Лозен опустилась на песок рядом с братом. Вскоре к ней присоединились Колченогий, Кайтеннай, Чато, Вызывающий Смех и еще несколько мужчин. Неподалеку вертелся пятилетний внук Колченогого Торрес. Викторио поманил мальчугана к себе. Когда тот подошел, вождь положил ему руку на голову.
— Нарекаю этого мальчика новым именем. Отныне мы будем звать его Кайвайкла — Груды Мертвых Врагов. — Викторио улыбнулся мальчугану: — Пусть это имя, сын мой, принесет тебе много побед и громкую славу.
Викторио, сначала приподнявшийся на локтях, чтобы благословить мальчика, снова опустился на землю. Кайвайкла с упрямым видом протиснулся между дедом и вождем, вызвав у воинов смех.
Колченогий испустил по струйке табачного дыма на все четыре стороны света, после чего заговорил:
— Многие из племени моей второй жены отправятся в место, уготованное им бледнолицыми.
Викторио глухо заворчал. Мескалеро были не первыми, кто решил оставить отряд, после того как синемундирники и следопыты стали то и дело наносить ощутимые удары. Многие индейцы искренне полагали, что синемундирники глупы, поэтому их не составит труда одолеть. Напрасно. Солдаты оказались умнее и опаснее, чем кто-либо из воинов мог предположить.
Из раза в раз отряд Викторио, приблизившись к очередному водоему, обнаруживал там засаду синемундирников. Из раза в раз апачам приходилось проскальзывать мимо, так и не пополнив запасы воды. Отряд постоянно вынужден был спасаться от преследования, и это выматывало людей. Их мучила жажда, одежда превратилась в лохмотья, а патроны подходили к концу. И вот теперь, после того как ушли мескалеро, у Викторио осталось меньше сотни воинов.
— Будем ждать. Убедимся, что нас отыскали все, кто выжил. Потом переберемся через реку и уйдем в Мексику.
Вождь не подозревал, что мексиканское правительство объявило награду в три тысячи долларов за его голову. Впрочем, даже если бы Викторио знал об этом, это вряд ли изменило бы положение. За его голову назначали награду и раньше.
— По дороге на юг украдем лошадей. Потом обменяем их на патроны, — произнес вождь.
Племяннице второй жены Колченогого следовало уйти вместе с мескалеро, но она осталась. Впрочем, к длительным переходам по песчаным и лавовым пустыням Северной Мексики она тоже была не готова. Она вышла замуж на Освобождающего и скоро должна была родить ему ребенка.
— Я останусь и помогу племяннице Широкой с ребенком, — сказала Лозен. — Провожу ее к мескалеро, а потом отыщу тебя.
Лишь Лозен да, может, еще и Колченогий заметили тень сомнения, промелькнувшую на лице Викторио. Только они и знали, как важно для вождя присутствие сестры.
— Мы можем встретиться с тобой в деревне Длинношеего, — предложил Викторио.
— А как насчет наших соплеменников, которые до сих пор остаются в Сан-Карлосе? — нахмурился Уа-син-тон.
Викторио кивнул на измотанных людей, уснувших там, где их сморила усталость:
— Вчера следопыты бледнолицых убили больше двадцати человек. Они преследуют нас, как гончие псы. Псы они и есть. Такая жизнь не подходит для старых, больных, детей и только что разродившихся женщин. Им не вынести тягот похода.
— Я отправляюсь в Сан-Карлос, — полыхнул взглядом Уа-син-тон, гневаясь на отца за решение бросить собственное племя. — А по дороге попытаюсь украсть как можно больше лошадей и мулов, чтобы отдать их тем, кого мы оставили там.
Уа-син-тон собирался в край, кишащий врагами, — затея безумная, все равно что лезть в логово гремучих змей, однако его решимость была понятна Лозен. Уа-син-тон стосковался по возлюбленной — дочери Марии. Лозен также знала, что с Уа-син-тоном отправятся в дорогу и некоторые другие молодые воины — те, кто скучал по своим девушкам или женам, хотел снова прижать к сердцу собственных детей.
Вдоль берега быстрой, широкой реки выстроились почти три сотни людей. Обильные дожди, выпавшие в горах на севере, наполнили русло водой, и теперь река полностью соответствовала своему названию — Браво, Необузданная.
Пока Освобождающий отвел в сторону Племянницу попрощаться, другие собрались вокруг Лозен, чтобы пожелать ей счастливого пути. Отъезд шаманки пугал их. Как они теперь без нее? Кто предупредит их о приближении врагов? Викторио терпеливо ждал, когда все слова будут сказаны.
На протяжении последних полутора лет брат с сестрой разлучались самое большее на день-два. За все это время они никогда ничего не предпринимали, предварительно не посовещавшись друг с другом.
— Да будем мы живы, чтобы встретиться снова. — Викторио приблизился к сестре последним.
— Да будем мы живы, чтобы встретиться снова, брат, — ответила она.
Лозен почувствовала, как загудело в костях и голове. Она сделала шаг назад и прислушалась к своим чувствам, а потом принялась вращаться вокруг себя. Наконец, обратившись лицом на запад, женщина замерла. Гул в голове был едва ощутим.
— Солдаты? — нахмурился Викторио.
— Они еще далеко.
