Жаждала любви и научилась дарить ее всем, желала заботы, потому заботилась сама, ждала помощи и потому помогала…
Я всегда считала, что главное в жизни – любовь, не только между мужчиной и женщиной, матерью и детьми, любовь ко всем и всему, даже к тому, что не слишком приятно. Мама привила мне прекрасные нравственные принципы: думать прежде о других, потом о себе, быть приветливой, терпимой, сдержанной. Помню, однажды я сказала об этих принципах Софии, та согласилась и тут же возмутилась:
– Нельзя быть всегда сдержанной! Как можно быть сдержанной в проявлениях любви?!
Итальянская натура моей подруги подсказала ей верный вывод: в проявлениях любви сдержанными быть не стоит.
Если спросить меня, что было главным в моей жизни, я отвечу: дети и полученный опыт. Только потом работа, она, конечно, хороша, дала мне счастье общения с прекраснейшими людьми, дружбу со многими, но все же главное – она дала мне душевный и духовный опыт. Все мои друзья меня чему-то научили: быть сдержанной, как мама, одеваться, как Живанши, танцевать, как Астер, быть душевно щедрой, как Пек, передавать свои чувства в роли, как Несбитт, думать, как Циннеман, не стесняться своих чувств, как София, отдавать душу тем, кому очень нужна помощь, как Кристина Рот… Так можно продолжать до бесконечности. То, что я сейчас есть, – результат влияния моих друзей по всему миру, каждый из них слепил свою частичку Одри Хепберн, и если результаты вам нравятся, аплодируйте моим друзьям, это их заслуга, я просто училась.
Если бы каждого в жизни окружали такие люди, жизнь была бы прекрасной у всех.
Жалею ли я о чем-то? Да, очень жалею! Жалею, что поздно пришла в ЮНИСЕФ, поздно начала ездить в нуждающиеся страны сама. Столько лет прошло в спокойной безмятежности «Ла Пасибля». Мы с Робертом давным-давно могли бы поставить мою известность на службу помощи детям! Если у вас есть такая возможность, не тяните, не сидите спокойно в своих уютных домах, помогайте!
Я больше не могу писать, совсем не могу… Я никогда не ела много, но теперь не способна делать это совсем, у меня просто нет кишечника. От меня старательно скрывают, что повторная операция не удалась, что осталось совсем немного. Бедные мои мальчики – Роберт, Шон и Лука! Они думают, что умирать страшно. Нет, мне только жаль, что я не смогу быть рядом с ними наяву, но почему-то совершенно уверена, что смогу приходить на помощь оттуда… Сыграв единожды ангела, я убеждена, что таковым можно стать хотя бы для своих детей и любимых.
Я вернусь, я к вам обязательно вернусь и буду дарить любовь всю вашу жизнь. А еще всем, кто был мне дорог в этой земной жизни.
Прошу только об одном: не будьте равнодушными – это главное, что вы можете сделать в жизни.
Об Одри ХепбернОна не играла ангела, она им была в жизни
Одри Хепберн (Одри Кэтлин Растон) родилась в Брюсселе 4 мая 1929 года.
Скончалась от рака кишечника 20 января 1993 года в своем доме в Толошеназе.
Последними словами Одри были:
– Они ждут меня… ангелы… чтобы работать на земле…
Главными ролями своей жизни она считала роль мамы и роль посла доброй воли. С обеими Одри Хепберн справилась отлично, сыновья выросли прекрасными людьми, за которых их маме не было бы стыдно, а благотворительность стала куда более привычным делом, чем в годы ее работы в ЮНИСЕФ. Юбер Живанши оказался прав: сначала просто последовав за своим кумиром, люди впоследствии многое поняли сами. И это лучшее, что сделала в своей жизни Одри Хепберн.
Только одна ее мечта не исполнилась – мира на Земле так и нет, снова в разных странах идут войны и страдают от них больше всего дети.
Поэтому у ангела по имени Одри Хепберн еще очень много работы…
«Цифры говорят, что Одри умерла молодой. Чего цифры не говорят – это того, что Одри умерла бы молодой в любом возрасте».
«У Господа Бога появился еще один прекрасный ангел, который знает, чем ему заняться на небесах».
Коко ШанельЖизнь, рассказанная ею самой
Шанель № 1
– Герцогинь много, а Шанель одна! – Такого ответа на предложение стать его супругой герцог Вестминстерский от меня явно не ожидал.
У него было все, и даже больше. Герцог и сам не ведал, сколько стоят его яхты, дворцы, замки, оранжереи, охотничьи угодья, лошади, бриллианты… Он не был снобом – обожал удобную одежду, плевал на множество правил и запретов и носил страшно стоптанные туфли, потому что ими не натрешь ноги. У нас нашлось много общего, даже прозвища: у меня Коко из-за песенки про петуха, у него Вендор по кличке любимой кобылы деда. А еще герцог дружил с Уинстоном Черчиллем, которого «странности» Вендора не шокировали и который звал его запросто: «Бенни».
