Было еще рано, и в это время немногие заведения на Дюваль-стрит были открыты, кроме аптек, кофеен и интернет-кафе. Но Дэвид знал, что кафе-мороженое вот-вот откроется, и это мог быть наилучший момент для разговора с Дэнни.
Дойдя до кафе, Дэвид увидел Дэнни, протирающего одну из машин для взбивания молока. Он постучал по стеклу витрины. Дэнни посмотрел на него, и широкая улыбка осветила его лицо. Он поспешил к двери. Дэвид услышал щелканье замков, и дверь открылась.
— Дэвид Беккет! Я слышал, что ты вернулся в город. Чертовски рад тебя видеть! — воскликнул Дэнни. Его энтузиазм казался искренним — он обнял Дэвида и шагнул назад. — Черт побери, приятель, ты выглядишь превосходно!
Дэнни всегда был худым. Длинные каштановые волосы с косичкой на затылке начинали понемногу седеть, на лице по-прежнему виднелись шрамики — следы детских проказ, карие глаза неизменно оставались теплыми. Он умел ладить с людьми, рассказывая им разные истории, и был отличным экскурсоводом много лет назад, когда работал в музее. Дэвида интересовало, не нарушили ли музейные события и жизнь Дэнни.
— Спасибо, Дэнни, — сказал он. — Как поживаешь?
Дэнни пожал плечами и вытер руки о белый фартук, повязанный поверх джинсов и майки.
— Не могу жаловаться. Все больше писем о том, какой я великолепный специалист по призракам во время туров на уик-энды, а кроме того, я могу есть мороженое сколько угодно. Я вижу закат каждый вечер, а между пальцами ног у меня песок и соленая вода. — Он нахмурился. — Ходит слух, что ты отказался продать музей Кейти О’Хара. Это правда?
Дэвид кивнул:
— Очень сожалею, Дэнни.
— Твой музей — твое право.
— Это не совсем мой музей. У меня основная доля, но мой дед сделал меня и Лиама душеприказчиками со стояния. Мы должны обо всем советоваться, и я только что не согласился снова открывать заведение.
— Я тебя понимаю, приятель.
— Мне жаль, Дэнни. Ты был здесь лучшим гидом.
— Не жалей, Дэвид. Я просто живу и получаю то, что делает меня счастливым, — заверил его Дэнни. — Хотя Кейти хорошо бы вела дело. Она отличная бизнесвумен. Но ты знаешь ее, верно?
— Она была ребенком, когда я уехал.
— Мы все были моложе, когда ты уехал. А где ты был? Говорят, ты стал знаменитым фотографом. Фото журналистом.
— Не уверен, что я знаменит. Но на житье не жалуюсь, — сказал Дэвид.
— Жаль, что ты пропустил похороны Крейга.
— Я видел его живым. Он всегда был моей опорой.
— Ты был на его могиле?
— Еще нет.
Дэнни явно не одобрял это, но промолчал.
— Как долго ты планируешь оставаться здесь? — спросил он.
— Я еще не уверен. У меня нет планов на ближайшее будущее. Посмотрим. Расскажи, как ты поживаешь, Дэнни.
— Я? Прекрасно. Мне многого не нужно. Только чтобы жить и получать удовольствие.
— Ты так и не женился? Есть какая-нибудь особенная девушка?
Дэнни засмеялся:
— Ну, я знаю нескольких особенных девушек, которые мне нравятся и с которыми я встречаюсь. Но они не из тех, кого можно привести домой, к маме, если ты понимаешь, о чем я. Я ищу развлечений, а они — несколько баксов. Так что не жалей меня. Я счастливый человек.
— Рад это слышать.
Дэнни задумчиво посмотрел на него:
— Так чем ты занят?
— Улаживаю дела.
— Конечно. У меня есть один интересный тур по призракам в субботу вечером. Ты должен прийти. Я в отличной форме.
— Может быть, и приду.
Дэнни снова заколебался.
— Знаешь, теперь во время экскурсий обычно упоминают Таню. Говорят, что она призрак и посещает здание музея.
— И ты тоже это рассказываешь? — спросил Дэвид.
— Приходится, — вздохнул Дэнни.
— Если ты проводишь тур по призракам, то это хорошая история, так что ты не виноват, — заверил его Дэвид.
Дэнни смущенно огляделся вокруг.
— Хочешь мороженого?
Дэвид покачал головой:
— Нет, спасибо, Дэнни. Как ты пересказываешь эту историю в своих турах?
Дэнни внезапно побледнел:
— Я… я…
— Ты говоришь, что меня подозревали, верно?
— Нет-нет, ничего подобного. — Он явно лгал, но по доброте душевной.
— Помнишь, что произошло в действительности? — допытывался Дэвид.
— Что значит: в действительности? Я не работал в тот день. Ты заменял меня.
— Да, помню. Но что помнишь ты?
— Очень мало.
— Что ты делал в ночь убийства, свой выходной день?
Дэнни немного подумал.
— Выпил несколько порций в одном из заведений на Дюваль. Сходил на Мэллори-сквер, потом пошел домой. На следующее утро я проснулся, когда услышал сирены — тогда я жил в квартире на Элизабет-стрит. Я вышел на улицу, увидел копов и машину скорой помощи у музея и поспешил туда.
— Ты видел Таню тем вечером? — спросил Дэвид.
