Характеристика процесса этой институционализации, сколь угодно краткая, не входит в наши задачи. Нам нужно лишь указать на некоторые изменения, которые христианство внесло в предшествующую тематику пастырства: эти изменения позволяют понять, почему столь большое значение придавалось признаниям плоти. Они были направлены на то, чтобы превратить пастырство в управление людьми через обнаружение ими своей индивидуальной истины. У этих изменений было два основных аспекта, которые ясно прослеживаются в латинских святоотеческих текстах.
1. Первый аспект касается природы и формы уз, которые связывают пастуха со всем стадом и с каждой овцой в отдельности.
a. В прежней тематике пастырства пастух должен был выказывать по отношению к стаду усердие, внимание, неусыпную бдительность и преданность: он должен был радеть о стаде, чтобы оно продолжало жить. В христианстве же самая жизнь пастыря должна быть посвящена пастве и при необходимости отдана за паству: он защищает стадо от волков, он отдает за него свою жизнь, и через его самопожертвование овцы получают доступ к вечной жизни[1011]. Смерть пастуха или, во всяком случае, его смерть в этом мире является – по образу смерти Христа – условием спасения стада. Это жертвенное отношение, в котором пастух обменивает себя на всех и каждого, обретая собственное достоинство через спасение других[1012].
b. Взаимность отношений между пастухом и стадом подчинялась до христианства принципу общей причинности: стадо тучнеет – пастух богатеет, стадо худеет – пастух беднеет. В христианской форме пастырства взаимность относится уже не просто к порядку причинной связи, а к порядку отождествления и действует в каждом конкретном случае: любое страдание любой овцы становится личной болью для пастуха, а улучшение ее состояния – его личной заслугой. Сострадание пастыря представляет собой непосредственное отождествление: он переживает «в глубине души бессилие слабых душ»; он радуется «усовершенствованию братьев своих как своему собственному»[1013].
c. Христианский пастырь должен отчитываться не только о каждой овце, но и о каждой ошибке, о каждом падении, о каждом шаге. В судный день грехи овец будут спрошены с него самого, если он [не] сумел предотвратить их своим поучением, бдительностью, строгостью или милосердием. Даже отпавшие от веры, даже lapsi {лат. падшие} смогут упрекнуть пастыря в том, что тот их не поддержал, не ободрил, не вразумил, не дал им спасительного совета[1014].
d. Греховность пастыря напрямую затрагивает его отношения со стадом: его грехи влекут за собой проступки овец (и тем самым отягощаются), а грехи овец умножают его бремя ответственности. Поэтому пастырь должен быть чист и безупречен, насколько это возможно: «…никакая греховная нечистота не должна осквернять того, кто принял на себя обязанность очищать и врачевать души подобных себе существ, точно так же как рука, которой омывают нечистоты плотские, необходимо должна быть сама чиста…»[1015] Вместе с тем пастырю важно не впадать в грех гордыни, не быть слепым в отношении собственных слабостей, не приписывать себе никакого превосходства и всегда помнить о своем несовершенстве[1016]. Он – слуга для всех, грешник среди грешников и даже больший грешник, чем другие, поскольку грехи паствы ему следует признавать собственными слабостями.
e. Пастырь не должен видеть в том, что он избран, повод для гордости или для того, чтобы как-либо проявлять свое господство (potestas[1017]). По примеру святого Григория ему следует трепетать, сознавая, что на него возложена ответственность за руководство душами, и никогда не забывать об этом трепете, коль скоро он хочет предотвратить «гордыню, недолжные помыслы, неуместные и неправедные помышления». А уклоняться от выполнения этого долга и оставлять овец без пастуха значило бы для него впадать в грех[1018].
Экономия греха и спасения, заразительность и умножение грехов, взаимное самопожертвование, бдительность к себе, неотделимая от заботы о других, устанавливают между христианским пастырем и его стадом гораздо более многочисленные, сложные и прочные связи в сравнении с теми, что имели место в прежней тематике пастуха. А главное, эти связи проходят теперь на индивидуальном уровне: устанавливается прямая зависимость между каждым действием любого верующего и достоинством пастыря, а сам его статус проблематизируется, так как ни право природы, ни принадлежность к своему институту не делают его «добрым» пастырем – он остается таким же грешником, как и все остальные, и каждая овца должна страшиться его грехов.
