— Мне кажется, ты не понимаешь сути вопроса, — сказала «балерина».
— Да, не понимаю, — ответила я. — Почему кто-то другой, кроме Бога, должен засвидетельствовать слова умирающего?
— Дело не в этом, — возразила «балерина». — Его мозг был мертв.
Мое сердце бешено забилось. Я так резко опустила тарелку на кофейный столик, что две дольки дыни выкатились в центр столешницы, словно выпученные глазные яблоки. Вилки женщин замерли в воздухе. Кэти схватила меня за руку.
— Вы утверждаете, что Бог не может общаться с людьми, которые находятся в коме? — спросила я.
По комнате прокатилась волна встревоженного шепота. Я стряхнула руку Кэти и с отвращением осмотрела женщин. Мой взгляд скользнул по кофейному столику, и я заметила, что цветы в стеклянной вазе были искусственными — сделанными из шелка и пластика.
— В Библии об этом ничего не говорится, — сказала «балерина», завершая наш спор.
— Вы утверждаете, что Бог может делать только то, что напечатано в Библии? — спросила я.
Неожиданный всплеск силы заставил меня выпрямить спину.
— А я верю, что Бог свободен от любых ограничений!
Кэти едва дышала от страха и растерянности.
— Бог может делать все, что угодно! — сказала рыжеволосая женщина. — Он все знает и все видит.
Непонятный жар опалил мои виски. Я встала, и, увидев это, Кэти испуганно всхлипнула.
— Вы понятия не имеете, на что похожа смерть! Вы не знаете, каково это — идти на небеса или погружаться в бездну ада. Так почему вам кажется, что вы можете судить об этом?
У всех женщин отвисли челюсти. Я взглянула на стакан с лимонадом, который держала в руке. Мне захотелось швырнуть его на пол. И рыжеволосая женщина решила, что я брошу его. Она подняла руку, защищая лицо. Но я поставила стакан рядом с дынными «глазками» — причем так небрежно, что часть жидкости выплеснулась на стол.
— Может, вам не нужно демонстрировать свое невежество? — продолжила я. — Просто признайте, что вы не знаете, куда ушел ее отец.
Затем я снова принюхалась к сладкому запаху. Это были гардении. Аромат не исходил от букета искусственных цветов, и он не имел отношения к Кэти. Однако я чувствовала этот запах в машине Дэна. Им пропиталась его рубашка. Значит, источником аромата была одна из участниц религиозной группы. Женщина, которая терлась об одежду Дэна, ездила вместе с ним на пассажирском сиденье и пристегивалась его ремнем безопасности.
— Господь говорит с нами через тексты Библии, — дрожащим голосом протрещала «балерина».
— Он говорит и со мной, — ответила я.
Мои мышцы горели огнем. Я должна была что-то сделать.
— И сейчас Бог сказал мне, что кто-то из присутствующих в этой комнате замешан в адюльтере.
Я осмотрела женщин, надеясь выявить любовницу Дэна — хотя бы по виноватому выражению лица. К сожалению, все они были шокированы моими словами.
— Одна из вас занимается сексом с чужим мужем. Как насчет этой темы для дискуссии?
Я смахнула пальцы Кэти с моей юбки и выбежала из дома. Сначала я бодро зашагала по тротуару, но затем вспомнила о своей клятве проявлять доброту к матери Дженни. Смутившись и вернувшись к машине, я подождала ее в темноте. Вскоре Кэти вышла ко мне.
— Завтра я отведу тебя к врачу, — задыхаясь от гнева, сказала она.
Ее руки так сильно дрожали, что перед тем, как завести машину, она дважды роняла ключи. Я сидела на пассажирском сиденье в трех футах от нее, но она казалась очень далекой.
Что в словах «балерины» так рассердило меня? Она заявила, что мужчина, который не воззвал к Богу перед смертью, отправился в бездну ада. Никто из моих хозяев не обращался вслух к Богу в последние мгновения жизни, однако я была уверена, что они возносились на небо. С другой стороны, я взывала к Господу бесчисленное количество раз. И все без толку. Возможно, здесь, как в магических заклинаниях, требовалась особая точность и знание правильных слов.
— Господи, — закрыв глаза и сжав руки, прошептала я. — Войди в мое сердце.
Голос, который я услышала, не был Божьим. До меня донесся детский плач — не визг новорожденного, а рыдания напуганного двухлетнего ребенка. Я узнала этот голос. Мне показалось, что в ответ я сказала какую-то фразу. Передо мной по темным ступеням лилась вода. Грязная жижа. И откуда-то сверху доносились ужасные звуки разрушения. Я услышала свирепый вой. Во рту ощущался вкус металла. На моих коленях сидела маленькая девочка. Она цеплялась крохотными пальцами за мой мокрый фартук.
Отдаленный собачий лай превратился в гудки машины. Струя воды плеснула в закрытое окно, и капли потекли по обивке двери. Я плакала и кашляла, сжимая в руке стакан. Наша машина остановилась посреди улицы. Кэти выкрикивала имя Дженни и натягивала ремень безопасности, стараясь прижать меня к сиденью. Я почувствовала боль в ладони — в костяшках пальцев, которыми ударила по стеклу. Несколько машин гудели клаксонами. Я посмотрела на Кэти и увидела, что другой рукой она пыталась набрать номер Дэна. Мне пришлось накрыть ладонью ее маленький мобильный телефон:
— Я в порядке. Успокойся.