— Пусть женщины с детьми переберутся через реку. Пока мы не вернемся, Глазастая будет за главную. Колченогий уже дал мальчикам наказ слушаться ее.
Викторио направился к своей лошади, которую Бросающий держал под уздцы. Вскочив на нее, вождь повел воинов на перехват отряда синемундирников.
Подойдя вплотную к берегу, женщины помолились об удаче при переправе. Затем они бросили в воду кусочки бирюзы, чтобы усмирить бурное течение, но при этом никто не хотел заходить в реку первым. Глазастая, впереди которой в седле сидел ее внучатый племянник Кайвайкла, попробовала пустить своего приземистого мерина вниз по крутому склону берега к воде, но конь заартачился.
Держа над головой карабин, Лозен поскакала к реке на своем рослом черном жеребце. Колонна всадниц расступилась, чтобы пропустить ее. Вороной чуть помедлил, но потом все же уверенно шагнул в воду. Женщина развернула его против течения, и он поплыл.
За ней последовала Глазастая. Те, кто шел пешком, держались за хвосты лошадей, и животные тянули людей через реку. Вскоре лошади добрались до мелководья и стали, отряхиваясь, выбираться на противоположный берег. Пока люди выжимали одежду и одеяла, Лозен передала Глазастой приказ Викторио. Затем она развернула копя и переправилась обратно. На берегу ее ждала Племянница, обеими руками обхватившая живот: В глазах у нее застыл ужас — выражение, которое Лозен уже видела у женщин, готовящихся впервые ©тать матерью.
— Живот тянет?
— Да.
Лозен поскакала с Племянницей вверх по течению к зарослям кустарника, обступившего гранитный выступ. Гул в ушах становился все сильнее, но теперь Лозен чувствовала, что враги приближаются с востока. Скорее всего, это еще один отряд бледнолицых. Она помогла беременной спешиться и захлопала одеялом на коней, чтобы те ускакали прочь.
Племянница легла на землю и, извиваясь, поползла в заросли. Лозен замела следы, следуя за ней. Обе затаились в расселине в скале. Племянница зажала ладонями рот, чтобы сдержать тяжелое дыхание и глухие стоны, рвавшиеся из горла.
Копыта солдатских коней прогрохотали так близко, что на Лозен и Племянницу посыпались камешки и грязь. Когда шаманка поняла, что враги скрылись из виду, она помогла Племяннице перебраться под нависающую над берегом скалу в окружении кустарника и вьюнов.
Лозен расстелила одеяло, и беременная встала на него на колени, упершись руками в скалу. Шаманка принялась массировать Племяннице живот, а та начала тужиться. Наконец появилась головка ребенка. Лозен подхватила младенца и опустила на одеяло, после чего ножом перерезала пуповину и перевязала ее. Оторвав кусок от своего одеяла, она завернула в него новорожденную девочку и понесла к реке обмыть.
Лозен кинула пыльцу на четыре стороны света, а потом, прижав ребенка к себе, пропела заговоры на крепкое здоровье и долгую жизнь. Закончив, она отдала новорожденную Племяннице, чтобы та ее покормила, а сама прополоскала одеяло, на котором происходили роды, и повесила его сушиться на кусте. Завернув в тряпицу пуповину и плаценту, Лозен закопала их под мескитовым деревом: как месктитовое дерево каждый год обновляется и кормит людей плодами, так и дитя вырастет и станет кормить свою родню.
Присев на бережке, Лозен принялась размышлять над тем, как поступить дальше. Запасов муки и вяленой оленины им с Племянницей хватит на три дня. Да, по дороге они могут добывать еду, но сейчас Племяннице потребуется больше плодов кактуса и ягод, ведь ей нужно кормить ребенка.
Лозен двинулась на разведку вдоль реки. Она шла, пока не наткнулась на звериную тропу. Женщина улеглась на валун, выступавший над тропой, и принялась ждать. Когда показались лонгхорны[118], явившиеся на водопой, Лозен разглядывала стадо, пока наконец не выбрала самую толстую корову. Когда та проходила мимо камня, на котором притаилась Лозен, женщина прыгнула животному на спину, плотно обхватив бока ногами, а рукой — шею. Корова попятилась и закрутилась, силясь стряхнуть наездницу, но Лозен ловко всадила ей кинжал через ухо прямо в мозг.
Сперва Лозен вскрыла животному брюхо и вырезала желудок — будет в чем возить с собой воду. Затем шаманка сняла часть шкуры и настрогала туда мяса — столько, сколько они с Племянницей смогут увезти. Пока длинные полоски говядины, развешанные на ветках кустов, вялились на жарком солнце, Племянница с Лозен сняли остатки шкуры и, как смогли, выдубили ее. Когда она высохла, женщины нарезали из нее кусочки, чтобы починить мокасины. Напевая под нос заговоры и молитвы, Лозен изготовила колыбель, пустив в дело побеги ивы, одеяло и ремни из шкуры.
Скрестив ноги, Лозен села напротив Племянницы и принялась смотреть, как та кормит ребенка в тени пало-верде.
— Я видела, что ниже по течению встали лагерем мексиканские солдаты. Переплыву через реку и уведу у них коня.
Племянница всеми силами попыталась скрыть смятение: — И надолго ты меня оставишь?
— Должна вернуться к утру. Даже если мексиканцы пустятся в погоню, они не станут перебираться за мной на эту сторону реки.