2. Христианство требует от пастыря знания особого типа, которое выходит далеко за рамки тех ловкости и опытности, которые традиция приписывала пастухам человеческих стад. Церковь заложила в самое сердце пастырской деятельности императив истины или, вернее, целую систему императивов.
Императив доктринальной строгости. Если пастырь не владеет истиной сам и не привязан к ней безусловно, он погубит стадо. «Не может быть такого, чтобы священники, будучи пастыреначальниками, теряли светоч знания, а те, кто им следует, не заблуждались бы поэтому во тьме греховной»[1019]. Пастырь должен неусыпно следить за прочностью уз, которые связывают членов общины с этой истиной и через нее – между собой, ибо именно истина их объединяет, а заблуждение, наоборот, разъединяет, отклоняя от верного пути и в конечном счете приводя к их исключению из общины. Долг пастыря – загнать обратно в стадо «овец блеющих и заблудших», которых влекут к изоляции ереси и сектантство[1020].
Императив поучения. Будучи пастухом истины, пастырь должен предоставлять всем пищу духовную в форме благого учения. «Episcopi proprium munus docere populum» {«Учительство составляет существенную обязанность епископского звания» (лат.)}, – пишет святой Амвросий в самом начале трактата «De officiis ministrorum». Но это поучение – не просто урок, а нечто более сложное. Во-первых, пастырь никогда не обладает готовой наукой и, поучая других, должен учиться сам[1021]: истина открывается ему в усердии и милосердии его слова. Во-вторых, дело не сводится только к передаче учения: то, чему учит пастырь, должно проявляться и утверждаться в его жизни, в его поведении, в его добродетели; он должен быть своего рода лицом той истины, которую проповедует[1022]. И наконец, в-третьих, пастырь не может учить всех одинаковым образом: умы его слушателей – словно струны кифары, натянутые по-разному; часто для одних вредно то, что для других полезно: мужчин нельзя учить так же, как женщин, богатых – так же, как бедных, жизнерадостных – так же, как угрюмых[1023].
Императив знания индивидов. Тот, кто ведет за собой общину, должен знать каждого ее члена, и каждый член общины должен иметь возможность препоручить ему себя: когда слабых одолевает искушение, они должны искать убежища у своего пастыря, прибегая к нему «как младенцы на материнское лоно»[[1024]]. Но в то же время пастырь должен выяснять, пусть даже и незаметно для верующих, что они скрывают, от других или от самих себя. Он должен, по слову Иезекииля, прокопать стену и открыть потайную дверь[1025], то есть «проницательным разысканием раскрыть» внешнее поведение грешников, дабы «дознать грубость и закоренелость души в скрытных преступниках»[1026]. Извлечение вольно или невольно скрываемых истин является частью отношений пастыря с его паствой.
Императив благоразумия. Сколь бы ни был пастырь привержен делам небесным, ему не следует упускать из виду земные реалии: он должен «быть чистым в своих помыслах и служить лучшим примером в своих действиях – быть разборчивым и в молчании и в словах»[1027]. Ему не следует говорить «необдумманно»[1028], проявлять излишнюю снисходительность или, наоборот, строгость[1029], быть слишком суровым, поступая, как те нерасторопные лесорубы, чья секира, слетев с рукояти, грозит поранить их же товарищей[1030]. Не отступая от приверженности чистоте вероучения, не уставая «погружаться в созерцательное размышление», пастырь должен помнить о потребностях «ближних своих» и «сострадать их нуждам»[1031].
Таким образом, пастырство есть связь, призванная служить формированию и передаче истины. Мастерство пастуха – его знание своего дела, сочетающее в себе предвидение и бдительность, – становится в христианской Церкви более точным и сложным знанием со своими правилами и методами, поскольку в рамках отношения пастыря к пастве ключевым механизмом становится истина в двойной форме соответствия вероучению, которое нужно знать и внушать, и исповедания личных тайн, которые нужно раскрывать и принимать в расчет, при необходимости назначая за них наказание индивиду и способствуя его исправлению.
Приложение 3
«Скажи грех, чтобы разрешить грех», – говорит святой Иоанн Златоуст во второй беседе о покаянии.