ста молитв потребно времени 30 минут или около получаса: некоторые подвижники нуждаются и еще в более продолжительном времени. Не произноси молитв спешно, одной немедленно за другой; делай после каждой молитвы краткий отдых и тем способствуй уму сосредоточиваться. Безостановочное произношение молитв рассеивает ум. Переводи дыхание с осторожностью: дыши тихо и медленно; этот прием охраняет от рассеянности. Окончив моление молитвою Иису совою, не вдавайся в помышления и мечтания пустые, обольстительные и обманчивые; но по направлению, полученному в молитвенном подвиге, проведи время до сна. Склоняясь ко сну, повторяй молитву; засыпай с нею. Приучи себя так, чтобы, проснувшись от сна, первою твоею мыслию, первым словом и делом была молитва Иисусова… Во время церковных служб полезно упражняться молитвою Иисусовою: она, удерживая ум от рассеянности, способствует ему внимать церковному пению и чтению. Постарайся столько приучиться к молитве Иисусовой, чтобы она сделалась твоею непрестанною молитвою, для чего она очень удобна по краткости своей и для чего неудобны продолжительные молитвы.
Как и все наставники молитвы Иисусовой, епископ Игнатий видит в ней одно из главнейших средств нашего спасения, насаждения в сердце нашем живой молитвенной памяти о Господе нашем Иисусе Христе, очищения и освящения сердца, как храма Божия и жертвенника, непрестанно возносимой в нем молитвой, охраняющей нас от всякой нечистоты и утверждающей в душе нашей мир, радость и духовную силу, и в подтверждение сказанного ссылается на свидетельство всей Церкви, рекомендующей упражнение Иисусовой молитвой всем христианам – не только монашествующим, но и мирянам.
Рассмотри все Священное Писание: увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила Его, спасительная для человеков. Рассмотри писания отцов: увидишь, что все они, без исключения, сове туют и заповедуют упражнение молитвою Иису совою, называют ее орудием, которого нет крепче ни на небе, ни на земле (Лествичник), называют ее бого данным неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний Богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим залогом достоверным (Каллист и Игнатий). Наконец, обратись к законоположению Православной Восточной Церкви: увидишь, что она для всех неграмотных чад своих, и монахов, и мирян установила заменять псалмопение и молитвословие на келейном правиле молитвою Иисусовою.
На указание, что «от упражнения Иисусовою молитвою всегда, или почти всегда, последует прелесть».
В усвоении себе такой мысли и в запрещении заниматься Иисусовою молитвою заключается страшное богохульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш Иисус Христос есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от Его Божества неограниченную, всесвятую силу спасать нас: как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться и действовать на погибель? Это – чуждо смысла. Это – нелепость горестная, богохульная, душе пагуб ная… Запрещающим молиться молитвою Иису совою можно отвечать словами апостолов Петра и Иоанна на подобное запрещение, сделанное иудейским Синедрионом: праведно ли есть пред Богом вас послушати паче, неже Бога, судите.
На замечание, что и святые отцы остерегают занимающихся Иисусовой молитвой от прелести.
Святые отцы остерегают от прелести и находящихся в послушании, и безмолвников, и постников – словом сказать, всякого, упражняющегося какой бы то ни было добродетелью… Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно усиленным телесным подвигом и пришедших от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их, гнев, гордость, лукавство, непокорство, получили необыкновенное развитие… Предостережения отцов основательны! Должно быть очень осмотрительным, должно очень охранять себя от самообольщения и прелести. В наше время, при совершенном оскудении Боговдохновенных наставников, нужна особенная осторожность, особенная бдительность над собою… Со страхом жительствуйте, – завещает апостол. В упражнении молитвою Иисусовою есть свое начало, своя постепенность, свой конец бесконечный. Необходимо начинать упражнение с начала, а не с середины и не с конца… В общежитиях Пахомия Великого, произведших возвышеннейших делателей умной молитвы, каждого вновь вступившего, во-первых, занимали телесными трудами под руководством старца в течение трех лет. Телесными трудами, частыми наставлениями старца, ежедневной исповедью внешней и внутренней деятельности, отсечением воли обуздывались страсти могущественно и быстро, доставлялась уму и сердцу значительная чистота. При упражнении в трудах преподавалось новоначальному соответствующее устроению его делание молитвы. По истечении трех лет требовалось от новоначальных изучение наизусть всего Евангелия и Псалтири, а от способных и всего Священного Писания, что необыкновенно развивает устную внимательную молитву. Уже после этого начиналось тайноучение умной молитве, объяснялось оно обильно и Новым и Ветхим Заветом. Таким образом подвизающиеся вводились в правильное понимание умной молитвы и в правильное упражнение ею. От прочности основания и от правильности в упражнении – дивным было преуспеяние.
