– За последние три года уровень воды упал на 25 метров, – пожаловался он. – Если следующие два месяца в Судане или Эфиопии не пройдут дожди, турбины электростанции придется остановить. Это плохо, потому что теперь очень многое зависит от электроэнергии, которую вырабатывает Асуан. А если Нил не сможет питать тысячи каналов, отходящих вправо и влево от реки, поля пересохнут. Это будет катастрофой для 56 миллионов египтян. Почти 3 миллиона гектаров орошаемых земель в Египте требуют около 50 миллиардов кубометров воды. Без воды из Нила страну ждут серьезные трудности.
Проехав 90 километров, мы увидели первые пятна зелени по обеим сторонам дороги. Нам приветливо махали торговцы, а дети протягивали букеты цветов, связки лука и чеснока и даже живых кур и индеек. Потом я увидел первый канал, в медленных мутных водах которого весело плескались голые дети.
Появились хлопковые плантации, перемежающиеся с полями кукурузы, цветной капусты и сахарного тростника. Перед глинобитными домиками сидели женщины; одни плели корзины, другие изготавливали чаши, которые дети затем аккуратно раскрашивали в яркие цвета. Адель сказал, что здесь живут богобоязненные, честные и скромные люди, которые трудятся в поле от рассвета до заката. Потом показались первые каменные дома, и Адель объяснил, что это уже столица оазиса, Мединет эль-Файюм, бывший Крокодилополь. Сегодня город обычно называют просто Эль-Файюм.
– Страбон упоминал о Крокодилополе, – задумчиво произнес я. – Он писал, что город расположен на берегу озера и что его хозяин бросил черствую лепешку крокодилу.
– Это ничего не значит. – Уголки рта Аделя дрогнули, и он криво улыбнулся. – В Древнем Египте было бесчисленное количество Крокодилополей. Эль-Файюм всего лишь один из них. Богу Себеку в облике крокодила поклонялись в каждом большом храме. Его голову часто венчали двойной короной, а иногда его изображали в виде человека с головой крокодила. Себека также считали богом воды. Убив своего брата Осириса, Сет разрубил его тело на куски и бросил в воду. Именно Себек подобрал их и соединил.
Километрах в десяти от деревни Хавара я увидел темно-серый треугольный силуэт – пирамиду Аменемхета III. Она напоминала приплюснутый пудинг с несколькими вмятинами (см. илл. 16 и 17). Мы оказались единственными посетителями. Перед пирамидой была установлена табличка в черной рамке: «Лабиринт / 305 × 244 метра / 3000 комнат». К нам подошел охранник, разбуженный шумом двигателя нашей машины. Адель заговорил с ним и показал удостоверение гида. Я прибавил 20-фунтовую купюру, и охранник пропустил нас к пирамиде.
Мы с Аделем провели там не меньше четырех часов. Мы забирались на низкие стены птолемеевского и римского периодов, с помощью моего мощного фонаря заглядывали в шахты и подземные помещения. Единственное, что могло ассоциироваться с бывшим храмом, – несколько глыб красного асуанского гранита. Ни обломков гигантских каменных плит, о которых писал Страбон, ни следов больших блоков сиенита, упоминавшихся Плинием, не говоря уже об остатках сооружений, которые «превосходят творения рук человеческих», которыми восхищался Геродот. Только голые стены и камни: ни барельефов, ни огромных фигур, вырезанных на пирамиде, ни развалин двух других пирамид, которые раньше возвышались над озером. Увиденное не давало никаких оснований предполагать, что когда-то здесь было сооружение, размерами превосходящее великие пирамиды.
Взбираясь на пирамиду Аменемхета III, мы с Аделем жадно хватали ртом горячий воздух; мокрые от пота рубашки прилипали к груди. Пирамида, частично разрушенная, была сложена из черных необожженных кирпичей; для их изготовления глинистый грунт спрессовывали между досками, а затем высушивали на солнце (см. илл. 17). Я искал что-нибудь необычное – например гранитную площадку, которая могла выдержать вес «огромных фигур» во времена Геродота. Ничего. Пирамида была частично разрушена, и по словам Аделя, местные жители выбивали глиняные кирпичи из ее стен и использовали их для строительства домов. Не обнаружилось и следов известняка, которым изначально была облицована пирамида. Дожди оставили в глиняных кирпичах глубокие борозды, смыли большие куски, иногда длиной до 50 сантиметров. Я сфотографировал несколько разбитых кирпичей, внутри которых можно было увидеть солому, высушенную траву и мелкие камни.
Илл. 16 и 17. Пирамида Аменемхета III в Хаваре
Первоначальная высота пирамиды составляла 58 метров, а вершина у нее плоская. Сверху открывался вид на несколько стен и песчаные холмики. Вдали виднелись опоры высоковольтной линии и узкий канал, по диагонали прорезающий окрестные поля. Нигде не было заметно следов судоходного канала с гигантскими шлюзами, который описывали Геродот и другие очевидцы. Никаких 1500 комнат над землей, не говоря уже о таком же количестве подземных помещений. Ни стен с барельефами, восхищавшими посетителей в древности.
