Если устная молитва сама собою переходит в умную, то прекращать не нужно. Только все укоряй себя и не смущайся.
Очень ты меня утешила, что желаешь учиться молитве Иисусовой. Начинай с устной. А прежде всего, вместо фундамента, положи терпеть скорби. Тогда она скоро привьется.
Ноздренное дыхание впоследствии объясним. А пока вот немножко: ты дышишь чем? Ухом? Ведь ноздрями? Ну, вот тебе и все! Значит, соедини с дыханием молитву, как учит Лествичник, вот и ноздренное дыхание. А что дальше должно быть, дальше тебе покажется, а теперь и сего довольно.
Главное – держись Иисусовой молитвы, иногда устами, а иногда умом.
На этом мы заканчиваем ознакомление с наставлениями оптинских старцев и переходим к Валааму.
Иерей. Я слышал, отче, что между Оптиной пустынью и Валаамом существует какая-то духовная связь. Кто-то из оптинских старцев подвизался сначала на Валааме, а потом перешел в Оптину.
Инок. Да, связь, действительно, существует и не только между этими двумя обителями, но и между ними и Саровскою пустынью. Все они в своем духовном росте тесно переплетаются своими корнями. И Оптина пустынь, и Валаамский монастырь (последний в особенности) ведут свое происхождение со времен глубокой древности, но начало их духовного процветания относится к концу XVIII века, и связано у Валаама с Саровской пустынью, а у Валаама и Оптиной вместе с великим молдавским старцем схиархимандритом Нямецкого монастыря Паисием Величковским.
И Оптина и Валаам призваны к новой духовной жизни двумя знаменитыми архипастырями, сверстниками и сослуживцами: Оптина – митрополитом Московским Платоном; Валаам – митрополитом Петербургским Гавриилом, которые оба находились в непосредственных письменных сношениях со старцем Паисием. Для возрождения и устроения Оптиной пустыни был прислан инок Авраамий из Пешношского монастыря, где тогда настоятельствовал архимандрит Макарий, имевший личную переписку со старцем Паисием; а для восстановления и возрождения Валаама почти в те же самые годы был вызван из Сарова старец Назарий. И как Авраамий положил в Оптиной пустыни твердое основание ее дальнейшего преуспеяния, так и Назарий дал Валаамской обители твердое духовное направление.
В начале XIX века на Валааме поселились ученики старца Паисия – Клеопа и Феодор со своим учеником Леонидом. От них пошло на Валааме старчество и духовное делание по заветам старца Паисия через их учеников – Евфимия и других; а Леонид, переселившись в Оптину, положил там начало оптинскому старчеству. Вот как переплелись более ста лет тому назад духовные нити, связывающие три знаменитых обители – Саров, Валаам и Оптину.
Духовное влияние питомца Саровской обители, а также и суровая, северная природа Валаама, островное его положение и отрезанность от остального мира содействовали развитию в нем сурового подвижничества, и его не напрасно называли и называют Русским Афоном. На его островах процвели все виды монашеского жительства. На Валааме был известен тяжкий подвиг пустынножительства и отшельничества; среди лесов и скал, на отдельных островах монахи несли труды постничества, молчальничества и др.; многие шли и средним путем скитского жительства, под сенью небольших деревянных и каменных благолепных храмов, воздвигнутых в разных местах Валаамского архипелага, и, наконец, огромное общежительное братство находилось на главном острове.
Нужно, однако, сказать, что на Валааме, при всей суровости внешнего подвижничества, создавшего его славу в православном мире, не было оставлено без внимания и внутреннее духовное делание, прочное основание которому было положено старцем Назарием. Проживавшие на Валааме, в Большом скиту, ученики старца Паисия, несмотря на кратковременность своего пребывания в обители, также оставили свой след и имели учеников. Делание Иисусовой молитвы изучение аскетических писаний святых отцов, келейные выписки из их творений – никогда не прекращались на Валааме. В огромной библиотеке Валаамского монастыря имеется большой рукописный отдел, состоящий из дневников и келейных выписок из святоотеческих книг, оставшихся после скончавшихся Валаамских иноков. Этот материал еще не достаточно изучен.
Было на Валааме всегда и старчество, хотя и в ином виде, чем в Оптиной пустыни. Из Валаамских подвижников, делателей Иисусовой молитвы и старцев я хочу остановить ваше внимание лишь на старце-слепце схимонахе Агапии потому, что о нем у меня имеется больше письменных сведений, чем о других. Около него группировался кружок делателей Иисусовой молитвы. Между ним, епископом Феофаном Затворником и духовником Гефсиманского скита при Троице-Сергиевой Лавре, а впоследствии игуменом Зосимовой пустыни Германом шла оживленная переписка о делании Иисусовой молитвы. Это дает возможность точно изложить наставления старца Агапия об Иисусовой молитве и об умном делании. Отличительными чертами его наставлений являются простота и сердечная умиленность. Прежде всего приведу составленную им и его сотрудниками записку: «О молитве Иисусовой, словесно, умно и сердечно совершаемой», просмотренную и исправленную епископом Феофаном, что придает ей особенное значение.