Особенная осторожность в упражнении молитвой Иисусовой необходима в особенности людям, живущим в мирской обстановке, среди житейской суеты. Поясняя это, епископ Игнатий приводит свидетельство старца Паисия Величковского, который в письме к старцу Феодосию говорит, что не все писания отцов о молитве, доступные монахам, доступны и мирянам.
Отеческие книги, в особенности те из них, которые научают истинному послушанию, трезвению ума и безмолвию, вниманию и умной молитве, то есть той, которая совершается умом в сердце, исключительно приличествуют только одному монашескому чину, а не всем вообще православным христианам. Богоносные отцы, излагая учение об этой молитве, утверждают, что ее начало и непоколебимое основание есть истинное послушание, от которого рождается истинное смирение, а смирение хранит подвизающегося в молитве от всех прелестей, последующих самочинникам. Истинного монашеского послушания и совершенного во всем отсечения своих воли и разума отнюдь невозможно стяжать мирским людям. Как же возможно будет мирским людям без послушания, по самочинию, которому последует прелесть, понуждаться на столь страшное и ужасное дело, то есть на таковую молитву, без всякого наставления? Как им избежать многоразличных и многообразных прелестей вражиих, наводимых на эту молитву и ее делателей прековарно? Так страшна эта вещь – то есть молитва не просто умная (умственная), но действуемая художественно умом в сердце, – что и истинные послушники, не только отсекшие, но и совершенно умертвившие волю свою и рассуждение свое перед отцами своими, истинными и преискусными наставниками деланию этой молитвы, всегда находятся в страхе и трепете, боясь и трепеща, чтобы не пострадать в этой молитве от какой-нибудь прелести, хотя и хранит их всегда Бог за истинное их смирение, которое они стяжали благодатию Божиею при посредстве истинного послу шания своего. Тем более мирским людям, житель ствующим без послушания, если они от одного чтения таких книг понудятся на молитву, предстоит опасность впадения в какую-либо прелесть, приключающуюся начинающим самочинно подвиг этой молитвы. Эту молитву святые назвали художеством художеств: кто же может научиться ей без художника, то есть без искусного наставника?
О том, что художественно действуемая в сердце молитва, то есть при помощи указываемых отцами способов, требует наставника и без него может приводить к прелести, пишет и епископ Феофан, о чем мы уже упоминали в этой же беседе.
Тот образ молитвы, который прописан в Добротолюбии, надо проходить с наставником, знающим то дело, и на глазах его. А кто один возьмется за сие дело, по одному описанию его, тому не миновать прелести. Там описан только один внешний очерк дела, а что при этом добавляется старцем для восполнения внутреннего при сем строя, того не видно. Проходящий такое делание без руководителя присущего, естественно, и остается с одним внешним деланием, строго исполняет, что велено относительно положения тела, дыхания и смотрения в сердце. Как такого рода приемы естественно могут доводить до некоей степени сосредоточения внимания и теплоты, то он, не имея при себе верного определителя, который бы сказал ему, каково достоинство происходящего в нем изменения, – приходит к мысли, что это и есть то, чего он ищет, то есть что его осенила благодать, тогда как тут еще нет, и начинает мнить, что имеет благодать, не имея ее. Это и есть прелесть, которая затем покривит и все последующее течение его внутренней жизни. Вот почему ныне у старцев видим, что они советуют совсем не браться за такие приемы по причине опасности от них. Сами по себе они не могут дать ничего благодатного: ибо благодать ничем внешним не вяжется, а нисходит только на внутренний строй. Внутренний достодолжный строй и без них привлечет действо благодати. Этот строй есть – при молитве Иисусовой ходить в присутствии Божием, возгревать чувства благоговеинства и страха Божия, ни в чем себе не поблажать, всегда и во всем слушать свою совесть и блюсти ее незапятнанною и мирною, и всю жизнь свою – и внутреннюю, и внешнюю – предать в руки Божии. Из сих духовных стихий благодать Божия, в свое время пришедши, слив их воедино, возжигает огнь духовный в сердце, который и служит свидетелем присутствия благодати в сердце. Сим путем трудно попасть в мнение. Но и тут с руководителем лучше наличным, который бы видел лице и слышал голос. Ибо сии два открывают, что внутри.