Я подумал о цветных барельефах на стенах поминального храма Сети I в Абидосе. Им больше 3000 лет, как и пирамиде Аменемхета III, но они пережили все природные и исторические катаклизмы. Где паросский мрамор, который удивил Плиния? Где запутанные коридоры, которые его утомили? И даже если бывшее Меридово озеро полностью высохло, где останки двух пирамид, о которых писал Геродот, что каждая поднималась над поверхностью на пятьдесят оргий и уходила в воду на такую же глубину? Такие грандиозные сооружения не могут просто исчезнуть, даже через несколько тысяч лет.
Я также вспомнил, что каждый фараон гордился своими свершениями и хотел увековечить их, чтобы продемонстрировать потомкам свое величие. Если Аменемхет III построил лабиринт, который мы искали, он должен был позаботиться о неразрушимых надписях, восхвалявших его деяния и превозносивших строителя этого грандиозного сооружения. Ничего похожего в Хаваре не нашли.
Внедорожник позволил нам исследовать окрестности Хавары; покидая улицы и грунтовые дороги, мы углублялись в пустыню. Мы искали береговую линию исчезнувшего Меридова озера, длина которой, по утверждению Геродота, составляла невероятные 3600 стадий, столько же, сколько протяженность всего египетского побережья. Мы ничего не нашли – ни судоходных каналов, ни следов мощных шлюзов, существовавших еще во времена Страбона. Ничего. Если бы римляне, а затем христиане знали о лабиринте, они оставили бы письменные свидетельства. О нем знал бы любой автор, живший в последние 2000 лет. Мы находим в их книгах лишь рассказы об уничтожении великих библиотек, но произведения искусства и цветные барельефы из 3000 комнат не могли исчезнуть без следа. Фрагменты этих выдающихся барельефов, резьбы и статуй обязательно сохранились бы в музеях или в частных коллекциях. От них же не осталось и следа.
Это приводит меня к выводу, что лабиринт еще не найден; он скрыт где-то под песками египетской пустыни. Вполне возможно, что современные возможности аэрофотосъемки позволили археологам определить следы подземных помещений египетского лабиринта, хотя этот факт никогда не признавался. Не исключено, что они не хотят рассказывать об этих открытиях просто потому, что у них нет денег на раскопки. Или же причина молчания в том, что огромное количество информации, которая может быть получена о лабиринте, опровергнет наши представления о древней истории человечества – точно так же, как камеры в Великой пирамиде и под ней.
Поиски лабиринта
После поездки к пирамиде Аменемхета III мы с Аделем – небритые, потные, с покрытыми пылью волосами – сидели в баре отеля «Меридиан» в километре от пирамиды Хеопса. Я размышлял над возможностью того, что Адель или кто-то из клана расхитителей гробниц забирались в отдельные помещения лабиринта, не понимая, что они обнаружили. На мой вопрос Адель ответил своим: «Почему археологам рассказывают, что Рихард Лепсиус нашел лабиринт, но мы не увидели ничего, что подтверждало бы его описание?
В то время, летом 1988 года, у меня не было ответа на этот вопрос. Несколько недель спустя я погрузился в чтение специальной литературы, пытаясь понять, почему все профессиональное сообщество было убеждено, что немецкий исследователь Рихард Лепсиус нашел египетский лабиринт. Вот краткое содержание моих публикаций на эту тему[70].
Рихарда Лепсиуса, сына землевладельца из города Наумбурга на реке Зале, считали гением. Этот эксцентричный, властный и увлекающийся человек умел читать египетские иероглифы и первым заметил, что они представляют собой не просто сокращения, а также фонетические и силлабические знаки. В 1830-х годах он опубликовал несколько работ по истории Древнего Египта, отличавшихся необыкновенной глубиной. В 1842 году по поручению прусского короля Фридриха Вильгельма IV он возглавил экспедицию на берега далекого Нила. Не чуравшийся политики Лепсиус не отличался излишней деликатностью: в день рождения своего монарха он вывесил флаг Пруссии на вершине пирамиды Хеопса и организовал исполнение прусского гимна в камере фараона.
Лепсиус, знакомый с произведениями Геродота, Страбона и других античных авторов, задался целью найти загадочный лабиринт. Он был убежден, что озеро Карун в 25 километрах к северо-западу от оазиса Эль-Файюм и есть бывшее Меридово озеро, описанное историками древности. Диодор Сицилийский сообщал, что строителем лабиринта был царь Мендес, его «некоторые называли еще Маррос», что наводит на мысль об Аменемхете III, для которого предназначалась пирамида в Хаваре. Более того, Эль-Файюм раньше называли Крокодилополем, и Лепсиус считал, что лабиринт должен находиться где-то поблизости.
23 мая 1843 года Лепсиус писал: «Мы… разбили лагерь в Фаюме на развалинах лабиринта. Истинное положение его предполагали и раньше, и тотчас первый же взгляд убедил нас в нашей правоте»[71]. Еще большую уверенность он высказывал в письмах, которые отсылал в далекий Берлин:
23 мая мы расположились на южной стороне пирамиды Мэриса, на обломках лабиринта. То, что мы имеем полное право использовать это обозначение, я установил сразу, с первого мгновения, как только бегло обозрел окрестности. Я не верил, что будет так легко добиться этого вывода