Полынь ждал меня у дворцового пруда.
Ловчий стоял на мостках и кормил желтобрюхих карпов. Рыбы неловко сталкивались боками, как будто все еще подмороженные после зимы. Представляю их чувства! Полтора месяца – зима у нас короткая – они торчали подо льдом, не видя ни света, ни звезд через толщу белесых кристаллов; никакой тебе нормальной еды, скучно, тоскливо; все сбились в пугливую группу на дне и напряженно ждут… Потом, ура, потолок начал таять, скалываться толстыми пластами (весна в Шолох приходит гамбитом: за неделю совершает победный рывок в двадцать градусов, расплачиваясь кем? Правильно, горожанами с мигренью).
И вот уже карпы высылают разведчика – что там, на планете постапокалипсиса? – потом подтягиваются сами, заслышав восхищенное «буль-буль». И оказывается, что мир вовне – странное дело! – такой же, как был до Ледовой Вечности.
Те же ивы зеленятся, пританцовывая на берегу; те же белые башни посверкивают в лучах солнца, тянутся к облакам; тот же лохматый, увешанный браслетами и бусами мужчина смотрит на рыб с усмешкой и, приложив палец к губам – это будет наш секрет, – скармливает им превосходнейший лавандовый эклер.
Главарь карпов крутит блескучим хвостом и оборачивается к стае:
– Кажется, в их мире не случилось ничего серьезного. Кажется, они не пережили того, что пережили мы. Мы должны поведать им о Ледовой Вечности. Отец моего отца говорил, что это не впервые. Давайте предупредим их. Но сначала покушаем.
И карпы, чавкая, едят эклер…
И когда по воде бежит круг от последней сахарной фиалки и Полынь отворачивается, отряхивая руки от крошек, жители пруда беззвучно распахивают рты ему вслед:
– Эй! Погоди! Мы хотим предупредить тебя, человече! Холод придет в твой дом!
Но Полынь уже не видит… Он смотрит на меня, на свои часы и снова на меня, а потом одобрительно кивает, звеня колокольчиками.
– Привет, малек! Отлично, я успею Показать тебе все воочию. Дуй за мной.
– А что случилось-то? Это связано с Вирами?
– Нет. Просто очередная – и на удивление неожиданная – неприятность в нашу весеннюю коллекцию. Судьба не сбавляет оборотов, да? Интересничает, кокетка! В общем, нам надо срочно помочь одному человеку.
И мы – заинтригованная я и деловой он – несемся ко дворцу.
Вскоре мы вновь оказались в его комнате.
Полынь уверенно направился к дальней двери, возле которой сейчас не обнаружилось ни табуретки, ни охранных амулетов. Так-так! Подозрительно. Смутило меня и кое-что другое…
– Хей, Полынь! Но ведь в королевские покои нельзя заходить без прямого приглашения!
– Что за щепетильность? – усмехнулся напарник.
– Не щепетильность, а плачевный опыт. И вообще, вероломство этикета в том, что изначально его якобы деликатные заветы решали, будешь ты жить или умрешь. Например, гость, пришедший на бал, чокался с хозяином затем, чтобы плеснуть ему в бокал своего вина и тем самым убедиться, что оно не отравлено, – проворчала я. – А вторжение в монаршьи спальни – и сегодня плохая идея, уж я-то знаю…
– Местную защиту сделал я, сейчас сниму. Что же касается бала, Тинави, то если хозяин достаточно хладнокровен, он прилюдно выпьет яд, а потом сходит за противоядием.
Полынь сплел пальцы магической вязью, пропел заговор и распахнул дверь в спальню королевы.
На нас тотчас плеснуло ароматом апельсина и розовых бутонов. Свет наискось пролился в комнату Ловчего в помпезном жесте благословения. Он затопил бюро с бумагами, заставил мумию вспыхнуть белым цветом на давно пожелтевших бинтах и отразился от шелковых переливов шали, которой я замотала свои мокрые волосы на манер тюрбана.
Спальня ее величества Аутурни была очень красивой.
Кровать пряталась в декоративном гроте со сверкающими камнями так, что, засыпая, королева смотрела на мириады бриллиантовых звезд. Вдоль стен росли причудливые растения: нежные лианы, цветы с перистыми листьями, похожие на птиц; папоротники, прячущие драгоценности соцветий. Водопадом скатываясь с камней, по всей спальне – от кровати и до окна – бежал ручеек.
– Королева любит природу, – пояснил Полынь. – Она из Дома Парящих, это у нее в крови. Госпожа Марцела из Лесного ведомства регулярно занимается с ней, хм, садоводством.
– Так, – напряглась я. – Марцела, значит. Человек, которому надо помочь, – это не Дахху, случайно?
– Дахху! – подтвердил напарник. – Ведь именно его убийство мне заказали сегодня утром.
Я так и села там же, где стояла. Хорошо, что подвернулся диван, обитый лимонным атласом. От ткани сильно пахло апельсином и мятой, и томная смесь этих двух запахов – типично Полыньего и типично королевского – вызвала у меня некоторые подозрения о том, что еще могло тут происходить, кроме заказа на убийство…
– Поясни-ка? – сглотнула я.
