Ее терзали подозрения, что самые страшные опасения могут оказаться правдой. Душу сковал леденящий ужас. Лозен слезла с украденной мексиканской лошадки и повела ее в поводу по ивовой роще, где племя иногда вставало лагерем. Судя по всему, это место давно никто не посещал. Поводья задрожали у женщины в руках.
— Бабушка!
Она резко развернулась и вскинула карабин, прицелившись в силуэт, появившийся на вершине невысокого гребня. Лозен проследила взглядом за человеком, который заскользил вниз по крутому склону, увлекая за собой поток мелких камней, и узнала Кайтенная. Когда он оказался внизу, Лозен подбежала к нему и заключила в объятия.
— Энжу, — промолвил он, — хорошо.
«Да, — подумалось Лозен, — очень хорошо».
Кайтеннай сообщил, что пришел сюда искать выживших. Когда они с Лозен присели у реки, воин поведал ей о резне в Трес-Кастильос. Он не мог поминать в разговоре имена погибших, но женщина и без этого знала, о ком идет речь.
— Когда напали бледнолицые, меня не было в лагере: я отправился с воинами добывать патроны. Мы их украли немало, но когда вернулись, уже было поздно. Когда мы потом отыскали нантана Колченогого, он попросил меня взять с собой нескольких человек и позаботиться о погибших.
— Так Колченогий жив?
Кайтеннай улыбнулся по-мальчишески, совсем как в детстве, — словно на зеркальце упал солнечный лучик.
— Да кто сумеет убить старика?
— Многие выжили?
Кайтеннай принялся перечислять, и улыбка исчезла с его лица.
— Мы нашли почти семьдесят тел. Пропели над ними заговоры. Мексиканцы убили всех мальчиков старше девяти лет. С большинства сняли скальпы. Много трупов сожгли.
— А мой брат?
— Вокруг него лежали кучи врагов. Он вонзил себе нож в сердце. Рядом не было расселин для погребения, так что мы просто засыпали его тело грудой камней.
— И что собирается делать Колченогий?
— Мстить. — На лицо Кайтенная снова вернулась улыбка. — Он отправил вестников на север с просьбой присоединиться к нему. — Воин замолчал. Всю свою жизнь он обитал в стойбище Глазастой и слушал, как они с мужем добродушно подшучивают друг над другом. В их доме всегда царили радушие и веселье, словно ароматный дым от готовящейся снеди. Глазастая была ему как родная мать. — Первая жена Колченогого не вернулась, — промолвил он. — Думаем, они с племянницей попали в плен.
И Лозен, и Кайтеннай знали, что это означает. Мексиканцы считали старух бесполезными. Кому нужны такие рабыни? Поэтому их обычно убивали.
Возраст не знает пощады. Колченогого мучил артрит, и воин уже не мог без посторонней помощи взобраться на коня, но, оказавшись в седле, был способен скакать без остановки дни напролет. Никто из бледнолицых не смел вставать у него на пути.
Старый шаман больше никогда не поминал свою первую жену по имени. Колченогий демонстрировал скорбь иным образом. Они с Лозен провели обряд над ружьями, чтобы те не давали осечки. Они пропели заклятия, делающие воинов неуязвимыми для пуль. Они прочитали заговоры над патронами, которые добыл Кайтеннай.
Лозен присоединилась к отряду Колченогого, состоявшему из сорока воинов и сотни женщин, детей и стариков. Она сражалась с ними плечом к плечу, когда отряд принялся наводить ужас на южную часть Нью-Мексико. Но Колченогий не просто мстил: раз за разом он доказывал, что ни мексиканцам, ни американцам не смирить боевой дух апачей. «Если вы поверите, что вам всё под силу, — говорил он своим воинам, — так оно и будет на самом деле».
За полтора месяца спутники старого шамана преодолели больше полутора тысяч километров, а на хвосте у апачей было свыше тысячи солдат кавалерийских войск и две сотни добровольцев из народных дружин. Отряду приходилось больше десяти раз принимать бой, и почти всегда апачи выходили победителями. В отличие от бледнолицых, они не считали, сколько врагов убили, но все же они отправили на тот свет около пятидесяти солдат, старателей, погонщиков и пастухов, а ранили вдвое больше. Они жгли ранчо и резали скот, угнали свыше двухсот лошадей.
Всякий раз, когда апачей начинали нагонять измотанные подразделения Девятого кавалерийского полка, индейцы уходили от синемундирников по одному, по два в горы. Если солдаты оказывались слишком близко, отряд скрывался в Мексике, где американские войска уже не могли его достать.
Да, апачи несли потери, но не такие уж серьезные. Все понимали, что бледнолицым не удается разгромить отряд исключительно благодаря острому уму Колченогого и дару Лозен, чувствовавшей приближение врагов. «Если бы Бабушка была с нами в Трес-Кастильос, мексиканцы ни за что не убили бы ее брата и многих других», — говорили люди.
И вот теперь путь Колченогого, Лозен и их отряда снова лежал на север, в Аризону. Они свернули к западу, держась подальше от привычных троп, и направилась в местечко под названием Сибекью, в двух днях пути верхом от Сан-Карлоса. Мескалеро поведали о бывшем следопыте бледнолицых Грезящем, который собирался провести там особый ритуал.
