Будем же бегать вольности, как яда смертоносного; а злое стяжание забвения и то, что от него происходит, будем врачевать крайне строгим хранением ума и непрестанным призыванием Господа нашего Иисуса Христа, ибо без Него не можем мы творити ничесоже.
Как дождь чем в большем количестве ниспадает на землю, тем более умягчает ее, – так и землю сердца нашего радует и веселит имя Христово, нами возглашаемое, чем чаще оно призывается.
Неумеющий шествовать духовным путем не заботится о страстных помышлениях, но все занят бывает только телом, или чревоугодничает и распутничает, или печалится, гневается и злопамятствует, и через то омрачает ум свой или, дерзая на чрезмерные подвиги, расстраивает и обессмысливает мысль.
Как повредивший сердцевину растения все его иссушает, так разумей и относительно сердца человеческого. Ежеминутно надобно внимать, потому что хищники не зевают.
Преп. Исихий Если не сотворит человек воли Божией и закона Его посреди чрева, то есть посреди сердца, то и вне не сможет он удобно исполнить их.
Как вещественная соль услаждает хлеб и всякую пищу, охраняет мясо от гниения и сберегает в целости надолго; так разумей и об умном хранении мысленной сладости и дивного в сердце делания. Ибо и оно божественно услаждает и внутреннего, и внешнего человека, прогоняет зловоние худых помыслов и сохраняет нас постоянно в добре.
Насколько бдительно внемлешь уму, настолько с теплым желанием будешь молиться Иисусу; и опять, насколько небрежно надзираешь за умом, настолько отдалишься и от Иисуса. И как первое сильно освещает воздух ума; так последнее – уклонение от трезвения и сладостного призывания Иисуса – обыкновенно совсем омрачает его. Естественно быть сему делу так, как мы сказали, и иначе оно не бывает. Это узнаешь ты из опыта, когда делом испытаешь. Ибо добродетель, и особенно такое светоносное сладостное делание, обыкновенно не иначе изучается, как опытом.
Преп. Исихий Рождается же божественное некое в уме состояние от непрестанного памятования и призывания имени Господа нашего Иисуса Христа, если не будем не радеть о всегдашнем к Нему в душе молении, о непрерывном трезвении и об одном настоятельно необходимом деле. И воистину одно и одинаковым образом совершаемое всегда должны иметь мы дело, – призывание имени Иисуса Христа Господа нашего, с горением сердца взывая к Нему, да даст Он нам причаститься и вкусить святого имени Его. Ибо частое повторение есть мать навыка как в отношении к добродетели, так и в отношении к пороку; а навык потом властвует уже, как природа. Придя в такое состояние, ум сам уже ищет своих супостатов, как охотничий пес зайца в кустах; но сей ищет для того, чтобы пожрать, а тот, – чтобы поразить и разогнать.
Итак, всякий раз, как случится умножиться в нас лукавым помыслам, ввергнем в среду их призывание Господа нашего Иисуса Христа; и тотчас увидим, что они начнут рассеиваться, как дым в воздухе, как научил нас опыт. Когда после сего ум останется один (без помыслов смущающих), возьмемся опять за непрерывное внимание и призывание. Так будем поступать всякий раз, когда потерпим такое искушение.
Когда мы, недостойные, сподобимся со страхом и трепетом причаститься Божественных и Пречистых Таин Христа Бога и Царя нашего, тогда наиболее покажем трезвения, хранения ума и строгого внимания, да Огнь сей Божественный, то есть Тело Господа нашего Иисуса Христа, потребит грехи наши и наши – малые и большие – скверны. Ибо, входя в нас, оно тотчас прогоняет из сердца лукавых духов злобы и отпущает нам прежде бывшие грехи; и ум наш тогда оставляется свободным от беспокойной докучливости лукавых помыслов. Если после сего, стоя у дверей сердца, будем тщательно охранять ум свой, то когда опять будем сподобляться Святых Таин, Божественное Тело более и более будет просвещать ум наш и делать его блестящим, подобно звезде.
Забвение погашает обыкновенно хранение ума, как вода гасит огонь. Но непрестанная молитва Иисусова с неослабным трезвением вконец испаряет его из сердца. Молитва имеет нужду в трезвении, как малая лампадочка в свете свечи.
