[996]. Не заботясь в первую очередь о своем народе и только о нем, навлекли на себя проклятие цари Израилевы: «Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! не стадо ли должны пасти пастыри?»[997] Отношение пастуха к своим овцам характеризуется, таким образом, тремя особенностями: с точки зрения искомой цели, оно должно порождать изобилие и во всяком случае поддерживать жизнь или выживание; с точки зрения формы, оно относится к порядку усердия, старания, при необходимости – попечения и наказания[998]; и наконец, его следствием является своего рода общее отождествление тучности стад, которые ни в чем не испытывают нужды, и богатства пастыря, который посвящает им все свои мысли. Власть над… превращается, по всей видимости, во внимание к…, оправдывающее и в конечном счете вбирающее в себя все ее авторитарные проявления[999].
4. Бдение. Внимание пастуха распространяется на всех, но искусство его состоит в том, что он уделяет каждому свой особый взгляд. Если царь видит во всех одинаково подвластных ему подданных, а судья – равноправных граждан, то пастырская власть старается ухватить индивидуальность каждого. Прежде всего, это значит, что пастырь должен обращать внимание на малейшие различия: ему нельзя забывать, что есть «несходство, существующее между людьми и между делами людей, а также и <…> что ничто человеческое, так сказать, никогда не находится в покое». Также это значит, что закон как общий императив, положенный для всех одним и тем же образом, безусловно не является для пастыря человеческих множеств «наилучшим способом управления». И наконец, это значит, что пастырь может выполнять свою задачу не иначе, как опекая каждую овцу, учитывая ее возраст, натуру, силу и слабость, нрав и потребности; он должен давать «точные и соответствующие указания каждому в отдельности»[1000]. В этом, несомненно, заключена одна из самых характерных черт пастырской формы власти: она занимается всем стадом целиком, но она должна подбирать свои заботы для каждой из составляющих стадо овец. Эта власть объединяет множества и в то же время их разлагает, индивидуализирует. Omnes et singulatim, согласно формуле, которая закрепится надолго и которую можно было бы назвать «парадоксом пастуха», главным вызовом, вновь и вновь встающим перед пастырской властью.
5. Спасение. Конечная задача пастуха заключается в том, чтобы привести стадо домой целым и невредимым. В данном случае спасение включает в себя четыре основные задачи. Нужно оберегать стадо от опасностей, которые угрожают ему там, где оно находится, и заставляют его искать убежища в другом месте; иначе говоря, нужно определять подходящее время для выхода в путь, будить спящих животных, в общем – созывать: «И выведу вас из народов и из стран, по которым вы рассеяны, и соберу вас…»[1001] Кроме того, нужно давать отпор врагам, которые могут встретиться по дороге, отгонять их, как это делают сторожевые собаки, – охранять[1002]. Нужно избегать путевых опасностей, утомления, голода и болезней, перевязывать раны и поддерживать слабейших, – заботиться[1003]. И наконец, нужно найти правильный путь и проследить за возвращением всего стада в овчарню – привести. Добрый пастырь должен спасти всех овец и каждую из них, даже самую ничтожную, окажись она в опасности. Здесь парадокс пастуха становится решающим испытанием: ведь иногда, чтобы спасти всё стадо, нужно изгнать из него животное, которое может заразить всех своей болезнью, отделить «здоровых животных от нездоровых, породистых от непородистых», исцелить одних и изгнать других, сохранив лишь то, «что обладает здоровым и чистым нравом, а также и телом»[1004]. Но случается и противоположное, когда, возможно, лучше всего просматривается отличие пастырской власти от действий судьи или умелого монарха: они знают, что всегда нужно спасать город, государство, даже если кто-то погибнет ради спасения всех; пастух же, если кто-то один оказался в опасности, готов на время пренебречь ради него интересами остальных, словно их и нет. Для пастуха каждая его овца бесценна, ее ценность всегда абсолютна. Когда Моисей был пастухом у Иофора, он потерял одного ягненка, после чего, отправившись на поиски, нашел его близ бурной реки («Бедный ягненок! Я не подумал, что ты хочешь пить и поэтому побежал к воде! Ты устал, и вот, я помогу тебе») и отнес его назад на плечах. Яхве, глядя на это, сказал: «Ты испытываешь сострадание к стаду, принадлежащему обычному смертному человеку из плоти и крови! Отныне же ты будешь пасти Израиль, мое стадо»[1005]. Пастырская власть множит непримиримые обязательства в промежутке между двумя абсолютными императивами – спасением всех и спасением каждого.