Напарник плюхнулся посреди спальни на пол и приглашающим жестом похлопал по ковру. Он поелозил, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. Потом снова открыл – но это уже не были глаза Полыни. Это были две черные лужи, два портала, ведущих в прошлое. Куратор поднял магические часы, болтавшиеся на цепочке, и провернул минутную стрелку назад. Когда Полынь со свистом втянул теплый воздух, а прозрачные волоски на его запястьях встали дыбом, я села рядом и взяла Ловчего за руку.
Мир тотчас захлебнулся светом.
Ее величество Аутурни – свежа и хороша, как лимонад под ярким зонтиком в июньской тени, – стояла над цветущим папоротником у окна. Возле нее, опустившись на колени у цветка, изучая стебли, сидела статная дама в зеленых брюках и замшевой рубашке, перехваченной широким ремнем. Перед ней полукругом были разложены магические садовые инструменты.
– Это Марцела, – на всякий случай пояснил мне Полынь. Мы с ним были единственными тусклыми пятнами в ожившей картине прошлого; все остальное сияло и переливалось сочными красками, будто в первый день существования вселенной…
Дама на коленях цокнула языком:
– В общем, Турни, если вы хотите, чтобы этот папоротник цвел до лета, нужно купить подкормку блайза на Сумеречном рынке.
– Хорошо, – рассеянно согласилась королева.
Она смотрела не на Марцелу, а на трюмо рядом, в котором отражался Полынь. Куратор, позевывающий поутру, тщательно выплетал колдовские узоры вдоль противоположной стены покоев. Если бы он обернулся, то обязательно оценил бы, какие красивые у королевы пальцы, когда она поправляет локоны высокой прически, выгодно обнажающей изящную шею.
Но он не оборачивался.
Пока Марцела собирала инструменты, королева сморщила носик и пропела:
– Как там охранные сети, господин Полынь?
Внемлющий сделал финальный пасс руками. По всей комнате вспыхнули медовые соты щита – и медленно погасли, теперь невидимые.
Ловчий удовлетворенно кивнул:
– Готовы. Но учтите: я сделал именно так, как вы просили. Если террористы сюда заявятся – у вас будут трупы на ковре. Без возможности оправдания.
– Вот и прекрасно, – королева фыркнула. – Я обороне предпочитаю нападение; долой условности! Только отринув их, можно получить то, что хочешь.
Когда Полынь вышел из комнаты[14], королева похвасталась перед Марцелой:
– Так хорошо, когда есть кто-то, кто готов за тебя убить! Приятно для самооценки и полезно в быту.
– Пожалуй… – согласилась госпожа Парящая.
Она уже собрала свой чемоданчик и захлопнула его, потом окинула взором остаточные всполохи щитов. Во взгляде Марцелы мягкость, присущая Шептунам, смешивалась с жесткостью – отличительной чертой управленцев.
– Это был мальчик Сайнора? – невзначай спросила дама.
– Это был мой мальчик, – с нажимом поправила Аутурни. – Мой личный Ходящий.
– Что ж, полезно иметь такого человека. Мне тоже стоило побеспокоиться о своей безопасности. Но теперь уже поздно. Что горевать… – Марцела тяжело вздохнула и потерла нос костяшками пальцев.
Костяшки эти у нее были как у дриады – шишковатые, торчащие, чуть темнее кожи.
– Марцела? У вас что-то случилось? – удивилась королева.
– Да, – признала та. – Но этот вопрос слишком грязен, я не хочу пачкать им вас. Вы все равно не сможете мне помочь… Ведь здесь бы потребовалось настоящее нападение. Прямое. Такое, каким не можем обременить себя ни вы, ни я, ни его величество или кто-либо еще нашего уровня.
– Вы можете открыться мне, Марцела.
– Зачем, ваше величество? Я только расстрою вас. Моя беда – это мрак, нашедший на все королевство, но никто не хочет развеять его.
– Я не боюсь печалей. Присядем.
Призрачные видения двух дам величаво перетекли на желтый диванчик, пройдя насквозь нас с куратором. Марцела отказалась от эклеров, предложенных королевой, и протянула:
– Турни, как вы думаете, людей надо судить по сумме их добрых поступков или по сумме плохих?
– О, тут все просто! Когда оцениваешь чужаков – суди по плохим, чтобы не расслаблялись. Себя оценивай по добрым: ведь каждому с собою долго жить; не стоит портить отношения.
– Вероятно, для того негодяя, что угрожает мне, весь мир – чужбина. Он газетчик. И он готовится линчевать меня, милая Турни.
– Марцела! Неужели вы, с вашей властью, испугались прессы? – Королева от неожиданности рассмеялась.
– Не всей прессы, лишь одного бандита. Того, кто только прикрывается своей газетой, а на деле – опаснейший человек в королевстве. – Марцела закинула ногу на ногу и угрюмо побарабанила пальцами по колену. – Дахху-Из-«Вострушки» – настоящий демон во плоти. Он родом из пропасти преисподней и с удовольствием утягивает туда других. Нет другого человека, принесшего столице столько бед.
Я поперхнулась. Кажется, даже крохотный муравьишка, проползавший мимо – незваный гость мшистого ковра, – навострил усики. Про нашего ли Дахху говорят?
– Слушай-слушай, – усмехнулся Полынь.