Никола удивленно подняла брови.
– Звучит довольно грозно, Бретт.
Он ничего не ответил, однако весь его вид только укрепил ее растущую уверенность, что он был суровым, когда хотел быть таким.
– Но… – Она запнулась. – Существует один человек, который может захотеть предъявить свои права… они ведь и ее дети тоже.
– Предоставь Мариетту мне, – спокойно сказал Бретт. – Она лишилась некоторых прав, когда ушла от своих детей, но, если ты не возражаешь, все, что я сделаю, это поставлю ее перед свершившимся фактом. Ей наверняка понравится, что ты будешь здесь с Сашей и Крисом. – Он вопросительно посмотрел на нее. – Значит, «да»?
Вернувшись мыслями в сегодняшний день, Никола усмехнулась: какой наивной она была! Она не только ответила «да», но и провела весь первый год их брака в надежде на любовь Бретта, несмотря на то, что решила никогда ничем не выдавать своих чувств.
Он был прав: никто в открытую не осуждал их брак и не относился к ней ни с предубеждением, ни с явной насмешкой.
И надо же было так случиться, чтобы по иронии судьбы в это солнечное воскресное утро именно Саша, его собственная дочка, которой едва исполнилось шесть лет, отчетливо и ясно сообщила всему миру о настоящем положении дел.
– Моя дорогая, – произнесла подошедшая к ней Ким, – извините, вы, наверное, уже подумали, не ловили ли мы сначала животное, прежде чем жарить мясо, но Род так неуклюже справляется с жаровней…
– Пахнет замечательно, – сказала Никола, успокаивая ее. – Пойду приведу детей.
После обеда хозяева предложили компании спуститься с холма и погулять по пляжу. Бретт с детьми отстали, строя замки из песка, и Никола и Ричард Холлоуэй оказались идущими рядом.
– Вы надолго остановились у Мейсонов, мистер Холлоуэй? – спросила она.
– Только до тех пор, пока не подыщу себе собственное жилье, хотя Ким утверждает, что я могу остаться насовсем, – ответил он немного удрученно, когда они повернули обратно и пошли к Бретту и детям. – Я принимаю участие в проекте нового торгового центра: работаю над центральным украшением главного фойе. Этакое сочетание рифа и тропического леса – маленький кусочек того, чем так знаменит Кэрнс.
Никола замедлила шаги.
– Вы – художник?
– Мастер на все руки, и ни одной конкретной специальности. Я рисую, ваяю, но когда понял, что не сделал ничего выдающегося, начал заниматься дизайном.
Никола посмотрела на него с возрастающим интересом. Она решила, что он немного моложе, чем она сначала подумала, – лет двадцати семи, наверное, и очень симпатичный.
– Кажется, вы – гончар? – спросил он.
– Кто это вам сказал?
– Ким. Она сказала, что вы упомянули об этом во время вашей первой встречи. Вы когда-нибудь выполняли коммерческий заказ? Дело в том, что мне как раз нужны керамические изделия.
– Я могу вам не подойти.
– Как знать. А мне можно будет взглянуть на ваши работы?
– Почему бы и нет, – медленно произнесла она и вдруг, к своему изумлению, вспомнила его преподобие Питера Каллэма. О, нет, подумала Никола, никогда не сделаю этого. Но если Бретт… если… – У вас есть семья, дети, которых вы прячете где-нибудь далеко на юге, мистер Холлоуэй?
Он засмеялся.
– Нет, я не женат. А почему вы спрашиваете?
– Просто так, – небрежно сказала Никола. Они подошли к Бретту и детям. – Знаешь что? – обратилась она к Бретту. – А я, возможно, получу заказ.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бретт вскинул на нее глаза. Он плавал с детьми, и теперь его каштановые волосы свисали на глаза мокрыми прядями. Николе показалось, что он не слишком-то обрадовался.
– Получишь работу?
– Не удивляйся так. Мистер Холлоуэй тебе все объяснит.
И Ричард Холлоуэй с энтузиазмом начал объяснять.
– Конечно, сначала он посмотрит, насколько хороши мои работы, – добавила Никола, когда Холлоуэй закончил.
– Разумеется. – Бретт поднялся, что немедленно вызвало протест Саши, но он схватил ее на руки и посадил к себе на плечи. Она тут же приняла королевскую осанку. – Домой, мисс Хэркорт, – сказал он и взглянул на Ричарда и Николу. – Никто не возражает?
– Лично я – за, – ответил Ричард и посадил себе на плечи Криса. – Можем даже устроить соревнование.
Мужчины побежали наперегонки, на радость детям. Николе ничего не оставалось, как идти за ними следом, обвесившись ведерками, лопатками, подобранной с песка одеждой и погрузившись в тревожные мысли. Но она не высказывала их вплоть до самого вечера.
К семи часам, после легкого ужина, Саша и Крис уже лежали в кроватях и спали, а Никола еще целый час приводила все в порядок: по воскресеньям Эллен брала выходной. Бретт поговорил по телефону, потом удалился в свой кабинет. Но когда она, взяв чашку кофе, вышла на веранду, оказалось, что он сидит в шезлонге, уставившись в небо. Ночь была звездная, летняя жара все еще висела в воздухе.
– А я думала, ты работаешь, – сказала Никола. – Хочешь чашечку кофе?
Бретт сидел, закинув руки за голову. Услышав ее вопрос, он слегка повернулся и взглянул на нее.
