Я, уже нащупывавшая в кармане летяги какой-нибудь снаряд поувесистей, смущенно достала пустую руку. И впрямь.
Гонка продолжалась до самой Морской площади. Там мы потеряли Гординиуса. Он на ходу накинул капюшон черной мантии, скрывая от прохожих свою необычную внешность, и очень ловко растворился среди так некстати митингующих кентавров. Те столпились перед приземистым зданием Гильдии Перевозчиков и шумно требовали бесплатной весенней переподковки. В руках кентавры сжимали, собственно, подковы. Это явно было не только символом, но и оружием.
Мы с друзьями переглянулись.
– А где ты видела Гординиуса? – Кадия с размаху плюхнулась на бортик фонтана и умылась ледяной водой из него. Волосы подруги стояли дыбом после пробежки.
– В Терновом замке. Это приют на болотах.
– Странно, – нахмурилась Кад.
– Ничего странного, – вдруг возразил Дахху, севший прямо так на мостовую. Осевший, точнее. – Гординиус там вырос, это его дом.
– Что?! – мы изумленно к нему повернулись. – Откуда ты знаешь?!
– Он говорил мне.
– А нам почему не говорил?
– Как и Гординиус, я сирота. – Дахху пожал плечами: – Мне он мог довериться. А вам… Не знаю. Зачем говорить двум красивым девушкам, что ты вырос в неблагополучном детском доме? Если есть шанс показаться лучше, чем ты есть, такие, как Горди, его не упускают.
– Ой, деточки! Вы чего такие запыхавшиеся? – вдруг окликнула нас госпожа Пиония из-за своей чайной телеги аккурат по другую сторону фонтана. – Идите-ка сюда!
– Прах, – выругалась я.
Из-за Ноа мне не хотелось встречаться с Пионией. Однако старушка отнюдь не считала меня виноватой в том, что ее сыну прилетело пульсаром в плечо.
– Тинави, спасибо, что спасла моего мальчика! Поймаешь преступника – цены тебе не будет! Ты ведь поймаешь?
Я только крякнула, получив эту благодарность-обязательство.
– Чувствуешь, как на шее затягивается петля? – сочувственно усмехнулась Кадия.
– Знаете, – я вздохнула, – давайте разбираться со всем этим бедламом по очереди. Сегодняшний день посвящен Марцеле. – Я помахала выкраденной диссертацией. – Пойдем к Полыни, прочитаем при нем. А то он убьет меня, если мы сами раскроем тайну.
Солнце уже миновало верхушку неба – всю в серых хохолках облаков, бывших резервуарах дождя, – и медленно, обреченно стало заваливаться к западу, когда мы с ребятами, голова к голове, раскрыли магистерскую диссертацию Марцелы.
Мы увидели ее заглавие – красивую южную вязь на плотном картоне, и в пещере воцарилась долгая тишина.
«ДЕРЕВЬЯ ИНГРАСИЛЬ – ПУСТЫННЫЕ МАСТЕРА ТРАНСФОРМАЦИИ.
ПРАВДА ИЛИ ЛОЖЬ?»
Под титулом – небрежно шлепнутая башенная печать в виде семиконечной звезды: «Отозвано». И к корешку пришито объяснение: «Во время командировки Марцела из Дома Парящих не смогла собрать необходимые для исследования экземпляры. По ее просьбе диссертация отозвана от защиты».
– Вы думаете о том же, о чем и я? – тихо спросил Дахху, листая подшитые в папку страницы исследования.
Там были карты Пустыни Тысячи Бед с отмеченными на них крестиками – местами предположительного произрастания инграсилей. Были изображения дерева – один в один как рисунок на нашем гербе; точь-в-точь как живое древо в Зале Совета – то, что под стеклянным куполом. Были строчки из старых сказок: «Дерево инграсиль ест путников, подобравшихся слишком близко, и забирает их память, чувства и лицо. Время спустя дерево обретает прежнюю форму. Так, на человечьих ногах, инграсили бродят по пустыням».
– Сколько лет живут эти деревья? – задумался Полынь, вертя между пальцами свой значок Ловчего. По его ребру тянулась гирлянда из белоснежных цветов инграсиля – тот элемент шолоховского герба, что присутствует на всех ведомственных удостоверениях.
Я окончательно растерзала папку с документами и огласила ответ:
– Несколько веков наберется.
– Это жесть, – сказала Кадия. – Это просто жесть. Еще одна сказка на мою голову. Я бы не поверила, но не нам с вами брезговать невозможным. Что, все эти годы в Шолохе живет долбаное дерево на ролях советника? Как, блин, это вообще произошло?
Я развела руками:
– Видимо, Марцела все-таки нашла экспериментальный образец, но он… съел ее. Ученые – они такие. Забив на безопасность, суются в самое пекло ради открытий.
Полынь поддержал мою теорию:
– Дереву повезло, что Марцела – мастер трансформаций. Видимо, инграсиль нашел в ее памяти сведения об экстракте туманной лани – и стал активно пользоваться этой уловкой.
– А как же еда?.. – протянула Кадия и тотчас сама себе ответила: – А, стоп, это же дерево. Им только чистая вода и нужна, получается.
– И с мотивом все понятно, – пробормотал Полынь.
Мы солидарно кивнули. С мотивом действительно было понятно.
Ведь все мы хотим жить…
Жить вечно.
И – расти в своем бытие. Созидать. Оставлять следы. Менять этот мир и знать: мы не растратили силы впустую.
