Колченогий объявил, что Локо выиграл, и Красные Рукава, стянув с себя синий мундир, отдал его победителю. Вождь до этого уже успел проиграть последние две пуговицы, так что Локо при всем желании не мог застегнуть форму, и она свободно болталась на нем, частично прикрывая полами набедренную повязку. Поскольку несколько дней назад бледнолицые осыпали подарками воинов Красных Красок, новые одеяла и отрезы ситца, зеркала, ножи и рубахи то и дело меняли хозяев, переходя от проигравших к выигравшим в чанки. От некогда роскошного парадного мундира у Красных Рукавов теперь остался лишь эполет с золотой бахромой, болтающийся сзади на поясе.
Красные Рукава снова взял в руки шест, рассчитывая отыграться; но Зевающий встал на цыпочки, чтобы дотянуться до уха вождя, и что-то зашептал. Красные Рукава посмотрел на солнце, садящееся за вершину горы на западе, затем кинул преисполненный печали взгляд на мундир, рукава которого в этот момент закатывал Локо — иначе обшлага закрывали ему кончики пальцев.
Вождь тяжел© вздохнул. Зевающий говорил дело. Сегодня вечером на совете надо обсудить набег на Сонору, чтобы отомстить за убийство женщин и детей под Ханосом. К тому моменту, когда апачи покончат с трапезой, которую сейчас готовили жены Красных Рукавов, и рассядутся у костра, уже наступит поздний вечер.
Все знали, что Зевающий ждет не дождется, когда наступит время мести. Красные Рукава отправил его к союзникам с приглашением принять участие в совете. Позвали даже тех, кто не был членом племени Красных Красок. Зевающий пересек новую воображаемую линию, которую прочертили белые между землей апачей и Мексикой, и забрался высоко в горы, где жило племя Длинношеего. Потом он съездил к племени Чейса, что жило среди скал и призрачных утесов-колонн на западной стороне перевала Сомнений. Он навестил народ Тощего в Теплых Ключах. И куца бы Зевающий ни приезжал, он говорил лишь о мести.
Он женился на Алопэ в семнадцать — раньше, чем обзаводилось семьей подавляющее большинство. Он любил супругу и трех малюток-дочерей со всей горячностью юности. От резни под Ханосом больше всего пострадал именно он, и Красные Рукава решил, что именно Зевающий возглавит набег: благодаря неукротимой жажде мести он станет превосходным командиром. Эта жажда с лихвой перекрывала и его молодость, и неопытность, и нехватку мудрости, отличающей настоящего лидера. Правда, теперь вождю осталось убедить других воинов согласиться с его решением, но за тридцать лет, что Красные Рукава возглавлял племя, его приказы оспаривались редко: хватило бы пальцев одной руки, чтобы их перечесть, да и те не все оказались бы загнутыми.
Сперва Чейс должен был воскурить табак, по очереди повернувшись на все четыре священные стороны света — именно ему Красные Рукава оказал честь начать совет. Чейс потер кисет, зажав его между пальцами в знак того, что он пуст, и повернулся к своему младшему брату Койюндадо, сидевшему среди воинов чуть в стороне от него. По-испански его имя означало «привязанный к ярму», но индейцы, именуя подобным образом брата Чейса, имели в виду самого быка.
И Чейс, и его брат выделялись недюжинной физической силой, однако она у них была очень разной. Чейса отличала гибкость; его мощь казалась столь естественной, что практически не ощущалась. Чейс напоминал дуб, готовый выдержать любые удары жизни. Койюндадо был коренастым и более приземистым, чем старший брат. Над ответом на любой вопрос Бык размышлял дольше других, отчего прослыл тугодумом. И все же Чейс прислушивался к советам Койюндадо и редко куда-нибудь ходил без него.
Бык сунул пальцы в отворот мокасина и достал припрятанный там мешочек. Прежде чем открыть его, он ощупал содержимое. Изумление и досада промелькнули у него в глазах, исчезнув так быстро, что их заметили лишь те, кто хорошо знал Койюндадо. Выражение лица Чейса, внимательно следившего за братом, продолжало оставаться бесстрастным.
Все остальные терпеливо ждали. Бык обхватил мешочек толстыми пальцами, желая прикрыть странную угловатую выпуклость, явно не имеющую никакого отношения к табаку, после чего сунул в кисет другую руку. Пошевелив ею, он извлек щепоть табака. Убрав мешочек обратно в отворот мокасина, Бык насыпал табак на лист сумаха и свернул самокрутку.
Затем Койюндадо протянул ее Чейсу, который с торжественным видом принял самокрутку из рук брата. Никто из присутствующих даже не подал виду, что понял причину заминки, хотя многим доводилось слышать о скитаниях куриной лапы. Если верить байке, которую порой рассказывали у костра, дело обстояло следующим образом. Когда Чейсу было тринадцать, он подкинул петушиную лапу в миску с тушеным мясом Быку, которому шел восьмой год. Вместо того, чтобы устроить скандал, Бык притворился, будто даже не заметил выходки брата. Когда Чейс первый раз пошел в разведку, он обнаружил петушиную лапу у себя во фляге с водой. С той поры братья так и подкидывали лапу друг другу: то в одеяло, то в мокасин, то под седло, то привязывали к перьям боевого шлема. При этом оба делали вид, словно никакой лапы не существует.