Мескалеро уверяли, что Грезящему под силу изгнать из отчего края бледнолицых и вернуть земли апачам. Грезящий даже считал, что сможет вернуть индейцам трех великих вождей: Красные Рукава, Чейса и Викторио.
Затея Грезящего пугала. Доселе никто не пытался призвать дух после того, как он оставил тело. Впрочем, мескалеро говорили, что Грезящий обещает вернуть не призраков, а вождей во плоти.
Народ судачил об этом до середины ночи. А захотят ли покойные покидать Счастливый Край? Да, апачи отчаянно нуждаются в помощи павших вождей, но хватит ли этого, чтобы вернуть их к жизни? Колченогий вместе с остальными членами отряда пожелал увидеть обряд своими глазами.
Обрамленная деревьями речка Сибекью протекала через широкую зеленую долину, пестрящую кукурузными полями, персиковыми садами и зелеными лугами. Сейчас, когда на долину опустилась тьма, в ней мерцали мириады огней костров — тысячи людей встали здесь на ночлег, расположившись на склонах прилегающих к долине холмов. Неподалеку от стойбища Грезящего сотни ног танцующих апачей вытоптали землю. Люди выстроились в огромный круг. Внутри него по направлению к центру, словно в спице в колесе, протянулись вереницы апачей. В самом центре, воздев к небу руки, молился Грезящий. Танцующие под ритм барабанов двигались вперед-назад, тогда как Грезящий время от времени осыпал их пыльцой, которую черпал из корзины.
Лозен казалось, что еще чуть-чуть, и она взлетит, и дело было вовсе не в тисвине, кувшины с которым переходили из рук в руки. Просто Грезящий делился переполнявшей его силой с народом. Он с лихвой возвращал то, что люди давали ему. Кружась в танце, Лозен чувствовала знакомый жар и покалывание во всем теле — это бурлила в ней энергия, ниспосланная духами. Ей чудилось, что она поднялась в воздух и с высоты взирает на самое большое сборище апачей за всю историю существования ее народа.
Ласковый тихий голос Грезящего убедил представителей разных племен забыть былые обиды. Жители Белогорья и Сан-Карлоса, тонто, койотеро и липаны, добравшись до Сибекью, смешались с чирикауа и мескалеро, недни и бедонкое. Апачи, служившие в полиции Сан-Карлоса и отряде следопытов синемундирников, танцевали вместе с теми, на кого неоднократно вели охоту.
Изможденных, голодных, одуревших от горя грела надежда. Надежда на то, что шаман, обладающий невероятной колдовской силой, поможет изгнать бледнолицых из отчего края, после чего мир станет таким, каким его помнили и о каком рассказывали истории детям.
Лозен, словно в озере, купалась в собственных грезах и видениях. Волнами по ней прокатывали восторг и печаль. Слезы струились по щекам шаманки, но при этом она не могла удержаться от смеха. Когда небо над вершинами гор начало светлеть, Грезящий опустил руки, и барабаны умолкли. Тишина звоном отдалась в ушах Лозен. Сердце заходилось в груди, а волоски на шее встали дыбом.
Грезящий был очень невысокого роста — настолько, что, когда он двинулся через ряды танцоров, Лозен могла определить его местоположение только по расступавшимся людям, которые освобождали ему дорогу. В молчании апачи двинулись за шаманом, направившимся к холму с окутанными туманом склонами. Подозвав к себе Колченогого, Лозен, Локо, сына Кочиса Найче и сына Красных Рукавов Мангаса, шаман Грезящий велел остальным ждать, после чего проследовал к подножию холма.
Воздев руки, шаман затянул молитву, обращенную к Дарителю Жизни. У Лозен скрутило душу от страха и тоски по брату. А что, если у Грезящего получится вернуть ей Викторио? А что, если нет?
В тумане ближе к вершине холма постепенно начали проступать фигуры. Из земли стали подниматься призрачные силуэты Красных Рукавов и Чейса. Появились и кони — сперва головы, потом шеи, туловища и передние ноги. Наконец из тумана показались голова и широкие плечи Викторио. Лозен затрепетала от восторга и потянулась к брату.
Троица поднялась из земли уже до пояса. Показались и крупы лошадей. И вдруг фигуры стали погружаться обратно. Когда над их головами снова сомкнулись земля и туман, Лозен издала крик отчаяния.
— Вернитесь, — прошептала она, — вернитесь…
Когда приехал Рафи со следопытами, чтобы арестовать Грезящего, тот сидел у входа в шалаш своей жены и с невозмутим видом ел тушеное мясо, будто не ведая о грозящей ему опасности. Шаман поднял на прибывших столь спокойный взгляд, что в памяти Рафи всплыла Гефсимания[119].
Последователи Грезящего не отличались такой же кротостью. Стоило лейтенанту приказать следопытам взять шамана под стражу, по толпе из нескольких сотен апачей, которые наблюдали за происходящим со склона холма, прошел ропот ярости. Наконец отряд разведчиков двинулся в обратный путь. Впереди ехали лейтенант Том Круз и его следопыты-индейцы, взявшие в кольцо Грезящего. За ними следовали жена и сын шамана. В арьергарде скакали солдаты, по следу которых шли апачи.