Сестра потратила уйму времени и сил, чтобы изготовить шкуру, и очень хотела забрать ее с собой. Если оставить шкуру ребятам, они ее изотрут до дыр. Потом девушка вспомнила слова брата, говорившего, что настоящий вождь должен быть готов отдать своим соплеменником последнее. Кроме того, Бабушка любила ей повторять: «Все, что ты отдаешь, непременно вернется к тебе. Вернется обязательно — хотя ты, может быть, даже сама этого не поймешь». Сестра подтолкнула шкуру к Большеухому и вместе с двоюродным братом отправилась в лагерь.
Вызывающий Смех всегда относился к мнению других со здоровым скептицизмом; впрочем, даже если бы его беспокоила людская молва, он все равно мог позволить себе находиться в обществе девчонки. Он приходился ей перекрестным двоюродным братом[15], поскольку был сыном брата ее матери. Браки перекрестных двоюродных братьев и сестер воспрещались, и потому юноша и девушка могли оставаться друг с другом наедине, не навлекая на себя подозрений.
Когда Сестра добралась до типи и навесов, принадлежавших супруге ее брата, Текучая Вода принялась ее отчитывать, стараясь при этом не повышать голоса:
— Опять играла с мальчиками? Ты понимаешь, что про тебя станут люди говорить? Ты позоришь всю нашу семью.
— Внучка, — окликнула ее Бабушка из-под навеса, где обычно готовили еду, — намели еще муки. У нас гость.
Когда Сестра увидела, кто именно их навестил, она тут же поняла, почему Текучая Вода не стала на нее кричать. Чейс был вождем племени Высоких Утесов. Его имя означало «дуб», поскольку он был столь же могуч и крепок. Чейс отличался высоким ростом, и Сестра при виде ею была вынуждена признать, что красотой он не уступает ее брату. «Именно таким и должен быть вождь, — подумалось ей. — Он и защитит, и даст все необходимое».
Он привел свое племя, чтобы держать совет с Красными Красками о том, как отомстить бледнолицым за резню под Ханосом. Утренней Звезде шел двадцать пятый год, и он был в два раза младше Чейса, которому по традиции сейчас следовало сидеть у огня со старшими племени отца его жены, которого звали Красные Рукава. Вместо этого Чейс явился сюда и, устроившись у костра с Утренней Звездой, Локо и Колченогим, делился с ними табаком и обсуждал лошадей.
Одна из причин, в силу которых Чейс предпочел держаться подальше от лагеря Красных Рукавов, заключалась в том, что там сейчас находилась мать его супруги — третья жена главы племени. Чейс никогда не произносил вслух ее имени, называя ее так, как и полагается именовать тещу: Состарившаяся. По индейским обычаям, считалось приличным избегать встреч с матерью супруги. Кроме того, сегодня третья жена Красных Рукавов пребывала в дурном расположении духа, а в подобные моменты от нее лучше было держаться на расстоянии.
Красные Рукава взял ее в плен во время набега, когда она была тринадцатилетней красоткой. Ее мексиканское происхождение никого не волновало: главное, чтобы она согласилась стать третьей женой и не претендовала на большее. Но положение третьей или даже второй претило своенравной красотке, и вот уже сорок Дет между ней и первыми двумя женами Красных Рукавов полыхала вражда.
Сегодня с утра Состарившаяся помыла голову, обернула волосы вокруг камня, чтоб они быстрее просохли, и уснула. Пока она спала, кто-то навтыкал ей в волосы колючек. Рабыни-мексиканки выковыривали их полдня. О случившемся узнало все племя. Может, это сделала первая жена, может — вторая, хотя на самом деле сотворить злую шутку мог кто угодно, поскольку почти все женщины племени не любили Состарившуюся. Одним словом, Чейс совсем не напрасно избегал лагеря Красных Рукавов.
— Говорят, твоя сестренка здорово управляется с лошадями. — Чейс с улыбкой кивнул в сторону девчушки.
Сестра почувствовала, как краснеет от оказанного ей внимания, и поспешно склонила голову над жерновом.
— У нее колдовская власть над лошадьми, — заявил Колченогий.
— Ты бы ее видел на скачках в Ханосе, — добавил Локо. Пока Локо рассказывал о безумных скачках, Сестра ссыпала муку в миску из тыквы-горлянки, добавила туда оленьего жира, сухого крыжовника, кедровых орешков и воды. Слепив из непослушного теста небольшие лепешки, девушка разложила их на плоском камне, нагревавшемся среди углей.
— А на мою лошадь, сестричка, сможешь чары наложить? — спросил Чейс.
Сестра кинула вопросительный взгляд на брата. Тот выгнул бровь — возможно, его ничуть не меньше удивила просьба Чейса, обращенная к ней, к ребенку. Сестра открыла было рот, чтобы ответить, но тут из темноты донесся женский голос, за которым последовал вскрик юноши.
— Прочь с дороги, гаденыш! — взревела женщина.
Может, Сестре и показалось, но на краткий миг лицо Чейса исказила гримаса ужаса. Он вскочил, будто собираясь броситься наутек, но поздно: перед ним уже стояла Состарившаяся.
Когда Рафи, Авессалом и Цезарь добрались до шахт Санта-Риты, закатное солнце уже почти коснулось горизонта. Когда-то здесь находился мексиканский форпост, но тринадцать лет назад обитатели покинули его. После того как Штаты одержали победу над Мексикой, здешние земли отошли к американцам, и сюда перебралось несколько десятков старателей добывать серебро, залежи которого тут недавно обнаружили.
Выглядели старатели так, словно раньше добывали серебро грабежом и работа киркой для них в новинку. Мексиканцы, которых наняли американцы, по большей части были объявленными вне закона головорезами из Соноры и Чиуауа. Судя по их виду, они запросто могли лишить человека жизни за пару золотых коронок у него во рту. Приезжая сюда, Рафи всякий раз держал пистолеты наготове.
У заброшенной медной шахты Авессалом кивнул на прочный шест длиной метров в восемь с прибитыми к нему поперечинами:
— По этой лестнице батраки выбирались на поверхность?
— Не батраки, а рабы-апачи, — пояснил Рафи, придержав поводья. — Они трудились в шахтах стоя на коленях, а темнота там хоть глаз выколи. Рабы разбивали породу кирками, потом складывали ее в сумки и вытаскивали на своем горбу на поверхность.
— С такой лестницы, да еще и с грузом можно запросто сорваться, — заметил Авессалом.
— Так и срывались, только это никого не волновало. — Рафи тронул поводья, и фургон поехал снова. Гремели цепи, жалобно скрипели оси, заходились от лая псы старателей. Рафи пришлось повысить голос, чтобы Авессалом его услышал посреди этого шума. — Владельцы шахт всегда могли купить новых рабов-апачей в Чиуауа. Да и сейчас, кстати, могут. — Рафи остановил фургон у кузницы и позвал: — Роджерс!
Из хибары показался крепко сбитый парень с засученными рукавами, в заляпанном кожаном фартуке поверх шерстяных штанов. Голову он повязал красной косынкой, из-под которой местами, словно кустики в прерии, торчали слипшиеся от пота каштановые волосы. На вид здоровяку было не больше двадцати.
— Пойла привез, старина?
Виски на продажу у меня нет, — покачал головой Коллинз.
— Ну хоть подковы с чушками привез?
— Подковы и железо в фургоне. Скажи Хосе, чтобы распряг лошадей и дал им зерна.
— Пусть это сделает ниггер, — буркнул подмастерье кузнеца.
— У него есть чем заняться.
Цезарь подъехал к фургону и, когда из него показалась Пандора, помог ей устроиться на лошади за ним.
— Разрази меня гром. — Седрах Роджерс сплюнул ком жевательного табака. — Мало нам тут своих дикарей, так ты еще и новых с собой привозишь. И ниггеров.
— Я скоро вернусь. Разгрузи фургон. — Рафи оседлал рослого чалого мерина, которого звали Рыжим, и тронул поводья, показав жестом Цезарю, чтобы тот ехал рядом. За ними на серой кобыле проследовал Авессалом.
— Откуда он? — спросил Авессалом, кивнув в сторону кузни, когда они удалились на достаточное расстояние.
— Родом из Англии, а сюда приехал из Австралии.
— То есть он был каторжником?
— Думаю, да, — чуть склонил голову Рафи.
— И как он сюда добрался?
— Я не спрашивал.
Авессалом посмотрел на дробилку для сырой руды, которую они проезжали.
— Мексиканцам удалось хоть что-то заработать на здешних рудниках?
— Ежегодно монетный двор в Чиуауа получал отсюда двадцать тысяч вьюков медных чушек. Вьюк весит семьдесят кило. Вот и считай.
— Почему же тогда рудники забросили? — изумился Авессалом.
Рафи тяжело вздохнул — спутник успел замучить его вопросами.
— Апачи постарались. Совсем озверели, никак их было не унять.
— А из-за чего?
— Лет тринадцать назад командир отряда охотников за скальпами втерся в доверие к старому вождю племени Красных Красок Хуану Хосе. Охотники за головами напоили индейцев, и командир пальнул в них из пушки, заряженной гвоздями и железным ломом. Я слышал, он лично поджег запал сигарой. В труху людей перемолол. — Рафи уставился куда-то промеж ушей своей лошади. — Это был не просто жестокий поступок, но еще и очень глупый. После гибели вождя власть в племени унаследовал смутьян Мангас Колорадас; ему каким-то образом удалось избежать гибели в той жуткой попойке. Я бы сказал, умнее Мангаса у апачей вождя еще не бывало. И влиятельнее тоже.
— Мангас Колорадас вроде значит Красные Рукава? — чуть нахмурившись, уточнил Авессалом.
— Именно так. Он вырезал в этих местах всех белых, чтобы больше никто не осмелился повторить фокус с попойкой.
Молва утверждала, что Красные Рукава взял себе такое имя из-за алой рубашки, которую некогда носил, но Рафи считал иначе. Всякий раз, слыша об этом вожде, он представлял рукава его рубахи красными от крови виноватых и невиновных, павших от его руки.
Рафи посмотрел на американских старателей, которые трудились в поте лица. Отовсюду слышались стук топоров и удары молотов.
— Похоже, Красные Рукава решил забыть прежние обиды, — подытожил он.
Рафи, Авессалом и Цезарь, за спиной которого ехала Пандора, следовали по уводящей вверх в горы тропинке, с которой открывался вид на шахты. В воздухе стоял аромат кедров, по дну неглубоких ущелий среди ив и сейб бежали проворные ручьи. Щебетали птицы. Рафи всегда поражало, насколько горы отличаются от оставшейся позади них равнины. Они казались раем, а долина — адом, что находился совсем рядом.