Брань мысленную надо вести так же, как ведут войну обыкновенную. Первое дело – внимание; потом, когда заметим, что подошел вражий помысл, бросим на него с гневом слова клятвы из сердца; третье дело – помолиться на него, обращая сердце к призыванию Иисуса Христа, да рассеется этот демонский призрак тотчас, чтобы иначе ум не пошел вслед этого мечтания, как дитя, прельщаемое каким-нибудь искусным фокусником.
Как невозможно поддерживать жизнь без пищи и пития, так без хранения ума и чистоты сердца – то есть трезвения – невозможно душе достигнуть чего-либо духовного и Богу угодного или избавиться от мысленного греха, хотя бы кто страхом мук и нудил себя не грешить.
Впрочем и те, которые нуждением неким воздерживают себя от греха делом, блаженны пред Богом, Ангелами и человеками, потому что они суть нуждницы восхищающие Царствие Небесное» (ср.: Мф. 11, 12).
Образ внешних, чувственно-телесных подвигов есть Ветхий Завет, а Святое Евангелие, которое есть Новый Завет, есть образ внимания или чистоты сердечной. И как Ветхий Завет не доводил до совершенства и не удовлетворял внутреннего человека в деле богоугождения, потому что, по слову апостола: ничтоже бо совершил закон (Евр. 7, 19), а только от грубых ограждал грехов; так разумей и о телесной праведности и телесных подвигах, о посте, воздержании, долулежании, стоянии, бдении и прочих, которые подъемлются обыкновенно в отношении тела и страстную часть тела успокаивают от греховных движений. Хорошо, конечно, и это все, как сказано и о Ветхом Завете (что добр закон); потому что служит к обучению нашего внешнего человека и к охранению от страстных дел. Но подвиги эти не являются охранителями от грехов мысленных или возбранителями их, то есть не сильны избавить нас от зависти, гнева и прочего.
А чистота сердца, то есть блюдение и охранение ума, прообразом которого служит Новый Завет, если соблюдается нами как должно, то все страсти и всякое зло отсекает от сердца и искореняет из него и вместо того вводит в него радость, благонадежие, сокрушение, плач, слезы, познание самих себя и грехов своих, памятование смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и божественное некое сердечное услаждение.
Как ходящему по земле невозможно не рассекать этого воздуха; так невозможно сердцу человеческому не быть непрестанно бориму от демонов или не подлежать тайным от них воздействиям, хотя бы кто и строго проходил телесные подвиги.
Горечью от яда худых помыслов исполняется сердце наше, когда, вознерадев по причине забвения, надолго отводимы бываем от внимания и молитвы Иисусовой. Но когда по любви к божественному, с крепким усердием, стройно начнем в нашем сердце, мастерской мысленной, совершать делание внимания и молитвы, оно опять исполняется сладости и чувствует блаженное некое радование. Тогда-то твердые полагаем мы намерения всегда ходить в безмолвии сердечном, и не ради чего другого, а ради ощущаемых от него в душе приятной сладости и отрадности.
Наука наук и искусство искусств есть умение управляться с злотворными помыслами. Самый лучший против них прием и самое надежное перехитрение их состоит в том, чтобы в Господе смотреть за появлением прилога их и мысль всегда хранить чистой, как храним око телесное, чтобы не приблизилось к нему что-либо могущее повредить его, и всячески стараясь не допускать до него даже малой соринки.
Как снег не породит пламени, вода не родит огня, терн – смокв, так сердце каждого человека не освободится от бесовских помыслов, слов и дел, если не очистит своего внутреннего, не сочетает трезвения с молитвой Иисусовой, не стяжет смирения и душевного безмолвия и не будет со всем усердием тещи, поспешая в предняя. Душа, себе не внимающая, неизбежно бывает бесплодна на благие и непорочные помышления, подобно бесплодному мулу; потому что в ней нет разумения духовной мудрости. Воистину, призывание имени Иисусова и упразднение страстных помыслов есть сладостное дело, водворяющее мир душевный.
Ум омрачается и становится бесплодным, когда монах или поговорит с кем о мирских вещах, или мысленно сам в себе поразглагольствует о них, или когда у него тело и с умом осуетятся и займутся чем-либо чувственным, или когда он вообще предается суетливости. Ибо в таком случае тотчас непосредственно затем теряет он теплоту, сокрушение, дерзновение к Богу и ведение (сознание порядка Божия и память о Боге; впадает в забвение о Боге и о порядках Божиих); так что сколько внимаем мы уму, столько и просвещаемся, и сколько не внимаем уму, столько и омрачаемся.