Она открыла рот и с ужасом взглянула на меня. Мне было холодно. Я обняла себя за плечи:
— Пойду, пройдусь.
— Что?
Когда я начала выходить из машины, она рванулась за мной. Распылитель воды на ближней лужайке обрызгал меня. Я захлопнула дверь и зашагала по тротуару — дрожавшая от холода, мокрая и несчастная. Мне было все равно, куда идти. Я услышала, как машина начала издавать мелодичные сигналы. Кэти открыла водительскую дверь:
— Дженнифер Энн! Немедленно вернись!
Она пошла за мной на небольшом расстоянии. Почувствовав внезапную злость, я повернулась к ней:
— Кэти, ты не понимаешь, что делаешь.
Она помахала рукой, извиняясь перед водителем гудевшего грузовика. Ее автомобиль был припаркован на правой полосе дороги.
— Милая, прекрати свои капризы и вернись в машину.
Кэти пыталась выглядеть сердитой, но страх кружил ее в водовороте паники. Рука, сжимавшая мобильный телефон, дрожала. Она боялась приблизиться ко мне и шла на расстоянии гроба.
— Ты разрушила жизнь своей дочери, — сказала я. — Она убежала от тебя, потому что ей было легче отправиться в лимб, чем остаться жить с тобой.
— О чем ты, дорогая? Ты говоришь, как сумасшедшая.
— Она всего лишь хотела выразить свои чувства. Дженни сделала несколько снимков, а вы с Дэном…
— Так это из-за фотоаппарата?
— Послушай!
Я метнулась к ней, желая дать пощечину. Она почувствовала это и, запаниковав, снова начала набирать номер мужа. Телефон упал на тротуар и разлетелся на куски. Я стояла прямо перед ней, но она по-прежнему не смела прикасаться ко мне.
— Поначалу Дженни подчинялась тебе. Она произносила молитвы, постилась и переписывала части Писания. Твоя дочь старалась угодить тебе. Но ты продолжала давить на нее, и она, не выдержав, ушла.
Кэти опустилась на колени, собирая куски телефона:
— Кто ушла? Куда ушла?
— Я тоже пыталась подстроиться под ваш семейный уклад.
Встав на колени рядом с ней, я сжала ее руку в своих ладонях. Что-то в этом было неправильно. Прикоснувшись к ее горячей коже, я вспомнила, как плакала в ногах моей первой хозяйки. А теперь передо мной рыдала Кэти.
— Я больше не могу оставаться с тобой. И я не знаю, как выйти из этого тела.
— Дженни! Ты делаешь мне больно.
Слезы капали с ее подбородка.
— Дженни больше нет!
Я выпустила ее руку. Как только последняя фраза сорвалась с моих губ, я поверила сказанному. Дженни никогда не вернется. Я попала в западню ее тела. Я навсегда останусь прикованной к ее жизни. Мне хотелось, чтобы Кэти обняла меня и согрела. Но объятий не было. Машины гудели клаксонами. Кэти поднялась на ноги. Я стояла на коленях и плакала, закрыв лицо руками. Когда она заговорила с кем-то, я посмотрела на нее. Рядом с нами остановился синий фургон. Кэти попросила у водителя телефон. Наверное, она хотела позвонить в полицию. Я представила на миг, что меня увезут в участок и посадят в одну камеру с Джеймсом. Но потом мне подумалось, что для такой ситуации больше подходила психиатрическая клиника.
— Не звони. Я уже иду к машине.
Кэти оглянулась — бледная, с черными пятнами расплывшейся туши. Она вернула водителю телефон, и фургон уехал. На другой стороне улицы кто-то вышел на освещенное крыльцо. Две проезжавшие машины сбавили скорость. Их пассажиры с интересом наблюдали за происходившей драмой: напуганная мать и ее безумная дочь, рыдая, шли по тротуару. Во дворе следующего дома залаяла собака.
К тому времени, когда я подошла к машине, разбрызгиватель на лужайке уже отключился. Кэти следовала за мной на расстоянии трех шагов. Я села на заднее сиденье. Весь остаток пути мы провели в молчании, хотя мать Дженни, склонившись к рулю, постоянно шептала себе что-то под нос.
Когда мы свернули на подъездную дорожку, Дэн грузил в свой мини-вэн какие-то вещи. Он захлопнул дверь и, скрестив руки, повернулся к нам.
— Иди в спальню, — сказала мне Кэти.
Ее колени все еще дрожали.
Я вошла в комнату Дженни и села на кровать. Одежда, которую я использовала для хитрости с покрывалом, была аккуратно собрана рядом с подушкой. Если бы Митч узнал, что Билли убежал, он в ярости разбросал бы вещи по полу. Кэти поступила иначе. Она аккуратно сложила свитера и застегнула пуговицы блузок.
Через стену я слышала нараставшие и затихавшие всплески встревоженных голосов. Когда Кэти наконец вошла в спальню, на ее лице застыла напряженная гримаса. Глядя в пол, она велела мне пройти в Молитвенный угол. Дэн стоял около трех стульев. Кэти попросила меня занять свое место. Они оба не стали садиться. Дневник и Библия исчезли.
— Мы боимся за тебя, — сказал Дэн. — Ты лжешь нам и унижаешь мать перед ее подругами. А теперь еще и эта сцена на улице.
— У нее был приступ безумия, — добавила мать Дженни.
Я сожалела, что напугала ее так сильно. На коленях Кэти остались царапины.