– Ты полагаешь, кровь Рэндома отправляет выпившего ее не туда, куда он планирует попасть, а туда, где о нем думают? – Стражница тыльной стороной ладони потерла лоб.
– Ага, – закивала я. – Такой божественный аналог икоты. Слегка радикальный, правда… А заодно – довод в пользу того, что молитвы все-таки работают, – во всяком случае, по отношению к телепату Рэндому.
– Молитвы – это ты загнула, конечно.
Потом Кадия отжала в ведро последнюю тряпку – интересно, зачем она вообще их столько притащила? Думала, в таких количествах они сами с лестницей справятся? – и протянула:
– Как ты считаешь, а работники хейлондской гостиницы расскажут Анте Давьеру о твоем визите? Или решат, что слуга-мышь головой поехал? И… чего это Анте вообще о тебе думал, а? – Мчащаяся ревниво сощурилась.
Я развела руками.
Мы переместились на кухню. Я вытащила из шкафа ароматную смесь из луговых трав и васильков, налила воды в толстобокий глиняный чайничек, разожгла миниатюрную жаровню. Кадия разрезала лимонный пирог, а потом оседлала стул и подперла щеку кулаком:
– Жаль, что мне Рэндом сегодня удачи не отсыпал.
– В смысле?
Кадия не ответила. Когда я удивленно обернулась – где твоя реплика, эй? – чайник чуть не выпал из моих рук…
Подруга молча и очень демонстративно обнажила левое предплечье. Привычной татуировки Стража на коже не было. Только розоватое воспаленное пятно.
Я поперхнулась. Потом открыла и закрыла рот. Снова открыла. Немая сцена.
С ума сойти. Еще полчаса назад я думала, что если Кадия выходила из дома, то это хороший знак. Но если она выходила, чтобы сделать санацию…
– Я теперь безработна, Тинави, – выдержав необходимую паузу, сказала Кадия. – И знаменита. И даже бездомна. Леди-из-Чрева – так меня зовут.
Я наконец заставила свои несчастные голосовые связки включиться:
– Итак, тебя все-таки узнали в ту ночь…
Мысль о том, что мы с Мелисандром идиоты и нам надо было все-таки что-то сделать тогда, пусть даже глупое – или хотя бы заставить Кадию поутру встать и решать проблемы, а не валяться страдальческой кучкой, – развернулась в моем мозгу сигнальной сиреной паники.
– Да, узнали, но это не принесло бы вреда, если бы я сама туда не явилась. – Лицо у Кадии стало жестким, как гипсовая маска. – Я проснулась сегодня утром и пошла в «Полет бражника». Хотела потолковать с барменом, извиниться, узнать, что и как. Прихожу – а там стражники, представляешь? Спрашивают, почему трактир разгромлен, что было причиной драки… И бармен им рассказывает обо мне: мол, госпожа Кадия из Дома Мчащихся устроила грязное шоу… Я так опешила, что стояла в дверях и пошевелиться не могла. Стражники говорят: да как ты смеешь, олух, клеветать на дочь Балатона! А «олух» им в ответ: да вот же она, смотрите! Все как по учебнику: преступник всегда возвращается на место преступления! И они, как в страшном сне, поворачиваются ко мне, и… Знаешь, я вроде никогда не была дурой, но мне так тошно стало, что, когда они спросили – это правда? – я сказала: да…
Кад в ярости стукнула кулаком по столу. Стол, справедливо считавший, что он ни при чем, обиженно всхлипнул.
– А потом все завертелось… Разговор со стражниками… Разговор с отцом… Оказалось, что решения об увольнении принимаются наверху еще быстрее, чем решения о найме. К закату я была уже без татуировки. Родители выгнали меня из дома – и поэтому, будь добра, не открывай дверь в свою кладовку, а то тебя придавит саквояжами. Плюс какая-то вшивая газетенка умудрилась пронюхать о скандале, так что, возвращаясь сюда, я наткнулась на это.
И Кадия, уже поднявшаяся и теперь мрачно ходившая вокруг стола (стол скрипел и боялся), выхватила откуда-то с подоконника дурацкую дешевую газетку и бросила в меня.
Кад была очень, очень зла. Две статьи я увидела на передовице: про Культ Жаркого Пламени, ставший проводить свои ритуалы чаще по случаю теплых ночей, и про Мчащуюся – названную, как она и сказала, «Леди-из-Чрева»…
– Вот прах. Но все наладится. Мы что-нибудь обязательно придумаем, – протянула я, прикидывая, безопасно ли дать ей чашку чая или она метнет ее мне в голову, успокоившись этим, а вовсе не цветочным сбором.
– Что, например?! – рявкнула Кад.
На кухне началась экстренная миграция перепуганных ею существ. Слетели птицы с деревянного карниза. Паучок под потолком срочно сворачивал паутину. Даже мотылек, бившийся в мерцающий аквариум с осомой, замер и пешком, чтобы не спалили, ушел куда-то к полкам с целебными травами.
– Тинави, один такой провал перекрывает все предыдущие достижения. Это правило карьерной лестницы, – прорычала Кадия.
– Так и одно достижение перекрывает провалы – правило общественной памяти! – возразила я. – Давай придумаем тебе какой-нибудь подвиг? В следующий раз появишься в газетах уже в ипостаси героини, они себе все локти искусают и мгновенно – слышишь, мгновенно! – начнут тебя восхвалять. Так и отмывают репутации, разве нет?
