Что же до девушек, то они в очередной раз доказывали своим поведением, что многое можно выразить вообще без слов. К чему болтать, если можно стрельнуть глазками, будто невзначай взмахнуть рукой, тряхнуть волосами или вильнуть бедром?
Впрочем, Лозен и Одинокая не любили подобные уловки.
— Крадущий Любовь с тебя глаз не сводит, — заметила Одинокая.
— Почему?
— А сама как думаешь?
— Он гораздо старше меня.
— Я могу назвать по меньшей мере пятерых девиц, которые мечтают выйти за него замуж.
— Пусть выходят, я не против, — спокойно ответила Лозен.
— А вот и три из них.
Высокая, Чихающая и Узелок прошли мимо, взявшись под руки.
— Кто захочет брать в жены Порченую? — намеренно громко, чтобы услышала Одинокая, произнесла Высокая.
Подружки рассмеялись.
— Только какой-нибудь жирдяй, — предположила Узелок.
— Или урод с тремя парами лишних ушей.
— Бешдакада, нож и шило, — прошипела Одинокая самое страшное ругательство в языке их народа. Она сложила из пальцев дулю и показала ее обидчицам.
— Не обращай на них внимания, сестра, — бросила Лозен, прекрасно понимая, что такому совету непросто следовать.
Дело было не только в том, что Одинокой пользовался для своих утех Мануэль Армихо. У нее под Ханосом погибла вся семья, и теперь некому было готовить для нее праздник Женщины, Окрашенной Белым. Она уже достигла возраста вступления в брак, но получить статус невесты могла только после ритуала. Однако Лозен уже все решила: либо она примет участие в церемонии вместе с Одинокой, либо вообще не станет участвовать.
Мухи-в-Похлебке, направлявшийся к Лозен, встретился с ней взглядом, и девушка подняла руку в знак того, что приглашать его не собирается. Она не двинется с места, пока кто-нибудь не выразит желание потанцевать с Одинокой.
Фланирующей походкой к ним приблизился Вызывающий Смех. На отделанной бахромой накидке, которую он завязал узлом на груди, не висело ни одного боевого амулета. У него не было ни палочки для разведения огня, ни трубочки для питья, которые подручные обычно брали с собой, вступая на тропу войны. Вместо стрел у него из колчана торчали ошкуренные палочки, разрисованные дурацкими рожицами.
Лозен обожала своего непритязательного двоюродного брата, которому было чуждо честолюбие. Ее забавляла сложившаяся ситуация: сама она хочет вступить на тропу войны, но не может, а он совсем наоборот: может, но не хочет. Вызывающий Смех сетовал, что век отчаянных храбрецов краток.
— Разве ты не едешь в Мексику с остальными мужчинами? — спросила Лозен.
— Кто-то ведь должен остаться, чтобы защищать вас, женщин. — Он покосился на Одинокую, и та отвернулась, внезапно охваченная смущением. Вызывающий Смех не был ее родственником, и потому стоять с ним рядом считалось неподобающим поведением.
— Ты потанцуешь со мной?
Приглашая Одинокую, юноша нарушал обычай, но для Вызывающего Смех это было делом привычным.
Даже не посмотрев на него, Одинокая двинулась к кругу, образованному парочками. Юноша нагнал ее и, наклонившись, что-то сказал ей на ухо. Одинокая откинула голову и рассмеялась. Лозен не слышала смех двоюродной сестры с того дня, как ее похитили мексиканцы.
Краешком глаза Лозен заметила, что Крадущий Любовь двинулся к ней. Она отвернулась и подошла к тому месту, где стоял Говорливый. Со всей силы ткнув ему в плечо пальцем, она направилась к танцевальной площадке. Парень послушно пошел за Лозен, стараясь смотреть куда угодно, но только не на нее.
Говорливый нарядился для выхода на тропу войны. Это был его первый набег, да и шел он в него всего лишь подручным, но это его не смущало. Никто не помнил, чтобы прежде в поход уходило столько воинов. Говорливый на протяжении многих недель ошивался в стойбище Колченогого, выполнял все его поручения и отдал лучшего коня, чтобы Колченогий сделал ему боевой убор с перьями и прочитал над ним все нужные заклинания.
Говорливый даже упросил Лозен изготовить амулет, позволяющий заранее узнать о приближении врагов. Девушка некоторое время прикидывала, у кого из животных зрение острее. В итоге она взяла для амулета пух ястреба и позвонок пумы, чья шкура пошла на колчан ее брата. Чтобы украсить оберег, Лозен воспользовалась бирюзовой бусинкой. Затем она обратилась к духам с мольбой благословить дело ее рук. Вручая плод своих трудов Говорливому, Лозен предупредила: она очень старалась, но не обещает, что амулет сработает. Несмотря на ее слова, юноша расплатился с ней отличной оленьей шкурой — первой из десяти, которые требовались им с Одинокой, чтобы сшить наряды для церемонии.
Говорливый танцевал неплохо, но Лозен чувствовала, что он думает только о грядущем набеге, и очень завидовала парню.
Солнце еще не встало, но уже разгорался рассвет, расчертив линию горизонта алым. В полумраке рассветных сумерек то там, то здесь мелькали едва различимые силуэты воинов и их жен. Отовсюду до Лозен доносилось металлическое звяканье и еле слышный перестук ракушек каури. Мужчины одевались и собирали вещи. Мужчины уходили на войну.
