– Покладистость?! – опешила я.
– Ну да. До некоторой степени, – вскинул брови Ловчий.
– Полынь, ты меня прости, конечно, но я бы поставила тебя на последнее место по покладистости из всех, кого я знаю! – искренне возмутилась я. – Уверена, весь департамент горячо бы меня поддержал в этом утверждении. Да и среди Ходящих ты явно не самый милый кадр: то бунтовать откажешься, то в Ловчие уйдешь, то госпожу Тишь из тюрьмы выдернешь генеральским желанием[8]. Как твои бывшие коллеги тебя еще не угрохали за все эти звездные инициативы? Хотя, погоди, они же пытались… Причем вместе со мной, – припомнила я, укоряюще поглядев на напарника.
Он рассмеялся.
– Ладно, убедила. – Полыни надоело держаться за руки, и вместо этого он просто привалился ко мне плечом: дерево лоори такое вполне устраивало. – Будем считать, моя репутация в порядке, и никто не заподозрит меня в прогибании под систему.
– Будто тебя когда-то волновала твоя репутация!
– Скажем так: я предпочитаю, чтобы она была умеренно ужасной. Это выгодно для работы, малек.
Я смирилась с тем, что буду мальком еще очень долго.
Шли минуты, сложившиеся в полчаса. В три четверти часа. В час.
Мы продолжали сидеть в густой листве. Я читала крохотную книжечку стихов, вытащенную из кармана. Полынь кое-как вытянулся вдоль мощной ветки лоори и уснул, положив голову мне на колени. На спящей жертве мох Зеленого Охотника стал расти быстрее, безжалостно расцвечивая и острые скулы, и высокий лоб. Заметив это, я растормошила напарника, пощекотав его сорванным листочком по шее.
– Что тебе, чудовище? – почти не размыкая губ, пробормотал Полынь.
– Тут такое дело… Так получилось, что я подслушала в ведомстве один разговор. Между Улиусом и Авеном. О тебе.
Поскольку я сделала паузу, Ловчий перевернулся на спину и чуть двинул бровью, требуя продолжения.
– Они обсуждали то, что хотели дать тебе право набрать свою команду, чтобы заниматься делами эффективнее, а ты отказался, и…
– Это они попросили тебя поговорить со мной?
Полынь так резко перебил меня и одновременно сел и по-допросному схватил меня за подбородок – то ли чтобы не нарушить завет Рощи Любовников, то ли чтобы пристально заглянуть в лицо, а скорее всего, и то и другое сразу, что я сначала запнулась, а потом обиделась.
– Ты вот так, с ходу готов меня во враги записать? – горько бросила я.
Он поморщился. Рука стыдливо уползла с подбородка.
– Конечно, нет. Но все же: это они попросили?
– Нет. Я же говорю: я подслушала.
– Каков шанс инсценировки? – цепко прищурился Полынь.
Я вспомнила сцену с летающим листочком и отрицательно покачала головой:
– Крайне маленький! Не помню, чтобы Улиус прежде стремился в комедианты… Полынь. Ты расскажешь мне обо всем этом? Они действительно предлагают тебе просто набрать свою команду? Если да, почему ты отказываешься?
Полынь метким щелчком сбил незваного мотылька с капюшона моей летяги. Подумал немного.
– Моя причина для отказа от должности настолько идиотская, что я просто не хочу ее обсуждать, – наконец покачал головой он.
– Боишься, что я не пойму?
– Нет. Не люблю тратить время на чушь.
– Ты самокритичен.
– Скорее, честен.
Вдруг боххшо, стоявший впритык к нашему дереву, резко дернулся. Потом недовольно загудел, от этого низкого звука задрожала листва. Мы с Полынью застыли: я на всякий случай потянулась за пузырьком с хранительской кровью, Ловчий сложил пальцы в подготовительную маг-позицию. Гул усилился, вызывая ветер, листва полетела прочь…
– Прах, нас сейчас нечему будет прятать! – сглотнула я.
Но, к счастью, время Зеленого Охотника вышло. Он стал уменьшаться, втягивались рога и руки, и не прошло и минуты, как под деревом лежал безмятежный мшистый валун. Весьма, скажу вам, симпатичный! Отличное место для пикника, еще один плюс к туристическим достоинствам Рощи Любовников.
Полынь, несмотря на все свое спокойствие, выдохнул с заметным облегчением, когда травянистые всполохи сети слетели с его лица, а мох с одежды и кожи рассеялся.
Разминая затекшие конечности, мы по очереди слезли с дерева и по своим же следам отправились обратно.
Когда мы вернулись в ведомство, оно уже полнилось жизнью.
По главному холлу хаотично метались Ловчие, Ищейки, Говоруны и Указующие. Над головой носились ташени. Бумажные птички, даром что неживые, а тоже попались на удочку весеннего обострения: они выписывали мертвые петли вокруг ведомственных мостиков, нежно курлыкали и пытались заигрывать с совами, которых некоторые сотрудники используют «шика ради». Совы косились на волшебных птах с неудовольствием, а если ташени перебарщивали с непрошеным вниманием – то наподдавали им когтистой лапкой.