1. Об устной. В сокращенном виде она говорится так: Господи, помилуй; Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешнаго; а в полном – так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго. Вначале она произносится большей частью принужденно и неохотно, но по мере упражнения и себя к ней принуждения, если только есть решительное намерение посредством молитвы, с помощью Божией благодати, умалить всесторонние страсти, она от частого в ней упражнения, по мере умаления страстей, время от времени будет делаться легче, приятнее и желательнее. При устной молитве всевозможно должно стараться держать разум в словах молитвы, говорить неспешно, все внимание сосредоточивать в мыслях, выражаемых словами, а когда ум будет увлекаться в посторонние помыслы, без смущения опять вводить его в слова молитвы.
Нерассеянность уму дается не скоро, и не тогда, как захотим, а когда смиримся и когда Бог благоволит. Сей Божий дар временем не определяется, ниже количеством молитв, а сердечным смирением и Христовой благодатью и всегдашним себя к ней принуждением. Из устной внимательной молитвы бывает переход к молитве умной, которая называется так тогда, когда одним умом к Богу устремляемся или зрим Бога.
2. Об умной молитве. При умной молитве необходимо должно держать внимание в сердце пред Господом. По мере нашего усердия и смиренного тщания в молитве дарует Бог первое дарование уму нашему – собранность и сосредоточенность в молитве. Когда внимание ко Господу делается неотходным, то оно есть внимание благодатное; а наше собственное внимание всегда бывает принужденное. От такой умной молитвы бывает переход к сердечной внутренней молитве, если только есть опытный учитель, очень удобный и свободный. Когда чувствами сердца с Богом бываем, а любовь к Богу сердце исполняет, тогда такая молитва носит название сердечной.
3. О молитве внутренней сердечной. В Евангелии изречено: аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой. Если применить эти слова к делу молитвы, то они будут означать следующее: кто хочет законно подвизаться в молитвенном подвиге, пусть прежде отвергнется своей воли и собственных разумений, а потом понесет крест, то есть труд тот душевный и телесный, который неизбежен при этом подвиге. Предав себя всецело неусыпному попечению Божию, надо смиренно и благодушно переносить этот труд ради истинного блага, которое даруется усердному молитвеннику от Бога в свое ему время, когда Бог Своею благодатью положит пределы нашему уму и уставит его неподвижно с памятью Божией в сердце. Когда подобное стояние ума сделается как нечто естественное и постоянное, оно носит у отцов название соединение ума с сердцем; при таком устроении уму уже не бывает желания быть вне сердца; напротив того, если по каким-либо обстоятельствам или многою беседою удержан будет он вне сердечного внимания, то у него бывает неудержимое желание опять возвратиться внутрь себя с какой-то духовной жаждой и с новым усердием опять заняться созиданием своего внутреннего дома. При таком сердечном устроении у человека из головы переходит все внутрь сердца, и тогда как бы некий умный свет озаряет всю его внутренность и чего он ни делает, ни говорит, ни помышляет, – все делается с полным сознанием и вниманием.
Он может ясно видеть тогда, какие приходят к нему помыслы, намерения и желания, и охотно понуждает ум, сердце и волю на послушание Христово, на исполнение всякой Божией и отеческой заповеди; всякое же уклонение от них заглаждается чувством сердечного покаяния и сокрушения с непритворным жалением и с приболезненным смиренным припаданием к Богу, прося и ожидая свыше помощи к своей немощи. И Бог, смотря на такое его смирение, не лишает его своей благо дати.
Привожу выдержки из писем о. Агапия к отцу иеромонаху Герману о молитвенном делании, написанных с чрезвычайною простотою и сердечною теплотою.
Милость Божия буди с вами, Боголюбнейший наш батюшка, отец Герман! Мы все, ваши духовные друзья, усердно, умно-сердечно издалека вам кланяемся и смиренно просим земным поклонением вашего отеческого благословения и святых молитв, и при помощи Божией за предстательство Богородицы желаем вам от Господа Бога временного и вечного блага, яже к животу и благочестию и к преуспеянию христианского совершенства… Об рукописи вашего старца особенного вам сообщить нечего… в ней вредного и опасного нет, а все изложено от опыта и простоты. Только насчет келейного правила он пишет несогласно с разумом св. отцов и говорит: «Для чего давать правило?.. писано бо есть: