риобретение ею духовного опыта и ее духовный рост. В своем последнем письме он радуется благодатному состоянию ее души и преподает ей свои последние предостережения.
Все письмо ваше, – пишет он ей, – свидетельствует об обрадованном состоянии души вашей. Радуетесь милости Божией к вам, но вместе и страшитесь. Выходит, вы опытом изучили ту истину, что работать Господу подобает со страхом и радоваться Ему с трепетом. То и другое надо держать, и неразлучно, чтобы как радости не допустить до спустя рукава, так и страха – до подавления всякой отрады. Следует держать себя в крайнем благоговеинстве пред Богом, яко Отцем Многомилостивым и многопопечительным о нас, но вместе и строгим без малейшей поблажки. Страх, не ушло бы опять все, теперь у вас в порядке вещей. По его действию изъявляете желание и готовность на средства, как бы уберечь. Но не думаете ли вы сами – одни в этом успеть? За одно это думание может быть опять взято все. Напрягайтесь всячески уберечь; но самое убережение предайте в руки Господу. Не будете трудиться, – Господь не станет за вас беречь. Обопретесь надеждою на свои усилия и труды, – Господь отступит, как сочтенный вами ненужным, – и опять вас встретит та же беда. Трудитесь до упада, напрягайте силы до последней степени; но самого дела убережения все-таки ожидайте от Одного Господа. Ни того, ни другого не должно ослаблять, ни труда и усилия, ни упования на Единого Господа. Одно другое пусть подкрепляет – и из обоих сложится крепкая ограда. Господь всегда хочет нам всего самого спасительного и готов даровать нам его во всякое время, ожидает только нашей готовности или способности – принять. Почему вопрос: как умудриться, чтобы сохранить? – обращается в другой: как умудриться, чтобы содержать себя в готовности всегда принимать готовую внити в нас охранительную силу от Господа? А это как? Сознать себя пустою, ничего не содержащею, пустым сосудом; к сему присоединять сознание бессилия – самой наполнить пустоту сию, увенчать сие уверенностью, что сделать сие может только Господь, и не только может, но и хочет, и знает как; и затем, стоя умом в сердце, вопиять: имиже веси судьбами благоустрой мя, Господи, с непоколебимым упованием, что и благоустроит, не даст в смятение ног ваших. Вы в восхищении от возвратившегося утешительного благонастроения. Этому естественно быть. Но поостерегитесь при этом пускаться в мечтательные гадания. «А! Так вот оно! Вот оно в чем и как, а я не знала!» Это вражий помысл, оставляющий за собою пустоту или вводящий в нее. Все надо одно твердить: Слава Тебе, Господи! Прибавляя: Боже, милостив буди! Если остановитесь на таком помысле, то к нему тотчас приплетутся воспоминания, как трудились и бились, что делали и чего удалялись, при каких ваших положениях благонастроение показывалось и отходило, при каких осталось и установилось. И затем последует решение: так – я всегда так буду делать. И впадете вы в мечтательное самомнение, что наконец секрет духовного благонастроения открыт, – и в ваших руках. В следующей же молитве обличится вся лживость подобных мечтаний, – молитва будет пуста, не тверда и малоутешительна. Утешение будет только от воспоминания о предыдущем бодром состоянии, а не от обладания им. И придется вздохнуть и осудить себя. А если не умудрится на это душа, то лживое настроение продлится, и благодать опять отстранится. Ибо такое мечтательное настроение показывает, что душа опять оперлась на свои труды, а не на милость Божию. Благодать всегда благодать, и ни к какому труду не привязана. Кто привязывает ее к труду, тот за это самое может лишиться ее. Затвердите это хорошенько. Научительные отступления благодати направлены именно к тому, чтобы пособить затвердить сей спасительный урок.
Выше изображенную общую картину внутренней духовной молитвенной жизни делателя Иисусовой молитвы дополним отдельными подробностями из писем еп. Феофана к другим лицам.
Хорошо трудиться в молитве Иисусовой, – пишет епископ одному иноку, – но не нужно забывать, что дело не в словах и не в количестве молитв Иисусовых, а в навыке быть всегда в памяти Господа. Количество хорошо выдерживать, чтобы не разлениться, но главное, чтобы при сем мысли и чувства были святые. Плод молитвы – главный – не теплота и сладость, а страх Божий и сокрушение. Их постоянно надо возгревать, и с ними жить, и ими дышать.
Еп. Феофан Храните память Божию и память смертную. От них страх Божий будет в силе. От страха Божия – внимание к себе и всем делам своим, мыслям и чувствам. От сего трезвенная, благоговейная жизнь. От сея – страстей подавление. От сего – чистота. От чистоты – с Богом пребывание не мыслями только, но и чувством.