— Мы решили не брать лошадей. Так мы оставим меньше следов врагам, если они пустятся за нами в погоню. — Утренняя Звезда наскоро чинил мокасин, пока Лозен укладывала последние свертки с жареной кукурузой, вяленой олениной и можжевеловыми ягодами. — Выезжай на Койоте почаще, а не то у него совсем испортится характер.
— Куда ему портиться? — тихо произнесла Текучая Вода с другого конца жилища, где баюкала Дочь. — Он и без того вечно сердитый и неприветливый.
Утренняя Звезда принялся наставлять Лозен дальше, хотя девушка уже давно выучила его приказы наизусть:
— Хворост держи в одном месте, иначе отгонишь от воинов удачу. Всякий раз, когда ешь, складывай кости кучкой, иначе наш отряд разделится в пути.
Брат сунул за пояс старый пистолет, который Лозен забрала у пьяного подмастерья кузнеца. Утренняя Звезда был одним из немногих, кто владел огнестрельным оружием. Он уже успел растратить весь порох и пули, но рассчитывал добыть боеприпасы по дороге.
Когда он вышел из жилища, Текучая Вода, держа на руках малышку, последовала за ним.
— Да будем мы живы, чтобы встретиться снова, — тихо сказала она супругу.
Лозен пришлось поторопиться, чтобы поспеть за Утренней Звездой, который быстрым шагом направился к скальному выступу под названием Всевидящий. На этом месте каждый из воинов и подручных наносил себе на лицо красно-коричневую полосу. Тощий повернулся к Лозен, удивив ее своей просьбой:
— Мужчины хотят, чтобы ты помолилась за них и спросила духов, нет ли поблизости врагов.
Собравшиеся не спускали глаз с девушки. Они увидели, как Лозен крестообразно насыпала себе на левую ладонь пыльцу, после чего подняла руки вверх над головой.
— Услышь меня, о Даритель Жизни, — нараспев произнесла она. — Стань путеводной звездой для этих мужчин. Пусть ничто не задержит их в дороге. Когда они встретятся с врагом, пусть их стрелы разят без промаха. Отведи от них пули злодеев. Пусть придут домой живыми и невредимыми и вернутся с честью.
Внезапный порыв ветра растрепал ей волосы, разметал золотистую пыльцу по бровям. Лозен медленно повернулась, затрепетала и открыла глаза:
— Поблизости нет никого, кто встанет у вас на пути. Мужчины один за другим принялись гуськом спускаться с утеса по тропе, огибающей крутой склон. Женщины вернулись к своим очагам, сонным голодным детям и повседневной работе. Лозен осталась ждать. Ей хотелось увидеть с утеса отряд, когда он достигнет равнины.
Воины шли на воссоединение с людьми Красных Рукавов. Затем им предстояло направиться на запад — к месту встречи с войском Чейса. После они собирались свернуть на юг, где их ждали мужчины племени Длинношеего. Зевающий тоже обещал привести мужчин из своего маленького племени. Собранные силы должны были выдвинуться к городу Ариспе в штате Сонора.
Мексиканец Хуан Мирес, некогда взятый мальчишкой в плен, присоединился к каравану, державшему путь через продуваемые всеми ветрами ущелья и перевалы Сьерра-Мадре. Погонщики скота, колесящие по Северной Мексике, знали, что почем и где кого искать. Хуан выведал у них, что часть пленников, захваченных под Ханосом, держат на положении рабов в Ариспе. С этими известиями Хуан вернулся к племени, и вот теперь он отправился со всеми остальными в набег, чтобы вершить месть.
С расположенного чуть выше выступа упал камешек. Он приземлился рядом с Лозен и покатился дальше вниз по склону. Девушка заметила Одинокую и спряталась за валуном, дожидаясь, когда та пройдет мимо, после чего кинула в сестру камешек.
Одинокая резко обернулась. Она надела ту же одежду, в которой была, когда трое бледнолицых вернули ее в племя: широкая юбка из хлопковой ткани и белая туника, перехваченная красным кушаком. Вместо мокасин она натянула соломенные сандалии. На поясе у нее висела наполненная водой бутыль из тыквы-горлянки.
Ты куда? — спросила Лозен.
— Хуан Мирес сказал мне, что встретил Эль-Гордо. Он возвращался из Соноры. Старый стервятник направляется в Месилью.
— Ты сама рассказывала, что с ним всегда охрана. Как ты его убьешь?
— Даритель Жизни подскажет. Не говори жене своего брата, что я ушла, пока я не уйду на достаточное расстояние, и уже никто не пустится за мной вдогонку.
Эль-Гордо, Жирдяй. Мануэль Армихо. Хитрая бестия. Самим фактом своего существования Эль-Гордо лишая Одинокую возможности быть счастливой. Он буквально сжирал все ее шансы на счастье, ел поедом, словно тучная мышь, забравшаяся зимой в запасы кукурузной муки. Она никогда не сможет стать Самой собой, покуда не убьет его. Если Одинокая вернется живой и невредимой, они с Лозен вместе примут участие в обряде Женщины, Окрашенной Белым.
— Да будем мы живы, чтобы встретиться снова, — промолвила Лозен.
Она проводила взглядом Одинокую, быстрым шагом спускавшуюся вниз по тропе. Фигурка сестры становилась все меньше и меньше. Лозен вытащила деревянную пробку из фляги, плеснула чуть-чуть воды на красную глину под ногами. Измазав в ней палец, она закрыла глаза и провела им себе по лицу, нарисовав линию, по которой всегда узнавали воинов племени Красных Красок.