Он уперся локтями в стол и посмотрел мне в глаза, словно ждал ответа на свой странный вопрос. Я молчал, а затем скрестил руки на груди и с серьезным выражением лица повернулся к нему:
– Мы с тобой доверили друг другу много конфиденциальной информации, поэтому я хочу услышать твою историю, а потом буду долго размышлять над ней. Ты знаешь, что я не принимаю на веру слово «невозможно».
Адель ничего не ответил, но затем я услышал, как он делает несколько глубоких вдохов. Вероятно, пытался успокоиться.
– Эрих, я никогда не забуду того, что случилось со мной в тот необычный день. Мне пятьдесят семь лет. Шестого июня 1944 года мне было всего шестнадцать – мальчишка, не имевший представления о политике. Мне повезло, что я учился в частной школе и знал, что Египтом правит король Фарук I (пр. 1936–1952). Я знал, что в далекой Европе бушует война и что в ней участвуют британцы. До меня доходили слухи о танковом сражении в пустыне у Эль-Аламейна, где британцы уничтожили тысячи немецких солдат. Но нас, детей, это не интересовало.
– Мой дедушка был врачом, – объяснил Адель, – и владел участком земли, который отец потом продал, чтобы вместе со своим братом открыть лавку, где они торговали сувенирами и антиквариатом. Туризм в Египте еще не вступил в пору расцвета, и наша семья все время искала новые источники дохода. Мы занялись контрабандой древностей. В этой сфере всегда хватало покупателей, которые искали артефакты из Египта для музеев и богатых людей, и они хорошо платили. Иногда мы даже изготавливали фальшивые сертификаты. Размер артефактов не имел значения. Состоятельные покупатели, как я их теперь называю, без труда увозили громадные статуи в Европу и Соединенные Штаты.
– В начале марта 1944 года, – продолжал он, – отец и брат вели раскопки вокруг искусственной стены, за которой, как они предполагали, находилась древняя гробница. Я и мой двадцатидвухлетний двоюродный брат стояли на страже. Мы были одеты в традиционную галабею – длинную рубаху до щиколоток. Обычно египетские мальчики надевают галабею практически на голое тело, если не считать набедренной повязки, но на нас с братом были длинные хлопковые штаны – нечто вроде современных джинсов. Носков мы не носили, только сандалии, которые завязывались шнурком.
– Где вы копали? – спросил я.
– Во многих местах, но эти события произошли в Саккаре, недалеко от ступенчатой пирамиды.
И Адель рассказал мне самую необычную историю из всех, которые я когда-либо слышал. Привожу ее здесь – восстановленную по памяти и записям.
Сегодня в Саккару ведут асфальтированные дороги, по которым ко входу на место раскопок приезжают туристические автобусы, но мы добирались туда по грунтовой дороге. Мой двоюродный брат стоял метрах в семидесяти ниже того места, где копал отец со своим братом, а я – метрах в семидесяти выше их. Внезапно я услышал крик отца и увидел, что его брат машет нам. Каменный блок придавил левую руку отца, зажав ее словно тисками. Мы попытались приподнять камень, но он не двигался.
Отец стонал и кривился от боли, и мой брат побежал за помощью. Через десять минут освободить отца пытались уже шесть человек. Один из охранников захватил ломик и с его помощью сумел немного приподнять блок из песчаника, так что отец вытащил руку. Она была сломана и посинела. Поскольку мой дедушка был врачом, у семьи сохранились связи среди местных медиков, и один из них соединил сломанные кости отца, не задавая лишних вопросов.
В тот же вечер вся семья собралась в большой общей комнате за млухией – острой похлебкой, в которую можно класть все что угодно. Отец принял обезболивающее – какое-то народное средство, потому что в то время другие лекарства были недоступны. Помню, он попросил всех успокоиться, и, показывая на свой гипс, сказал: «Оно того стоило». Затем объяснил, что за стеной, камень из которой прижал ему руку, находится нетронутое погребение. Через небольшой пролом в стене он увидел иероглифы и много блестящих предметов. Как только рука заживет, сказал отец, мы попытаемся пробить проход в камеру. Так началось мое невероятное путешествие.
Адель прервал свой рассказ, и я попросил его говорить тише, опасаясь, что нас подслушают. Я попросил официанта принести бокал вина; Адель отказался, объяснив, что не собирается пить, но мне алкоголь поможет воспринять его историю. Мы молча курили, затем Адель подался вперед и продолжил, на этот раз медленно и тихо:
Вернувшись на то место, мы работали только после пяти вечера, когда там никого, кроме нас, не было. Туристы уже разъезжались, а вместе с ними уходила и охрана. Мы принесли с собой долота, ломы, лопаты и молотки разного размера, а также два домкрата наподобие автомобильных. У нас были фонари с запасными батарейками, несколько веревок и большие полотенца (они накидывались на голову, чтобы закрыть рот и нос от яда, который мы могли вдохнуть: мы знали о проклятии фараонов, о том, что несколько тысяч лет назад мертвые защищали свои гробницы с помощью яда). И конечно, у нас была канистра с питьевой водой. Машину мы оставляли за небольшим холмом всего в нескольких метрах от места раскопок.