Молитва духовная не зависит от телесного какого-либо напряжения, как, например, натиска вниманием к сердцу или стеснения дыхания и подобное. Начинать ее надо поставлением себя в присутствие Господа и затем, предав себя всего Господу и одушевляясь верою и упованием, обращать к Нему молитву свою просто, по-детски. Чувства при сем, какие Бог пошлет, теми и довольствоваться. Дело духовное – не в восторгах: самое лучшее его проявление есть дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно.
Надо различать только чувства, в нрав входящие, и чувства мимолетные – пришли и ушли. Пока не умерщвлены вконец страсти, дурные мысли, чувства, движения и замышления не прекратятся. Умаляются по мере умаления страстей.
Источник их – страстная половина наша. Вот сюда все внимание и обратить надо. Есть одно воспитательное средство. Память о Господе непрестанная с молитвою к Нему. Старцы Божии умели этим отгонять все дурное и удерживать себя в добром строе. Навык молитве Иисусовой есть внешняя сторона того орудия. В существе это то же, что домоседство. Сознанием в сердце быть с Господом, призывание Которого прогоняет все дрянное. Прочитайте Исихия – о трезвении. Труд и постоянство в труде однообразном все преодолевает.
Молитва Иисусова, с верою в простоте сердца совершаемая, всегда душеспасительна. Вредным может оказаться художество (то есть искусственные приемы), какое с нею соединяют. От этого остерегать надо. Можно не вдруг на молитву эту налегать, а сначала всякий пусть навыкает молиться от сердца положенными молитвами и молитвами в церкви. Потом, когда начнет углубляться в молитву, можно предложить ему творить молитву Иисусову непрестанно, и при сем блюсти память Божию со страхом и благоговением, но прибавляйте, что дом молитвы – чистое сердце и совесть спокойная и ревнование о всякой добродетели и засеменении их в сердце.
То, чего должно искать в молитве, это есть водружение в сердце тихого, но теплого чувства к Богу неотходного: восторгов же и особенных движений не домогаться, а когда Бог пошлет особенные молитвенные чувства, благодарить за них, а не присвоять себе и не жалеть, когда отойдут, как бы о потере какой великой, и всегда от них смиренно нисходить к тихому чувству к Господу!
Вы думаете, что напрасно трудитесь над молитвою Иисусовою. Но не думаете ли вы, что в словах вся сила? Слова – пособие немощному уму, который неохотно стоит на одном месте и на одном предмете. А существо всего дела: умное стояние пред лицем Господа со страхом и трепетом непрестанное, неотходное, сопровождаемое теплотою сердца, стягивающее воедино все мысли и чувства и расположения. Облеките это стояние в форму слова, и будет: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго (грешную)!
Еп. Феофан Новоначальные должны помнить, что молитва без умного и сердечного обращения к Богу – не молитва. Молитву же пусть совершают сначала по молитвеннику, готовыми молитвами, чтобы усвоить себе и мысли, и чувства, и слова молитвенные. Когда учитель заметит, что они достаточно в этом успели, тогда пусть укажет им, как молиться не чужими, а своими словами, свои личные духовные потребности возносить молитвенно к Богу и молить Его быть милостивым к ним и помочь им. В это же время можно предлагать им молитву коротенькими молитовками из 24-х молитовок Златоуста или из псалмов и других молитв церковных. Наконец, можно им преподать урок и молитвы Иисусовой, не обставляя ее никакими внешними приемами и одно только внушая – износить сию молитву из сердца.
Если обращение ума и сердца к Богу есть молитва, то молитва составляет душу деятельной жизни в ее должном строе и направлении. Но молитва имеет и свою особую, исключительно ей принадлежащую часть в жизни, где она одна царствует. Это молитвенный подвиг. Начинается он усвоением чужих молитв, оставленных нам богомудрыми отцами: когда таким образом воспитается дух молитвенный, молитва начинает восходить на степень молитвы своеличной, где она проходит новые степени, из которых первая есть молитва умная, вторая – умно-сердечная, третья – духовная или созерцательная. Жизнь в Боге целая жизнь; она же и существо молитвы. Следовательно, правый путь восхождения по степеням молитвы есть правый путь восхождения к богообщению или, что то же, есть правый мистицизм. Уклонение от правого восхождения молитвы к совершенству есть вместе и уклонение в ложный мистицизм. Не трудно заметить место этому уклонению, или первую точку отправления в уклонение; это переход от словесной молитвы к молитве своеличной, иначе, переход от внешнего молитвословия к внутреннему, умному. Удалить от этой точки заблуждение будет значить удалить уклонение в ложный мистицизм. Уклонение в ложный мистицизм у отцов-подвижников трезвенных называется уклонением в прелесть. Мы видели эти уклонения от правоты на пути движения от вне внутрь (Симеона Нового Богослова «Три образа внимания и молитвы»). Одни застревают на воображении, другие останавливаются на умно-головном делании. Истинный шаг делают те, которые, минуя эти станции, проходят до сердца и укрываются в нем.