– Знаете, ваше высочество, – неожиданно протянул Дахху, – я вдруг понял, что лично я совсем не против, если по какому-то странному стечению обстоятельств следующим королем все же станете вы.
– Типун вам на язык! – отшатнулся Лиссай.
От него во все стороны тотчас брызнули тени Святилища, решившие исподволь заползти на принца, раз он так долго стоит на одном месте. Дахху сильно смутился из-за неудавшегося комплимента, пожал Ищущему руку и отошел к садовому фонтану – хотя бы немного умыться.
– Спасибо вам, Лис. Без вас бы сегодня все могло закончиться иначе, – сказала я принцу. – Ваше иномирное оружие – действительно опасная вещь. Надеюсь, оно нам нескоро еще пригодится.
– Это был последний патрон. А как я говорил в пустыне, я пока не планирую снова отправляться в путешествия. Хочется немного разобраться в теории. И вообще – побыть дома, – он улыбнулся.
В иные моменты улыбка у этого нового Лиссая, конечно, была просто наиопаснейшей. Не смотри, если не хочешь сердечного приступа.
– Так что будем справляться своими силами, – принц задумчиво посмотрел на звездное небо. – Наверное, и в Шолохе новые события не заставят себя ждать.
– Вы сейчас умудрились произнести это с такой надеждой, Лис…
Ищущий серебристо рассмеялся и поцеловал мне руку на прощанье. Мы пожелали друг другу добрых снов.
Легкой поступью, один раз оглянувшись, он пошел в сторону восточной аркады, и тени деревьев, не колеблясь, поплыли за ним.
Лис выглядел так чужеродно на фоне дворца, что никто бы и не подумал, что он принц. Бродяга, гость, путешественник…
Им он, впрочем, и был.
Я провожала Ищущего взглядом до тех пор, пока его силуэт окончательно не растворился в темном лабиринте сада, а потом присоединилась к Дахху у фонтана.
– Кадия лежит в Лазарете при дворце, а Полынь – в Лесном, Пятиречном, – я цокнула языком. – И что нам с этим делать? Разорваться?
– Давай я пойду к господину Внемлющему, а ты – к Кадии, – предложил Дахху.
И, увидев, как удивленно вытянулось мое лицо, совсем не по-дахховски громко расхохотался.
– Нервы, – пояснил друг, утирая выступившую от смеха слезу. – Давай, конечно, сделаем наоборот. Так логичнее.
– А мне уже начинает нравиться твое предложение. Представь, как они поразятся?..
Но все-таки мы сошлись на второй идее.
39. Птицы носились стаями
Бесконечный круг жизни – вперед, вперед,
Если вода в реке остановится – она загниет.
Целых четыре палаты в Лесном Лазарете были заняты нашими друзьями, которых Лиссай и Дахху выдернули из мертвого города перед тем, как отправиться во дворец.
Одна палата – для нюкты Ринды Шаграух, которая все-таки не захотела быть Стражем Света, когда Рэндом задал ей этот вопрос. Вторая – для Гординиуса Сая. Третья – для Мелисандра, который, будучи в общем и целом здоровым, просто жутко соскучившимся за время плена, мигом из нее сбежал. И четвертая – для Полыни.
Собственно, Мелисандр нашелся именно в ней: он сидел в одном из двух кресел, закинув ноги на прикроватную тумбочку и переставив ночник рядом с собой на подлокотник. Кес читал украденную со знахарского поста газету и сладко позевывал.
Сам Полынь спал на кровати, повернувшись на бок, уткнувшись носом в стену и натянув одеяло так, что ни праха не было видно, кроме его макушки с неизменными колокольчиками.
Приветственно хлопнув по ладони Мелисандра, я плюхнулась во второе, свободное кресло. Мы с Кесом долго болтали. Саусбериец оценил случившееся с ним приключение на десять баллов из десяти.
– А если бы у меня была роль побольше, поставил бы «бесконечность», – подмигнул Мел.
Постепенно он стал зевать все сочнее и протяжнее и наконец, не выдержав, отправился к себе. Я же накрылась пледом, взятым из пухленького комода, и продолжила свой караул.
За приоткрытым окном было видно сад Лазарета и окружающую его рощу деревьев ошши, мягко мерцающих в темноте. Оттуда воровато выбежало несколько крустов, похожих на связки глазастых палочек. Они, пригибаясь к земле, прискакали к лазаретным грядкам с целебными травами и, подло хихихикая и переговариваясь на своем булькающем языке, стали пакостно их раскапывать.
На порог Лазарета вышел целитель в шелковой белой тоге – погулять, посмотреть на луну, прийти в себя посреди ночного дежурства. Увидев это крустово безобразие, он подхватил длинную полу наряда и негодующе побежал спасать грядки. Лешие, вопя и отшвыриваясь шишками, умчались обратно в чащу, откуда еще долго обиженно что-то орали. Как всегда – у нас не город, а одно сплошное веселье!
В какой-то момент я задремала.
А проснулась оттого, что в меня прилетела подушка.
– Привет, – сказал Полынь, чьи глаза посверкивали из-под одеяла в полумраке предрассветной палаты.
– Привет, – улыбнулась я.
– Давно так сидишь?
– Не знаю. Судя по тому, как у меня затекла шея, – несколько часов.
– Затекшая шея!.. – ужаснулся он. – Вот это жертвы, малек.