Безумно богатый, прекрасный любовник и интересный человек, не испугавшийся моего происхождения, готов сделать меня, вчерашнюю швею, пусть и заработавшую целое состояние (но ведь заработавшую, а не получившую по наследству), герцогиней.
И вдруг отказ…
Когда-то первый герцог Вестминстерский, дед моего Вендора, в ответ на предложение американского миллиардера продать знаменитую лошадь, в честь которой назван внук, заявил:
– Всех денег Америки не хватит, чтобы купить это сокровище.
Я могла бы ответить похоже:
– Всех денег мира не хватит, чтобы купить Коко Шанель.
Оставить свое дело ради призрачного счастья зваться герцогиней?
Мне всегда приходилось выбирать между мужчинами и моей работой.
И я всегда выбирала работу, потому что без нее я просто Габриэль, а с ней – КОКО ШАНЕЛЬ, единственная и неповторимая.
Обазин
Детские обиды самые сильные и помнятся дольше других, потому что дети обижаются сердцем, а взрослые разумом. Разум способен победить обиду, сердце – нет, на нем остаются шрамы, которые не расправишь, как складки на ткани.
Наверное, надо по порядку? Попробую…
Из детства я хорошо помню отца и плохо мать. Не помню или не хочу помнить? Скорее второе.
Она часто кашляла и задыхалась. Позже мне стало казаться, что это была чахотка, наверняка это была чахотка. Мать – это бедность, страдания и ожидание. «Вот вернется отец…» Из ее рассказов получалось, что отец вернется из своих бесконечных вояжей по ярмаркам, и мы все уедем в какую-то лучшую жизнь, где нет холода, где всегда светло, тепло и сытно. А еще весело. Отец ассоциировался с этой жизнью и с надеждой.
Постепенно мне стало казаться, что именно мать виновата, что он не живет с нами, как другие отцы. Наверное, ему надоели болезни и нытье жены.
Однажды я поинтересовалась, почему же папа не забирает и нас в это прекрасное далёко? Может, у него там другая семья? Мать рассердилась и стала уезжать тоже. Она ездила за мужем следом и рожала детей. А потом умерла.
Пятерых детей надо куда-то девать, ведь отец так и не нашел благословенных земель. Однако родственники от нас отказались, у них не было возможности приютить сирот.
Сирота. Ненавижу это слово! Сирота – это когда ты никому не нужна, причем любой может ткнуть в тебя пальцем и объявить об этом во всеуслышание. Вы хотели бы вспоминать такое детство?
Казалось, мы с сестрами достаточно взрослые, чтобы искать эту самую красивую жизнь вместе с отцом, ведь колесила же с ним по дорогам мать. Но он считал иначе и отвез нас в приют в Обазине. «Я вернусь, я обязательно приеду за вами…»
– Когда найдешь красивую жизнь?
– Да, обязательно.
Я смотрела вслед отцу и понимала, что не вернется, что сиротство навсегда. Но разве можно поверить в ненужность, когда тебе двенадцатый год? На сердце уже был шрам, но оно еще предпочитало надеяться. Он так же обещал матери, и она так же ждала.
Я тоже ждала вопреки всему: здравому смыслу, оскорблениям, проходящим годам. До сих пор жду, вдруг он все же вернется?
Обазин… Обазин… Обазин…
Дался им этот Обазин! Ездят, копают, вынюхивают… Словно в моей жизни ничего более значительного и интересного, чем монастырский приют, не было.
Мне самой иногда кажется, что я родилась ПОСЛЕ Обазина. Какая разница, в каком возрасте меня туда определили и в каком выпустили?
– Я не нищая!
– А кто же ты, если за тебя не платят? Вы с сестрами самые что ни на есть нищие сироты.
– Неправда! Наш отец просто уехал!
– Куда?
– В… в Америку! Вот он вернется и заберет нас туда!
Я слышала разговоры о том, что в Америке люди живут очень богато, и тогда думала, что это где-то около Парижа, просто потому, что Париж для всех был чем-то совершенно роскошным.
– Он прислал мне платье для первого причастия!
Отец и правда прислал белое платье с оборками, кружевами, пояском, на котором висела сумочка, и, наконец, венком из искусственных розочек. Мне казалось, что ничего красивей быть просто не может, потому что платье выбрал отец! Позже поняла, что оно удивительно безвкусное именно из-за обилия отделки, аляповатой и дешевой. Но тогда оборки выглядели верхом совершенства, ведь это подарок отца, отец не забыл, значит, он вернется!
Я не могла написать слов благодарности, потому что у отца не имелось постоянного адреса, но сколько раз мысленно сочиняла письма! Рассказывала ему обо всем, о том, что была самой красивой во время первого причастия, ведь остальные девочки надели чепчики, а у меня на голове венок. Это очень важно, вынужденная носить одинаковое со всеми, но куда более потрепанное форменное платье, я мечтала хоть чем-то отличаться.
Что я часто мою голову желтым мылом, помня, как он не любит запаха грязных волос, что я вообще моюсь при любой возможности. «Папа, от меня пахнет только чистотой!» Запах чистоты навсегда остался для меня самым желанным и важным.
Но главное, я рассказывала, как жду его и обязательно дождусь. Обязательно!