– Как знать, как знать!.. – пропела эта поганка и тотчас ахнула, потому что я каким-то образом – сама не поняла как – вдруг подскочила к ней вплотную, поднырнув под лезвием, и замерла со своим клинком, блестящим у носа Кадии.
Мгновение тишины, а потом…
– Умница!!! – возопила на всю пустыню подруга, выбивая у меня меч, откидывая свой и обнимая меня так крепко, что я задохнулась. – Ааааа! Народ! Она меня победила! Это горе горькое способно за себя постоять, ура-а-а!
Вдалеке завыл испуганный шакал. Потом еще парочка – очень жалобно.
Ни одна мать этого мира, кажется, не радовалась так сильно за свое дитя на любом из его непростых жизненных этапов типа «поползти», «пойти» или «заговорить», как Кадия за меня в тот момент.
– А если я бы я тебя ранила… – прохрипела я, пытаясь одновременно найти хоть немного воздуха и отплеваться от волос подружки, – ты бы меня вообще сожрала от счастья?
– Да-а-а! А-а-а-а!!!!! Я гениальный препод! Она научилась! Боги, она научилась! Полынь, ты видел?!
– Видел-видел, – кивнул подошедший Ловчий. – Но у меня есть замечание.
Кадия наконец разжала руки и оттолкнула меня от себя в стиле: лети, малыш, во взрослую жизнь!
Взрослая жизнь, явленная в обличье одного конкретного детектива, цепко прищурилась:
– Почему ты воспринимаешь это как спорт, Тинави? Когда у тебя в руках меч – ты должна хотеть ранить.
– Но я не хочу ранить, Полынь. Я хочу нести свет, – пафосно пропыхтела я.
Нехватка кислорода всегда выбивает меня в философский жанр.
– Но иногда, чтобы нести свет, надо ранить.
Понятно – не меня одну!
– Кад, позволишь?.. – Не успел Внемлющий договорить, а мимо меня уже пролетел брошенный ему подружкой меч.
И, в свою очередь, не успела я сказать что-то на этот счет, как Ловчий замахнулся им и попер на меня, как чокнутый кошкоглавый ассасин – из тех, кого в комиксах рисуют с шестью руками, чтобы должным образом передать всю очумительную скорость их боя.
Я ойкнула, отпрянула, кое-как подобрала свой отброшенный клинок и прыгнула с ним за ближайшую скалу.
– Полынь, ты сдурел?! – крикнула я оттуда.
– Ты же хотела со мной потренироваться?
– Но не с бухты же барахты!
– Ты думаешь, Тишь тебя предупредит?.. – Вопрос прозвучал достаточно холодно и резонно, но мгновение спустя Полынь смилостивился и, вытянув свободную руку так, что было видно из моего убежища, сделал ей подманивающий жест. Многочисленные перстни блеснули в свете заходящего солнца. – Ладно, вылезай, малек. Не нападу, – дружелюбно произнес напарник.
Так дружелюбно, что стало ясно – лжет.
И действительно – стоило мне вылезти из-за камня, как он снова бросился на меня, пытаясь загнать обратно. На сей раз я в долгу не осталась – швырнула в него горсть песка.
– Воу-воу, полегче! – захлопала в ладоши Кадия, когда драка стала откровенно грязной – и невыносимо, до одури азартной. Во всяком случае, с моей стороны. От лагеря к нам потянулись любопытствующие Дахху и принц.
Впрочем, пока они обогнули озеро, все уже было кончено: Полынь разоружил меня и, прижав к себе спиной, недвусмысленно держал меч у моей шеи.
Ту-дух, – билась жилка у самой стали. – Ту-дух.
– …Ну и как? – хрипло спросила я, осторожно – лезвие было очень близко – оборачиваясь. – Хочешь ранить?
Глаза у Полыни были темными. Он помедлил мгновение, не отвечая. Посмотрел на Кадию, замершую поодаль с хитрой улыбкой, на меня, облизнувшую пересохшие губы. Потом усмехнулся и отпустил меня.
– Никогда, никогда не сдавайся, – нравоучительно велел Ловчий, покачивая клинком, как учительской указкой.
– А я и не собиралась, – фыркнула я, вновь подхватывая свой меч.
Дахху первый тем вечером стал демонстрировать талант художественного клевания носом. В его исполнении это было так заразительно, что один за другим все присутствующие подхватили эстафету и медленно, со сладострастными позевываниями, расползлись по гостевым домам.
И только я, как обычно, открыла в себе бездонный колодец бессонницы.
Лучше бы мудрости, а.
Решив не гасить костер, я молча сидела у медленно раскачивающейся чугунной чаши очага. Рисовала палочкой на песке схему Запретного Квартала Мудры, которую за день успела выучить не хуже любимых шолоховских карт, иногда задумчиво пялилась на звезды, хрустально-острые в темноте пустыни, и, что называется, предавалась размышлениям.
Увы, не таким веселым, как хотелось бы.
Что сейчас происходит с Мелисандром Кесом, жив ли он? А Ринда Шаграух? Неужели девчонку где-то там посвящают в Виры? Зачем весь этот обратный отсчет, удалось ли коллегам уже поймать террористов?
И все-таки – какой-такой божественной мощью теперь обладает Тишь?..
Мы всегда полагали, что только шестеро хранителей способны на чудеса, которыми в этом году промышляет бывшая Архимастер. Если эта гипотеза верна, значит, у Тишь теперь сила Теннета. Но откуда она взяла ее, если эта склянка должна быть у Авены, а Авена – в Хаосе?