Хлопали полотнища гербов в высоте; светлой палитрой горел витраж во всю стену; мерно качался золотой маятник с гравировкой в виде символа Иноземного ведомства – полуразвернутого свитка и розы ветров.
Мы с Полынью дошли до тридцать второго кабинета. Ловчий повернул ключ в замке и замер, подозрительно прислушиваясь.
– Что такое? – Я подалась вперед.
По ту сторону двери слышался нестройный бубнеж десятков говорящих писем… Глаза у Полыни полезли на лоб. Он рывком отворил дверь. По всему кабинету порхали дорогие королевские ташени. Все они вещали одновременно, создавая жуткую какофонию.
– Уже скучаю по тишине рощи… – пробормотала я.
Полынь шикнул на меня, пытаясь разобрать отдельные фразы:
– «Господину Полыни из Дома Внемлющих…»
– «От Ее Величества Аутурни из Дома Ищущих…»
– «Полынь! Почему вы не отвечаете?»
– «Это безобразие, ведь я вас наняла…»
– «Полынь! Вам меня совсем не жалко?»
– «Я боюсь! Преступник расхаживает по дворцу!»
– «Зал Совета осквернили! А мои покои так близко! В нашем королевстве кто-то ведет обратный отсчет, вы знали?!»
Услышав последнюю реплику, Полынь мгновенно сбросил с себя оцепенение, шагнул в кабинет, поймал кремовую ташени и технично вскрыл ее, подцепив ногтем.
– Впервые за полгода я не рад, что запретил королеве посылать мне письма куда-либо, кроме как в этот кабинет, – пробормотал куратор, читая текст записки.
Свободной рукой он сплел фигуру отменяющего заклятия – и все остальные птички, мгновенно умолкнув, шуршащим дождем осыпались на пол, и без того усеянный бумагами вместо ковра.
– Так! Кажется, мы опоздали с визитом к дворцовым колдунам. Так что теперь едем прямиком к ее величеству, – Полынь развернул меня и чуть ли не пинками выставил обратно в коридор.
– Но я не хочу к королеве… – заныла я. – Королева меня не любит…
– Ничего, зато я тебя… – Полынь задумался, чем бы меня соблазнить: – Кофе напою по дороге! Двигай-двигай, не стой.
9. И эти гобелены, и глаза зеленые…
Меняйся раньше, чем жизнь заставит тебя это сделать. Опережай судьбу – и преуспеешь.
Мы с Полынью мчались сквозь стройные холлы дворца.
Лес беломраморных колонн стремился вверх, притягивая взоры. Ему вторили пики гвардейцев, узкие кипарисы в кадках и столбы с королевским штандартом. Не архитектура, а полный триумф вертикальности, который мы низвергали своей возмутительно-горизонтальной беготней.
Нас притормаживал только этикет: со всеми встречными приходилось раскланиваться. Полынь отвешивал поклоны так резко, что казалось – бьется в приступе трясухи. Я, как могла, задерживалась: щедро сыпала велеречивыми приветствиями, комплиментами и прочими глупостями, столь важными во дворце. Хотя почему глупостями? Взрослея, понимаешь: даже формальная улыбка куда лучше искренней морды кирпичом.
Согласно многочисленным ташени от королевы нам надлежало прибыть в Зал Совета. Именно его «осквернил» преступник – что бы это ни значило в нежных устах ее величества.
– Знаешь, о чем я думаю?.. – Полынь скакал по пологим дворцовым лестницам, задрав подол хламиды аж до коленок.
– О том, что здесь не хватает лифтов? – простонала я.
Дворец у нас высокий, и бегать по нему – не самое изысканное удовольствие. Впрочем, даже советники как-то справляются – значит, и мы сможем!
– О том, что во время праздника основная часть охраны была оттянута в Западный корпус, чтобы обеспечить безопасность гостей. А в выходные Зал Совета пустует. Вероятно, преступник побывал здесь именно в ту ночь. Просто обнаружили это только сегодня.
Наконец мы оказались на верхнем этаже дворцового комплекса.
Здесь были лишь холл, уставленный величественными скульптурами королей древности, выход на балкон, густо усаженный папоротниками и плющами, лестница и, собственно, Зал Совета – законодательная святая святых Шолоха.
Именно в нем дважды в месяц собираются для обсуждения важнейших вопросов король, королева и главы десяти ведомств… В смысле, уже девяти ведомств (никак не привыкну к тому, что Ходящих понизили до «обычного» департамента)[9].
Внешне Зал Совета резко отличается от сливочно-зефирной пастилы остального дворца: он очень темный и красный – будто глухо бьющееся сердце внутри воздушного белого человечка. По форме зал шестиугольный, его купольный потолок похож на ночное небо с золотыми звездами, а стены разрисованы и украшены гобеленами со сценами охоты: грациозные дамы и господа на единорогах несутся опасной вереницей сквозь чащу – за таинственным белым зверем, чей оскал до странности напоминает улыбку Анте Давьера.
В Зале Совета множество тайников: говорят, в них спрятаны изумруды, драгоценности, свитки с позабытыми заклинаниями и даже один легендарный меч времен Срединного государства. Впрочем, как выяснилось на практике, последний слух – правда! Лиссай привел меня в Зал Совета как-то осенью и показал колонну, в которой таится этот клинок.