— Нет… да! Рано — около пяти. Я видел ее в одном из баров и поговорил с ней. Я слышал, что она уезжает из города и что вы вроде бы разорвали помолвку. Она сказала, что должна повидать нескольких человек этим вечером, что поедет в Майами и вылетит оттуда завтра.
— Значит, в пять. Где?
Дэнни покачал головой:
— Думаю… да, я шел по южной стороне Дюваль. Это могло быть даже заведение дяди Кейти.
— Спасибо, Дэнни, — поблагодарил Дэвид. — Ты тогда рассказал об этом копам?
— Да, а что?
— Ее убийцу так и не поймали.
— Верно.
— Ну, рад был тебя видеть.
— Взаимно. Ты правда не хочешь мороженого?
— Нет, спасибо, — снова сказал Дэвид.
Он помахал рукой Дэнни и вышел.
Пять часов. Если Дэнни не лгал, Таня заходила в заведение О’Хара в пять часов того субботнего вечера, когда ее убили.
И Дэнни больше не видел ее.
Важно, если это правда. Если он не скрывает что-то ради себя или кого-то еще.
Дэнни видел Таню в пять. В течение следующих часов ее убили, а после — видимо, после полуночи, когда музей был закрыт, — ее перенесли на место Элены де Ойос.
Дэвид вернулся для первой экскурсии на следующее утро.
А что, если Таню положили там, чтобы именно он нашел ее?
Ответ на этот вопрос мог быть ответом на загадку убийства.
— Людей не всегда находят на кладбище, — сказал Бартоломью. — Ну, большинство людей. Ведь мы двигаемся с места на место и остаемся неизменными только в памяти тех, кто любил или ненавидел нас. Конечно, иногда находишь людей, околачивающихся вокруг кладбища, но… Например, почему я остаюсь здесь? Думаю, из-за тебя. Но я отвлекся. Ты не найдешь Крейга Беккета на этом кладбище. Он был хорошим человеком, и его совесть чиста. Он передвигается.
— Я знаю, что его нет на кладбище, — сказала Кейти.
— Тогда… почему мы здесь? — спросил Бартоломью.
— Ты не должен здесь находиться.
— Да, не должен. Но ты изменил благоразумию, которым тебя наделили при рождении. Поэтому я чувствую, что мой крест — следовать за тобой.
— Я не твой крест и веду себя благоразумно, — возразила Кейти. — Сейчас день. На кладбище полно туристов.
— Но почему мы здесь?
— Конечно, я не предполагаю, что душа Крейга Беккета должна находиться в его изношенном и набальзамированном теле. Мне тут просто нравится. Здесь красиво и можно спокойно подумать, при условии, если другие люди — живые или мертвые — не припирают меня к стенке.
— О чем тебе нужно подумать? — осведомился Бартоломью.
— О Крейге. Я просто хочу вспомнить его. Могу я рассчитывать на почтительное молчание?
Кладбище Ки-Уэст находилось на возвышенности в центре острова. В 1846 году мощный ураган вызвал большие волны, смыло несколько старых могил, тела плыли по Дюваль-стрит. После этого выбрали место повыше. Многие могилы располагались в земле, но куда больше было надземных. Причудливые сооружения наполняли кладбище вместе с более типичными гробницами типа мавзолеев.
Установили, что на кладбище Ки-Уэст похоронена треть людей, когда-либо живших на острове.
Кейти любила кладбище. Оно само по себе походило на остров, исторический и эксцентричный, полный старого и нового. Здесь были похоронены солдаты Гражданской войны, здесь находился памятник погибшим на борту «Мейна», а также множество могил с любопытными надписями. Кейти особенно нравилась надпись: «Я говорил тебе, что я болен!»
Крейг Беккет покоился в семейном мавзолее, который находился здесь с тех пор, как большинство умерших жителей острова перенесли сюда. Одна из самых красивых скульптур ангела стояла на крыше мавзолея, и туристы часто ее фотографировали. Когда семейство Беккет купило этот участок, стоимость была минимальной. Теперь такое сооружение обошлось бы в сотни тысяч долларов.
— Вот она! — внезапно воскликнул Бартоломью.
— Кто? Где? — спросила Кейти.
— Леди в Белом. Там, где самые старые могилы.
Бартоломью был прав. Она стояла над одной из могил, опустив голову и сложив руки.
— Я собираюсь поговорить с ней, — заявил Бартоломью.
— Не думаю, что она захочет говорить, — отозвалась Кейти. — Ты должен подождать.
Но Бартоломью не хотел ждать. Он отошел от Кейти и быстро направился к красивой призрачной фигуре в длинном развевающемся белом платье. Когда он приблизился, она повернулась, увидела его и исчезла.
Кейти покачала головой. Взаимоотношения были трудны даже для призраков. Быть может, особенно для призраков.
Послышался смех. Мимо проходила группа туристов, только что посетивших монумент выжившим на «Мейне» — бронзового матроса, который смотрел поверх могил его спутников, окружала железная ограда.
Теперь они собирались сфотографировать гробницу Беккетов с ее чудесным ангелом. Кейти решила ускользнуть.
Она отошла к участку, где мавзолеи стояли в несколько рядов, и остановилась там, где ее было невозможно увидеть. Группа выглядела довольной, и Кейти знала, что людям нравится посещать старые кладбища. Так как всем предстояло умереть, прогулка по кладбищу казалась естественной. Но сегодня по какой-то причине смех раздражал ее.
Бартоломью оставался у старых могил. Он опустился на одно колено, и Кейти подумала, что призрак пытается разобрать надпись на надгробье.