После окончания ритуала, предшествовавшего совету, Красные Рукава приступил к обсуждению наболевшего вопроса. Американцы плели интриги, их действия приводили в замешательство буквально всех, вызывая раздражение индейцев. Если апачи согласятся на требования американцев, то не смогут отомстить за резню под Ханосом, что казалось немыслимым.
— Уа-син-тон заявляет то, Уа-син-тон заявляет это… — Утренняя Звезда окинул взглядом собравшихся. — Кто он вообще такой, этот Уа-син-тон?
— Может, самый могущественный вождь бледнолицых? — предположил Красные Рукава.
— Бледнолицые хотят отправить наших вождей в многодневный путь, чтобы навестить этого Уа-син-тона. Почему Уа-син-тон сам не приедет к нам?
— Может, он уже очень стар, — пожал плечами Локо. — Может, у него болят суставы всякий раз, когда он встает лагерем на новом месте.
— Почему американцы не дадут нам ружья, порох и патроны, чтобы мы убивали мексиканцев?
— Ник чему нам их ружья, — махнул рукой Зевающий. — Будем стрелять из них, станем зависеть от бледнолицых. Где мы возьмем новый порох и патроны? Только у них. Уж лучше наши луки.
Чейс, Бык, Утренняя Звезда и Колченогий, в отличие от Зевающего, были не прочь пошутить на совете. Однако глаза Зевающего под кустистыми насупленными бровями горели как угли, а острый нос и широкий тонкогубый рот придавали ему извечно свирепый вид.
— Американцы воевали с мексиканцами два года, — произнес Красные Рукава, задумавшись о минувших временах, что в последнее время происходило с ним чаще обычного. — Мы видели усеянные трупами поля. Пока шла война, койоты и стервятники жирели от мертвечины. Сколько мы уже воюем с мексиканцами, а? И за все это время мы убили их меньше, чем американцы за ту войну.
Собравшихся беспокоило еще кое-что очень важное. Колченогий заговорил об этом первым:
— Разве мы дети малые, чтобы какой-то американский полковник говорил нам, что можно, а что нельзя? Мы у себя дома. Это наша земля. Всякий раз, когда возникала надобность в лошадях или рабах, мы отправлялись в Мексику. Так издавна повелось. Мексика — наша вторая родина.
Красные Рукава повернулся к невысокому худому мужчине в наряде мексиканского крестьянина — белой рубахе и мешковатых белых штанах. Чтобы облачиться в эту одежду, Хуану Миресу пришлось снять набедренную повязку и мокасины, которые он носил с тех пор, как Красные Рукава похитил его в Мексике в возрасте девяти лет. Под видом селянина, желающего прикупить мулов для хозяйства, ему предстояло выяснить, куда солдаты увели пленных.
— У тебя есть все необходимое, сынок? — спросил Красные Рукава Хуана.
— Да, дядя.
Такого масштабного набега, как этот, никто не мог припомнить. Поскольку возглавить его, по настоянию Красных Рукавов, предстояло Зевающему, он, преисполненный уверенности, вел себя еще более властно, чем обычно. В своей речи он снова упомянул вероломство мексиканских солдат и долг всех воинов перед душами убитых под Ханосом.
Однако Зевающий допустил самую заурядную оплошность, проявив невежливость. Он столько говорил, что не дал другим задействовать воображение. Не оставив места мысли, он вынудил слушателей видеть перед внутренним взором то, что видел он сам. Талантливый оратор немногословен. Он говорит лишь самое необходимое — достаточное для того, чтобы слушатель силой собственной фантазии перенесся в то место, о котором идет речь, и увидел события, упомянутые рассказчиком.
— Я владею боевой магией, — объявил Зевающий с таким видом, будто присутствовавшие никогда прежде от него этого не слышали. — Той ночью у реки, после того как мексиканцы убили мою мать, мою жену и моих детей, духи пообещали мне, что пули меня брать не будут.
— Может, они тебе заодно пообещали, что сделают неуязвимыми от пуль всех нас? — спросил Колченогий так тихо, что Зевающий не услышал, зато сидевшие рядом с Колченогим чуть заметно усмехнулись.
Пока Зевающий говорил, Утренняя Звезда думал о своем. Он размышлял о невидимой линии, что прошла через горы, пустыни и реки, — линии, которую теперь мексиканцы не имели права пересекать. Что ж, это прекрасно. Значит, если перебраться за нее, спасаясь от погони, мексиканские уланы тебя не достанут.
Но можно ли доверять американцам? Утренняя Звезда считал, что этого лучше не делать. Американцы забрали себе много земли, которую мексиканцы считали своей. Если американцы проделали такое с мексиканцами, что им помешает отнять землю и у них, у индейцев?
Поначалу апачи считали, что бледнолицые с их веревками и шестами забавляются игрой вроде чанки, только для этой игры требуется поле размером во всю землю, принадлежащую индейцам. Когда люди узнали, зачем бледнолицым шесты, цепи и трубы-дальноглядки, то чуть животы не надорвали от смеха у костра. Бледнолицые решили, что им под силу измерить горы, пустыни и реки, подобно тому как женщина измеряет оленью шкуру, прикидывая, удастся ли выкроить рубашку или мокасины.