– Чтобы отмыть такое, мне надо спасти самого короля как минимум!
– И спасешь! – уверенно заявила я. – Хочешь, я на него нападу, а ты спасешь? Мне не впервой, а моя репутация во дворце все равно давно уже разорвана в клочья: терять-то нечего!
Кадия зашипела, как форменная гадюка. Ярость, боль, стыд, разочарование, горечь – все это смешалось в ней и теперь, как лавина, ширилось и катилось, вскрывая все больше и больше душевных ран. Но Кадия сегодня выбирала не плакать, а злиться из-за своего проигрыша.
Я уж решила, она меня сейчас грохнет. Сыграю в громоотвод, что называется. Полягу на поле битвы, зато спасу остальной город, ага.
Но нет. Подруга, подумав, не стала выплескивать все это наружу и просто вновь тяжело опустилась на стул.
– Мне конец, – глухо сказала она.
Меня так и подмывало снова начать возражать, успокаивать, предлагать варианты – развести, в общем, бурную деятельность, направленную на то, чтобы как можно скорее нивелировать последствия катастрофы.
Но я вдруг вспомнила – слегка запоздало, признаем, – одно правило, которое мне не очень-то дается по жизни. Оно гласит: когда тебе плохо, важно, чтобы сначала кто-то просто разделил с тобой твои эмоции. Не пытался сразу же вытащить тебя на солнечный свет, отряхнуть и пнуть в сторону новых успехов, а спустился к тебе и вместе с тобой погрустил во тьме. Позлился. Поплакал. Повспоминал.
Именно это называется поддержкой.
Так что, заткнув свою жажду Немедленного Урегулирования обратно, я просто села рядом с Кадией и обняла ее.
Мне кажется, что я все продолбала. Мне плохо.
Я понимаю. Не бойся. Я с тобой.
Уже когда Кадия успокоилась, я покачала головой:
– Это точно не конец. Скорее – поворотный момент. Конфликт. Кризис. Что угодно – но только не конец, поверь уж моим познаниям в драматургии.
– Тогда, по законам жанра, дальше должно стать лучше. Ну, при условии, что я главная героиня. И все это – не трагическая пьеса, – усмехнулась подруга.
– Еще чего! Никаких трагедий. А главные герои мы все – в своих жизнях – как же иначе? В общем, держи чай. Заткни одну ноздрю, а через вторую сделай сто вдохов-выдохов. Когда закончишь – будем обсуждать твой сюжет.
– Зачем затыкать ноздрю?
– Помогает снять стресс. Серьезно.
Пока Кадия послушно дышала, я отправила филина к Полыни: рассказала ему, что и как, и передала «приглашение» на работу от Селии.
«Отлично, тогда встретимся уже в полдень, – прилетел от него ответ. – Но если я узнаю, что этой ночью мой город разгромило нечто синеглазое и обладающее удивительной силой, хохочущее и однозначно чокнутое, хлещущее пузырек за пузырьком и щерящееся окровавленными зубами, я сразу пойму, кого утром тащить в тюрьму. Хороших снов, малек».
Улыбка расползлась у меня до ушей.
«Хороших снов, Полынь».
Булькал чайник с отваром из васильков, наполнялись и пустели чашки. Тихо тикали часы в коридоре; будто песня, лилась по небу весенняя луна. Мы с Кадией говорили, и разговор постепенно смягчался. Боль, замаскированная под гнев, уходила на кошачьих лапках, высоко и гордо задрав хвост, иногда разворачиваясь с неприятным пронзительным мявом, но в целом уже согласившись погулять где-то в других местах…
Надеюсь, не где-то там, где вдохновленный Мелисандр Кес ищет информацию о колдуне-альбиносе.
И не там, где Лиссай, сидя в белых покоях, обдумывает план захвата иных миров.
И не там, где Дахху, склонившись над пергаментами, пытается состыковать нестыкуемое в биографии госпожи Марцелы.
И точно не там, где Полынь напряженно смотрит на дверь, ведущую в покои лесной королевы. Вдруг, как в книге ужасов, повернется золоченая ручка?..
А после кухонных посиделок Кадия с такой беспечной уверенностью пошла в мою комнату, что я решила: ну ладно! И сама опять безропотно отправилась спать в библиотеку на второй этаж. Вернется Мелисандр – нам явно надо будет что-то придумывать! Жребий? Розыгрыш постелей в карты? Занимание кроватей наперегонки?..
Разберемся!
Спокойной ночи.
19. Дахху-Из-«Вострушки»
Многие жители Лесного королевства, в силу большой продолжительности жизни, воспринимают романтические отношения, брак и семьи не совсем так, как некоторые другие народы Лайонассы.
Утро мое началось с Полыни.
А точнее – с еще одной ташени от Ловчего, стремительно влетевшей в окно ванной комнаты, где я распевала песни, отплясывая под душем. Птица так самоотверженно бросилась под шальные струи воды, что я еле успела поймать ее, пока записку не прибило к полу. До полудня еще было время, поэтому я испугалась: неужели кто-то и впрямь учинил в Шолохе беспредел, заставив Внемлющего подумать на меня?..
Но записка лишь гласила:
«Тинави, приезжай во дворец так быстро, как сможешь. А лучше даже Прыгни. Кое-что произошло»
От текста так и шпарило обжигающим напряжением.