект впечатляющий. (В то время ещё не было персональных компьютеров. Чтобы получить информацию из вычислительной машины, нужно было написать программу. И вот, наконец-то, разработали систему, обеспечивающую возможность поговорить с ней на русском языке.) Сбоев не было, вопрос – ответ, вопрос – ответ. Каждый спросивший непременно похвалит. Восторженными отзывами разработчики недовольны: собрались выслушать критику, а не витать в облаках, – напомнили анекдот. Летят двое на воздушном шаре в незнакомой местности, радуются увиденному. Вдруг туман, всё заволокло. Куд