– Сама в шоке. Как ты?
Ловчий закопошился, прислушиваясь к ощущениям, потом пожал плечами и сладко зевнул.
– Планирую поспать еще, если честно.
– Спи, – миролюбиво разрешила я, выключая забытый светильник.
Из темноты смущенно кашлянули.
– А может, вернешь подушку?
– Пф! И зачем же разбрасываться тем, что тебе еще нужно?
– Для тебя ничего не жалко.
– Тогда не верну!
Но когда я все-таки отнесла ему требуемое, Полынь откатился в угол кровати и похлопал по освободившемуся месту – такому широкому, что там мог без особых сложностей уснуть даже мастер Улиус, не то что я.
– Чтобы шея не затекала.
Сбросив обувь и укутавшись в свой плед, я свернулась в комочек рядом с напарником. Какое-то время мы просто молчали, прислушиваясь к пению ночных птиц за окном. Потом тихо, на грани беззвучия, – как будто нас мог подслушать кто-то, кроме бубнящих крустов, возобновивших свои гнусные делишки, – стали обсуждать случившееся.
Наша беседа покачивалась, будто на мягких волнах полночного Шепчущего моря: от невидимых в темноте улыбок ко взаимным подколкам и взрывам громкого хохота, от благодарностей к намекам, что «у меня получилось бы получше», от дружеской открытости к искрам игривого напряжения.
От шуток к печалям.
К прощанию. К горестям.
– Мне так жаль, что она умерла, Полынь.
– Мне тоже, Тинави. Мне тоже.
Ловчий вздохнул и потянулся, звякнув браслетами, которые целители, повинуясь дружескому совету Мелисандра Кеса, не стали с него снимать, а то, дескать, господин Внемлющий изволит гневаться.
За окном начался и закончился легкий весенний дождь. После него всю палату заполнил запах цветущего сада, к которому постепенно примешивались ароматы свежей выпечки и крепкого кофе – где-то там, вдалеке, оживали и распахивали двери первые кофейни. За деревьями ошши медленно выплывали атласно-малиновые шелка рассвета, звезды бледнели на высоком небе.
– Знаешь, я до пепла рад, что мы существуем, – под конец совсем тихонечко шепнул мне Полынь. – Думаю, мы делаем этот мир более интригующим местом.
– Ты – в первую очередь, – согласилась я, чувствуя, как остро и приятно от напарника пахнет мятой, древесиной и перцем.
– Нет. – Полынь осторожно убрал прядку волос с моего лица и подмигнул: – Все-таки ты.
Это была прекрасная ночь.
…И только целитель, нашедший нас утром в обнимку, отчего-то крайне негодовал.
Утро пятницы оказалось просто восхитительным. Свежее, звонкое, солнечное – весна вошла в самый красочный свой период, для полного счастья осталось только зацвести кустам жасмина, которые благоухают целых четыре месяца каждый год.
Дахху, Кадия и я сидели на ступеньках Иноземного ведомства, попивая липовый сбор от госпожи Пионии. Над головами у нас носились ласточки – достаточно высоко для того, чтобы мы могли не опасаться новых дождей.
Кадия, возбужденно размахивая берестяным стаканчиком, рассказывала о том, что его величество Сайнор предложил ей любую должность на ее вкус.
– И я решила: я хочу обратно к гномам! Я уже написала сегодня утром командору Груби даби Финну, и, хотя в ответном письме было некоторое количество непечатных комментариев на тему моих выкрутасов, глобально он рад. Так что – за триумфальное возвращение!
– А я ведь сразу говорила, что тебе надо просто спасти короля, – шутливо укорила я.
Кадия с готовностью отставила стаканчик на белые ступени и, экзальтированно воздев руки к небу, взвыла:
– О, великая и сиятельная, опаснейшая и жутчайшая, Луноликая и Звездорожденная, мудрость твоя не знает границ, простирается от моря до моря, и да как я посмела, грешница, усомниться в словах твоих пресвященных!..
Дахху только за голову схватился, увидев, сколько народа изумленно обернулось в нашу сторону. Я с хохотом заткнула Кадии рот ладонью.
– Перебарщиваешь, Солнцеподобная!..
– Я?! Никогда! Все, что в радость, – все в меру! – невнятно возмутилась подруга через мою ладонь.
Мы еще немного похохотали, а потом Смеющийся, чей шарф был таким длинным, что спускался на три ступени вниз, похвастался:
– Мне тоже предложили подарок. Госпожа Марцела хочет поблагодарить меня за помощь: сказала, чтобы я просил более или менее о чем угодно.
– М-м-м, более или менее – обожаю наших политиков! – повеселевшая Кадия сегодня явно была в ударе.
– И о чем же ты попросил? – полюбопытствовала я, приветственно кивнув еще парочке прошедших мимо коллег – сотрудники постепенно сползались в ведомство.
– Если я скажу, вы решите, что я сентиментальный идиот.
– Размечтался!
– Я серьезно.
– Не томи, Дахху!
– Я попросил ее узнать о возможности переводного экзамена для Гординиуса Сая. Он так давно хотел стать Шептуном. Вдруг теперь получится? Все равно он сейчас здесь, а не в Иджикаяне!
Мы торжественно сошлись на том, что Дахху не идиот, а лапочка, что весьма достойно. Хотя мы с Кадией, наверное, все-таки попросили бы что-то для себя.