Тяжелую работу выполняли отец и его брат. Мы с двоюродным братом, как и раньше, стояли на страже. Когда они пробили отверстие в стене и подперли верхний камень домкратом, нас позвали вниз. Прямоугольный блок наверху оказался гранитным и не сдвинулся ни на дюйм. Я был самым худым, и отец приказал мне пролезть в отверстие – ногами вперед. Когда я оказался внутри, он передал мне большой кусок ткани, чтобы я обернул им голову, и фонарь, посоветовав не отходить далеко от отверстия, чтобы они могли видеть меня, оставаясь снаружи.
Направив луч фонаря на стену, я увидел золотой солнечный диск с крыльями – такие диски были изображены на фризах нескольких храмов. Отец спросил, вижу ли я саркофаг. Саркофага не было, но я смог рассмотреть два позолоченных сундука с иероглифами и непонятными рисунками. Взволнованный, я сообщил о своих открытиях тем, кто остался снаружи, и отец приказал ни в коем случае не открывать эти сундуки.
– Что еще ты видишь?! – крикнул отец.
Луч моего фонаря осветил зеленый глаз Гора. Я знал о нем из школьной программы и видел на стенах храмов. Луч скользнул по изображению группы босых темнокожих детей, смотрящих на звездное небо. Животы у них были обмотаны кусками ткани. Потом слева я заметил проем, ведущий, по всей видимости, в шахту. Отец запретил мне идти туда и приказал выбираться из камеры. Дойти до пролома в стене я не успел.
Внезапно послышался треск, и окружавшие меня стены покрылись трещинами. Мне показалось, что потолок вот-вот рухнет. Услышав крики отца и его брата, я бросился в угол и закрыл голову руками. Потом все стихло. С потолка упали несколько маленьких камушков. Свет из пролома, через который я забрался сюда, исчез; я видел только узкий лучик, пробивавшийся через маленькое отверстие рядом со мной. Услышав голос отца, я прижался губами к отверстию и крикнул, что со мной все в порядке. Отец ответил сразу же, спросив, не ранен ли я. Я ощупал себя. Ни ран, ни царапин – ничего.
Отец крикнул, что просунет мне батарейку для фонаря и маленькие бутылки с питьевой водой, но я должен экономить и батарейки, и воду. Они пойдут за помощью и вытащат меня. Палкой он протолкнул ко мне через узкое отверстие батарейку и бутылки с водой. Я сразу же выпил воду из одной и вернул пустую бутылку. Отец передал еще две, предупредив, что больше у них нет. Еще он сказал, что потолочная плита обрушилась, сломав домкрат. Это гранит, и им понадобится мощное оборудование, чтобы меня вытащить.
Хранить секрет гробницы уже не было смысла. Речь шла о моей жизни. Отец посоветовал мне лечь и поспать и предупредил, чтобы я не пытался исследовать туннель, о котором ему говорил. Затем крикнул, что любит меня и чтобы я не боялся.
Странно, но никакого страха я не чувствовал. Я сел на пол, скрестив ноги. Потом направил луч фонаря на стены и увидел барельеф с изображением кобры, которая смотрела прямо на меня. Золотое тело змеи по бокам украшали темно-красные камни. Огромные глаза и голова были вырезаны из какого-то зеленого материала. Я также увидел фигуры людей с темно-коричневыми лицами и большими глазами. По обе стороны от них тянулись иероглифы и зигзагообразные линии. Рядом вытянулся на ложе бородатый мужчина с золотой повязкой на голове. Мертвый или больной? Непонятно. Над мужчиной склонилось существо с телом человека и головой шакала – его руки касались тела лежащего. И только позже я узнал, что шакала звали Анубис и что он был богом, отвечавшим за мумификацию.
На стене справа я увидел барельефы на сельскохозяйственную тему – бык, топчущий посевы, и шеренга людей с цепами в руках. Рядом с ними стояла богиня Хатхор – с коровьими рогами и солнечным диском на голове. Все эти и другие изображения сверкали яркими красками, как будто художник только вчера отложил свои инструменты. Именно в этой погребальной камере у меня впервые возникло желание узнать о древних богах и научиться читать иероглифы.
Через какое-то время я направил луч фонаря в левый угол, где видел черное отверстие – то самое, в которое запретил лезть отец. Я колебался. Интересно, что там? Грозит ли мне опасность? В конце концов любопытство победило, и я направился в угол камеры. Там я обнаружил лестницу, достаточно широкую, чтобы по ней могли спускаться два человека одновременно. Потом, много лет спустя, я видел нечто подобное в гробницах Долины царей.
Вниз вели около двадцати ступенек, за которыми начинался ровный пол; над головой у меня был сводчатый потолок с огромными изображениями крылатого солнца. Они были нарисованы на темно-синем фоне с золотистыми звездами и небесной баркой, похожей на ту, что я видел тридцать лет спустя в зале храма в Дендере (см. цветную вкладку). Прямо передо мной меньше чем в двух метрах стояло деревянное кресло с подлокотниками и спинкой. Здесь оно выглядело совершенно неуместным, словно оставленным случайно. На нем не было ни надписей, ни рисунков, ни резьбы – обычное кресло. Я проверил его прочность ладонями и локтями, потом неуверенно сел.