Дерево ты или человек – никто не хочет просто коптить небо. Какая там цель у Отца, существует ли некий божественный план – этого мы не знаем, но сделать максимум возможного надеется каждый. Даже те, кто стесняется в этом признаться.
Я представила себе дерево инграсиль, вдруг получившее живое тело. И узнавшее, что теперь оно может покинуть пустыню. Голую, безжизненную, всю в сухих сколах прошлого. И более того – оно может добраться до леса… Настоящего, лучшего в мире Леса – где листья сыплются раскладами гадальных карт; где весна длится так чарующе долго; где можно подружиться с крустами и уговорить хищные цветы перевозить госслужащих по рекам – за небольшую плату…
Да. Инграсиль, я думаю, от души служил королевству. В благодарность за жизнь. И потому что мог. И… это ведь так интересно.
Всем нам важно обрести смысл. Убедиться: проблеск нашей искры, мелькнувший из темноты в темноту, стал толчком для чего-то иного.
Все мы хотим победить смерть. А ради этого – парадокс – можно и убить…
– Что ж, прекрасно. – Полынь встал, еще раз скользнул взглядом по черновикам магистерской и кивнул: – Знание чужой тайны подобно антикварному кинжалу. Его можно обменять на что-то, как драгоценность. Или же им можно угрожать как оружием. Завтра утром я поговорю с госпожой Марцелой, и, уверен, мы найдем решение.
– А если ты не прав и Марцеле ничего не надо? И шантажа она не испугается? – Кадия нахмурилась.
– В худшем случае я приглашу госпожу Парящую отобедать с королевой, – твердо сказал куратор. – И накормлю ее насильно.
Никогда еще обещание еды не было столь опасным.
21. Никому не говори
Люди вокруг – как книги, открытые в середине. Ничего не понятно, толкуй как хочешь, но готовься к несостыковкам.
– Она хочет стать человеком.
– Что?
– Марцела назвала цену: она хочет стать человеком. Навсегда.
Резкий хлопок подытожил слова Полыни. Это с грохотом, едва не оттяпав Ловчему пальцы, закрылась за ним дверь в пещеру – по воле безумного ветра, неожиданно разыгравшегося в столице еще вчера вечером и до сих пор не утихшего.
Ветер был столь яростным, что по всему Шолоху ломались и гнулись деревья, а иногда раздавались страшные железные удары – сносило то ли решетки набережных, то ли флюгера домов.
Из-за ветра мы все так и остались ночевать в пещере, а утром Полынь и Дахху вдвоем отправились к колдунье, готовые получить по голове не только от нее, но и, скажем, от падающих фонарей.
– Стать человеком!.. – проворчала Кадия. – Что, есть и такая опция? Дахху, где у тебя календарь? Я напишу там «День Сказок» напротив сегодняшней даты!
Дахху надуло в глаза, и они, пугающе красные, делали его похожим на опасного психа.
– Как сказала Марцела, – друг вздохнул, – вселенная самим фактом своей безграничности аннулирует понятие невозможного. Любое «не могу» – это только вопрос желания.
Полынь плюхнулся на пол рядом со мной. Волосы куратора, собранные в огромный пучок, растрепались и торчали по сторонам цветными веревочками, конвульсивно позвякивая при каждом его движении. Хламида и мантия пахли холодом. Только берестяной стаканчик с кофе в руках Ловчего был горяч и недвижим. Кажется, для этого Полынь его и взял. Для стабильности.
Ловчий пальцем провел по ободку стаканчика:
– Да уж, у госпожи Парящей губа не дура. А еще – Марцела не боялась, что Дахху узнает ее тайну. Она рассчитывала на это.
– С чего бы это? – хором протянули мы с Кадией.
– Марцелу впечатлило наше прошлогоднее возвращение от драконов. Всех в столице тогда интересовал исключительно Лиссай и сам дракон, но госпожа Парящая разглядела массовку – то есть нас. И пометила – «могут пригодиться». А потом терпеливо ждала удобного случая. Каковым и стал момент, когда Дахху начал под нее «копать». А еще большей удачей оказалось то, что я – «пес» королевы. Благодаря этому Марцела смогла разыграть сценку про Дахху-Из-«Вострушки», предугадав, что мы со «злодеем» объединимся в поисках альтернативы его убийству. Короче, она нас перехитрила. – Полынь высоко поднял стаканчик, признавая победу соперницы, и одним глотком его осушил.
– Так, поясните! – прервала Кадия. – При чем здесь драконы?
Дахху развел руками:
– В мироздании драконы отвечают за стабильность, как хранители – за энергию перемен. Все эти годы в Шолохе Марцела искала способ стать человеком и пришла к выводу, что именно драконья магия сможет навсегда закрепить за ней человеческую форму.
Снова Полынь перехватил нить объяснений:
– Если мы поможем Марцеле, то в обмен она объяснит королеве, что все перепутала: Дахху не самовольный изувер, а помощник Лиссая. Помощник верный, важный и потому, конечно, такой опасный, что тянет на злодея. А зачем Лиссаю помощник? Ну конечно же, за тем, что младший принц продолжает проворачивать свои непонятные, но очень впечатляющие дела по укреплению королевства. Так скажет Марцела. А я подтвержу информацию якобы вследствие своего независимого расследования. Получится обмен, выгодный для всех. В Шолохе будет нормальный советник; у королевы появится еще один повод для гордости сыном, Дахху обелят и даже сочтут «своим» среди придворных. И все было бы ничего, но… Для обряда, задуманного Марцелой, нужно что-то от настоящего дракона – глаз, сердце, селезенка, в конце концов. А мы с вами тогда ничего не попросили у ящеров.