– Нет, спасибо.
Никола подошла к другому шезлонгу и села, осторожно поставив чашку рядом.
– Тогда, может быть, объяснишь, почему ты сегодня проявил такой вялый восторг?
– Ты имеешь в виду гончарное дело?
– Да, – сказала она мягко. – Именно. Должна предупредить тебя, Бретт: я не собираюсь отказываться от своих намерений. Если только подойду…
– Я не думаю, что тут будут проблемы.
– Что ты хочешь этим сказать? Что не веришь в мои способности? Как гончара?
– Наоборот. Я считаю, что у тебя все прекрасно получается. Я только не думаю, что именно это является критерием.
– А что является критерием, по-твоему? – спросила она, помолчав, с опасной сдержанностью.
– Никола, – сказал он нежно, но решительно, – ты же не дурочка, моя дорогая, во всяком случае уже не должна быть таковой сейчас. Ричард Холлоуэй не только очарован тобой – он не мог отвести глаз от тебя. И его интерес был, несомненно, подогрет открытием, что мы – не муж и жена в подлинном смысле этого слова.
Никола сдержала свое негодование, хотя оно рвалось наружу, и спокойно произнесла:
– Выпалить такое! Ну разве это не ирония судьбы, Бретт?
– Возможно.
– Как я понимаю, ты не усматриваешь сейчас в этом ничего смешного?
– Нет, как не увидела ничего смешного и ты.
– Ты прав. – Она закусила губу. – Для меня это было как удар обухом по голове. А чем плох Ричард Холлоуэй? Если ты, конечно, не воображаешь, что он может сбежать со мной?
Бретт встал и, сунув руки в карманы, подошел к краю бассейна.
– Ничем, – сказал он наконец. – Ничего не могу сказать о нем плохого на этом этапе. – Он повернулся и посмотрел на нее. – Тебе хотелось бы узнать его получше, Никола?
Она не сразу подняла на него глаза.
– Я бы хотела заняться прибыльным делом, Бретт, хотя бы для того, чтобы возвыситься в твоих глазах. К тому же он кажется мне довольно приятным человеком.
Ее глаза смотрели твердо. Бретт сначала скользнул взглядом по медальону на ее шее, по ее хрупким оголенным плечам и изящным рукам, а уже потом произнес:
– Итак, период, когда тебе не хотелось даже смотреть на мужчин, закончился?
– Возможно. Ты, разумеется, ничего не имеешь против?
– Нет. Тем не менее, я думаю, мы должны действовать осмотрительно.
– О, я достаточно осторожна, – ответила она. – Более того, я нахожу твое отношение необъяснимым. Все это раздуто из ничего. Я встретила этого человека только сегодня, и пока что мое собственное намерение – выяснить, смогу ли я работать как гончар достаточно профессионально.
– Чтобы было чем заняться, когда наш брак закончится?
– Бретт! – Никола почувствовала, что ее сердце как-то странно забилось. – Не могу же я тратить всю свою жизнь на то, чтобы присматривать за твоими детьми. Правда?
Он не ответил, продолжая задумчиво смотреть на нее.
Она отвела взгляд, почувствовав предательскую дрожь в кончиках пальцев. Неужели ее тонкое, как паутинка, платье может служить преградой для этих карих глаз? Сделает ли это Бретт? Разденет ли ее взглядом хотя бы ради того, чтобы оценить, насколько желанной может быть она для других мужчин?
Мысль, которая последовала за этим, была еще хуже: не выдала ли она невольно, что иногда тоскует по его прикосновениям, – это случалось, когда она не испытывала ненависти к нему, как, например, сейчас, когда он вот так хладнокровно рассматривал ее.
Не могу так больше! – подумала Никола. Ненавидеть его, любить его, желать его, а теперь еще пытаться заставить его ревновать! Я ведь ничего не сделала, только согласилась показать свои работы человеку, которому они могут быть интересны.
– Что? – спокойно спросил Бретт.
– Я ничего не понимаю. Вот что, – сказала она едва слышно.
– Твой отец, – резко заговорил он, – проявил бы такую же… осторожность, Никола. Послушай, что я тебе скажу. Ты – наследница состояния стоимостью несколько миллионов долларов, ты невероятно привлекательна, но… – он помолчал, и их взгляды встретились, – но ты все еще слишком молода. Не надо ни в чем торопиться. Даже в том, чтобы расстаться со мной.
Никола шумно выдохнула. Так вот оно что – он до сих пор заменял ей отца! И она сказала безучастно:
– А когда ты сможешь прекратить вести себя как мой опекун, Бретт?
Он молчал так долго, что она подумала: он вообще не собирается ей отвечать. Потом он произнес, слегка пожав плечами:
– Мы могли бы все пересмотреть после твоего совершеннолетия.
– Ты считаешь, что одна-две недели имеют такое большое значение?
Он слабо улыбнулся.
– Как знать? А пока почему бы тебе не пригласить Ричарда на ужин во вторник? Я пригласил Тару Уэллс. И мы пригласим еще Мейсонов. Ты бы могла заодно показать Ричарду свою керамику.
Никола наморщила лоб.
– Тара Уэллс? А я ее знаю?
– Нет. Я ужинал с ней в субботу вечером. Тара недавно работает в нашей фирме. Она переехала сюда из Брисбена и, насколько я представляю, чувствует себя сейчас потерянной и одинокой.