Хорошо, давайте вспомним, что в Хаосе, помимо Авены, еще есть Карл. И Рэндом – который, минуточку, трикстер и вор.
Вдруг тогда в архиве Иноземного ведомства мне не почудился джокер с книгой? Может, Рэнди действительно был там, а значит – уже вернулся из Пустошей?
Вернулся, причем еще осенью – ведь «богиня» объявилась тогда, – и с какой-то радости отдал хранительскую магию тетке Полыни. Никого не предупредив. Ни с кем не поговорив. И сейчас игнорирует ситуацию, хотя его бывшие дружочки в нашем лице упрямо идут войной на его новую подружку в лице Тишь…
Нет, чего-то этой гипотезе определенно не хватает. Собственно, смысла.
– Не спится, Тинави? – голос принца Лиссая вырвал меня из размышлений. – Или вы решили, что нельзя упускать такой пейзаж?
– И то, и то, – отозвалась я, ладонью стирая свои рисунки. – А вот вы, ваше высочество, еще час назад изумительно зевали, насколько я помню. Что же пошло не так? Я думала, с вами делит подушку уже десятый, а то и одиннадцатый сон подряд.
– Увы. Нагрянувшие многообещающей толпой, в итоге эти сны не смогли решить, в каком порядке мне сниться, передрались и сбежали всем скопом. Я решил, что догонять их и уговаривать на что-либо – гораздо более скучный вариант, чем самому тоже отправиться на прогулку.
– В таком случае – добро пожаловать в мой клуб неспящих! – я приглашающим жестом обвела пустыню рукой.
Ищущий сел напротив меня. Потрескивало пламя, редкие искорки взмывали в воздух и долго кружились перед тем, как упасть на песок. Луна – невероятно огромная, красная, очень плотная и как будто бы близкая – дотянись, тронь рукой – величаво лежала на безмолвных барханах.
В противовес ей Лиссай казался каким-то нездешним, почти прозрачным. Серебристая бледность затягивала кожу принца, а руки, сложенные на коленях, покрывались мурашками от ледяного безветрия Тысячи Бед. Лис повернул голову, вероятно высматривая что-то на горизонте, – но мне чудилось, что он прислушивается к шелесту высокой травы Святилища.
По песку между нами ползла тень веток потусторонних деревьев… Наверное, теперь, куда бы ни пошел Лиссай, Святилище отправится вместе с ним. Вырастет вокруг него шепчущим туманным лесом. Утянет в свою глубину, будто в темную озерную воду.
Кое-что беспокоило меня. Я волновалась, но хотела задать принцу один вопрос.
– Лис… – негромко окликнула я. Он тотчас будто уши навострил. – В ночь своего возвращения вы сказали, что, попробовав путешествия один раз, уже невозможно остановиться. Значит ли это, что вы собираетесь снова уйти?
Под конец мой голос все-таки дрогнул.
Лиссай кивнул, будто ждал этого вопроса. Принц положил подбородок на руки, сцепленные замком, и посмотрел на меня исподлобья.
– Нет, – сказал он наконец. – Не собираюсь.
Я выдохнула, и от того, с каким неподдельным облегчением у меня это получилось, Ищущий рассмеялся. Он поднялся, обошел костер и сел рядом со мной так, что наши колени соприкоснулись.
– Я очень боялась услышать другой ответ, – призналась я.
Лис призрачно улыбнулся, глядя на языки пламени, пляшущие в костре.
– Знаете, Тинави, а ведь я всегда чувствовал себя лишним в Шолохе, – неожиданно сказал он. – С самого детства. Мне к-казалось, город принадлежит кому угодно – но не мне. Меня будто выталкивало. Чужак, изгой, сумасшедший – пусть и с королевским венцом на челе. Я не осознавал этого, но, думаю, в душе я был страшно обижен на всех вокруг и чертовски злился на то, что здесь меня не любили.
Он набрал в кулак песка и стал медленно пропускать его между пальцами, наблюдая за тем, как легкая поземка уносит песчинки вдаль.
– Но, пропав в другом мире, – продолжил принц, – я все равно хотел вернуться – как же иначе! Ведь здесь было так безопасно. – Он усмехнулся: – Здесь меня кормили, холили и лелеяли. Остаться одному было мучительно, настоящая пытка. Но постепенно я научился всему, чему должен был, и оказался по-настоящему свободен. В последние несколько месяцев я уже понимал, как в общих чертах устроены путешествия, и уже признал для себя, что они – моя истинная страсть. Когда дороги полны ветра, и вдали горит свет перемен, и всегда – вперед, вперед, не останавливаясь, с шепотом теней, поддерживающих шаг. Но при этом я понял еще кое-что… Вся эта свобода – весь этот масштаб, безграничность вселенной, магия, путешествия – не отменяет того, что я человек. И я хочу любить еще и что-то маленькое. Уютное, камерное, преходящее, что на контрасте становится даже ценнее. Такое хрупкое и мимолетное, что его никак нельзя упустить. И вот тогда я искренне захотел вернуться сюда, в Шолох, – сказал Лис. – И пока не хочу никуда уходить. Теперь уже не очень важно, любит ли этот город меня. Оказывается, его люблю я – и этого вполне достаточно.
Тихонько трещал костер. Над озером клубилась таинственная дымка. Мне казалось, я чувствовала, как от принца пахнет чужими мирами: дымом, кожей, кровью, металлом… И одновременно очень по-шолоховски – цветами, свежескошенной травой и бергамотом.