6. Отчет. Отношения овец и пастуха определяются угрозой голода и мора, необходимостью постоянной защиты, заботой о спасении. На пастуха ложится ответственность за любое несчастье, постигшее овец. Малейшая его провинность, будь она обусловлена небрежностью, алчностью, эгоизмом или излишней строгостью, может привести к гибели стада: «Если погнать его весь день, помрет весь скот»[1006]. За эту провинность пастух должен сразу расплачиваться сам: позволив стаду сбиться с пути, он потеряет себя; заставив стадо голодать, он тоже останется без пищи: «Ибо пастыри сделались бессмысленными <…>, потому они и поступали безрассудно, и всё стадо их рассеяно»[1007]. И еще ему придется отчитаться в своих ошибках перед тем, кто доверил ему своих овец. Двусмысленность пастырской власти: она тотальна; она должна надзирать над всем, до самых мелочей; пастух принимает на себя ответственность за всё, что касается стада; его власть в процессе ее отправления безраздельна; ее единственный предел и единственный закон – это благо животных. Но приходит пора во всем отчитаться. Пастырство – это власть, которая рождается утром и умирает вечером, «преходящая» власть не только по своему предмету, но и по форме, в какой она берется и возвращается. Пастух получает стадо лишь для того, чтобы его вернуть. Даже если он – царь, стадо находится в его ведении только потому, что он был избран. «Великие боги призвали меня: я благодетельный пастырь, жезл мой – жезл правости»[1008]. От него потребуют отчет о совершенных ошибках, а если он потеряет стадо, его ждет наказание. Яхве спросит: «Где стадо, которое дано было тебе? Прекрасное стадо твое?»[1009] Узрев, что пастыри потеряли стадо, он скажет им: «Вы рассеяли овец Моих и разогнали их, и не смотрели за ними; вот, я накажу Вас за злые деяния ваши»[1010]. Власть пастыря вовлечена в обширную сеть ответственностей, где ошибки связаны как с немедленными санкциями, так и с отсроченными наказаниями; он должен постоянно «отчитываться» – перечислять полученное и возвращенное поголовье, подсчитывать живых и умерших овец, признаваться в своих ошибках, просчетах, упущениях.
Я понимаю, что наперекор любому методу перемешал множество разнородных явлений: Платона и Библию, богов Египта и царей Ассирии. Но мне лишь нужно было показать, что, говоря о богах, царях, пророках или даже о судьях как о пастухах, ведущих стада, люди не только прославляют их могущество или доброту с помощью понятной метафоры, но и указывают на особый способ отправления власти или, по крайней мере, на совокупность функций, свойственных особому типу власти, – пусть не систематическую, но не лишенную внутренней связности. Даже в отрыве от религиозно-политических контекстов, в которых образ пастуха обретал всю полноту своего значения, он обладает собственной логикой.
Двойное принципиальное для древнего мира событие: христианство становится первой религией, организованной в виде Церкви, и эта Церковь определяет власть, которую она осуществляет над верующими, над всеми и каждым, как власть пастырскую.
Фигура пастуха вовсе не сводится в христианстве к образному выражению того или иного аспекта власти. Напротив, она покрывает собой все формы церковного управления: все они оправдываются тем, что должны, по примеру Христа-пастыря и под его руководством, вести человеческое стадо (не забывая самую ничтожную из овец) до самых пастбищ вечных. И это не просто метафора: речь идет о формировании институтов и процедур, призванных регулировать «поведение» людей на всех уровнях общества. «Поведение» {«conduite»} следует здесь понимать в буквальном смысле слова – и как способ руководства людьми, и как их способ себя вести. Христианство, организованное в виде Церкви, установило всеобщую власть, способную «руководить поведением» {«conduire la conduite»} людей, – власть, заметно отличавшуюся от тех ее форм, которые были известны в Древнем мире, будь то власть государя над империей, градоначальника над городом, отца над «семейством», патрона над своей клиентелой, господина над своими слугами или рабами, главы школы над своими учениками. И если христианство сумело достаточно быстро встроиться в организацию «romanitas», то отчасти, возможно, именно потому, что оно принесло с собой подобные процедуры власти – достаточно новые и специфичные, чтобы не оказаться избыточными рядом с теми, которые уже существовали, и достаточно эффективные, чтобы ответить на целый комплекс вновь появившихся потребностей. Пастырская власть стала институтом, одновременно всеобъемлющим (касающимся в принципе всех членов общины), специализированным (имеющим свои собственные цели и методы) и относительно автономным (хотя и связанным с другими институтами, с которыми он смешивался или на которые он опирался).